Полет сокола - Уилбур Смит

— Золотой мухур! — возвестил аукционист. — Мой брат Камачо Перейра ставит золотой мухур, и я желаю ему удачи. — Он хихикнул. — Ну же, кто помешает моему братцу Камачо позабавиться с этой девкой?

Один из покупателей хлопнул Камачо по спине:

— Боже мой, и горяч же ты! За такие деньги я бы на нее не полез.

Камачо хищно расхохотался и подошел к краю помоста. Приподняв шляпу, он прошептал:

— Долго же мне пришлось ждать…

Трясясь от ненависти, Робин отпрянула назад, насколько позволяла цепь.

— Ну, — взывал аукционист, — кто даст больше золотого мухура за сладкую…

— Она моя! — отрезал Камачо. — Кончай торг.

Афонсу Перейра поднял руку с молотком, когда из толпы вдруг раздалось:

— Даю двойного орла, сэр! Двадцать американских долларов золотом.

Негромкий голос был отчетливо слышен каждому из собравшихся на площади. Впрочем, такой голос донесся бы с юта до верхушки грот‑мачты при восьмибалльном шторме. Робин вздрогнула, не веря своим ушам, и резко повернулась, качнув цепями. Этот ленивый протяжный говор запомнился ей на всю жизнь. Человек ступил в освещенный круг, и все головы повернулись к нему.

Улыбка застыла на лице Афонсу.

— Объявляй цену! — потребовал новый покупатель, на голову возвышаясь над толпой. Рядом с ним окружающие казались низкорослыми бродягами.

Афонсу замялся и кивнул.

— Двадцать долларов золотом, — мрачно произнес он. — Капитан Мунго Сент‑Джон с клипера «Гурон» дает двойного орла.

От потрясения у Робин подкосились ноги, но стоявший сзади надсмотрщик снова дернул цепь и заставил ее стоять прямо. Камачо Перейра резко развернулся, окидывая американца свирепым взглядом. Мунго Сент‑Джон ответил вежливой снисходительной улыбкой. Никогда прежде он не казался Робин таким красивым и грозным. Отблески костра играли на темных волнистых волосах, глаза с желтыми искорками уверенно, не дрогнув, смотрели в искаженное яростью лицо Камачо.

— Тысяча рупий, Камачо, — небрежно произнес он. — Можешь дать больше?

Португалец, скрипнув зубами, повернулся к брату.

— Одолжишь?

— Я никогда не даю в долг, — с усмешкой известил его Афонсу.

— Даже брату? — не отставал Камачо.

— Брату тем более, — ответил Афонсу — Отступись от девки, получишь дюжину получше ее по полсотни рупий за голову.

— Мне нужна она. — Камачо снова обернулся к Мунго Сент‑Джону: — Отдай мне ее! Это дело чести, понимаешь?

Он снял шляпу и отшвырнул прочь, в толпу, пригладил густые черные кудри и вытянул руки в стороны, разминая пальцы, словно фокусник в цирке.

— Моя новая ставка, — зловеще произнес он, — золотой мухур плюс десять дюймов толедской стали! — Нож в руке португальца, казалось, возник из воздуха, нацелившись в живот Мунго Сент‑Джона. — Проваливай, янки, пока мне не досталась и женщина, и твой золотой орел!

Толпа кровожадно взвыла и быстро расступилась, окружив соперников. Покупатели расталкивали друг друга, пробираясь в первые ряды, и шумно переговаривались.

— Ставлю сто рупий, что Мачито выпустит ему кишки!

— Идет!

С лица Мунго Сент‑Джона не сходила улыбка. Глядя на португальца, он вытянул правую руку. Из публики вынырнула огромная, похожая на жабу фигура с круглой и лысой, как пушечное ядро, головой. Проворно, как змея, Типпу протиснулся вперед и вложил нож в руку капитану, потом развязал свой вышитый кушак и вручил ему. С застывшей улыбкой Мунго обмотал кушак вокруг левой руки.

Робин не могла отвести глаз от его лица, но капитан ни разу не взглянул в ее сторону.

В этот миг в нем было что‑то божественное. Суровые классические черты, широкие плечи под белоснежной рубашкой, тонкая талия, перетянутая широким кожаным ремнем, сильные стройные ноги в темных брюках — казалось, он сошел прямо с Олимпа. Робин готова была молиться на этого человека.

Камачо стянул куртку, обмотал левую руку и сделал пробный выпад — серебристая сталь со свистом мелькнула в воздухе, как крылья стрекозы. При каждом ударе португалец слегка сгибал и разгибал колени, разминая мышцы перед схваткой. Легко ступая по глинистой площадке, он шагнул вперед, стараясь отвлечь и напугать противника обманными движениями ножа.

Лицо Мунго Сент‑Джона стало суровым и внимательным, как у математика, размышляющего над сложной задачей. Нож он держал низко, за левой рукой, обмотанной кушаком, и проворно разворачивался, не давая противнику зайти сзади. Робин невольно вспомнила ночь, когда он танцевал на балу в адмиралтействе: такой же высокий и изящный, экономный в движениях, в совершенстве владеющий своим телом.

Зрители притихли и вытянули шеи, ожидая первой крови. Камачо сделал новый выпад, и толпа взревела, как публика на корриде, когда на арену врывается бык. Мунго Сент‑Джон, едва заметно шевельнув бедрами, ушел от удара и снова развернулся лицом к португальцу.

Камачо продолжал атаковать. Американец дважды без видимых усилий уклонялся от ударов, но каждый раз немного отступал и в конце концов оказался вплотную прижатым к первому ряду зрителей, словно боксер, загнанный в угол ринга. Пользуясь преимуществом, Камачо шагнул вперед, и в тот же миг, как по заказу, из толпы высунулась нога в грубом сапоге.

Люди стояли слишком тесно, и никто не понял, кто это был, но подсечка сзади едва не сбила американца с ног. Чтобы не растянуться в грязи, Мунго неловко изогнулся, однако не успел он восстановить равновесие, как Камачо ударил его длинным блестящим клинком.

Робин вскрикнула. Хотя Мунго проворно отскочил, по белой рубашке расползлось алое пятно, словно роскошное бургундское вино по обеденной скатерти. Рука капитана дрогнула, нож упал в грязь.

Под яростный рев толпы португалец азартно рванулся вперед, как хорошо натасканный пес за подбитым фазаном. Сент‑Джон снова отскочил, зажимая рану и увертываясь от ножа противника. Новый удар Камачо пришелся по обмотанной кушаком левой руке. Лезвие рассекло вышитую ткань почти до самой кожи.

Перейра умело гнал американца к аукционному помосту. Почувствовав за спиной твердое дерево, Мунго вздрогнул, понимая, что попал в ловушку. Камачо ринулся на противника, целясь в живот, его губы хищно раздвинулись, показывая великолепные белые зубы. Капитан Сент‑Джон снова отразил нож защищенной рукой, а правой схватил нападавшего за запястье. Мужчины стояли вплотную, напирая друг на друга и покачиваясь взад‑вперед, их руки переплелись, как побеги лиан. От усилия из раны хлынула кровь, однако Мунго сумел постепенно развернуть руку португальца, так что острие ножа смотрело уже не в живот, а в ночное небо.