12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

— Каково? Забавно? Правда, ведь забавно?

Затем он осветил «Спасение утопающей» Ламбера.

Посреди обеденного стола, после трапезы, котенок, присев на задние лапки, с недоумением и беспокойством рассматривает муху, попавшую в стакан воды. Он уже поднял одну лапку, готовясь схватить муху быстрым движением. Но еще не решился, колеблется. Что-то он сделает?

Затем патрон показал «Урок» Детайля, изображающий солдата в казарме, обучающего пуделя бить в барабан. При этом он заметил:

— Остроумно!

Дюруа одобрительно смеялся и восхищался:

— Прелестно, прелестно, пре…

Он внезапно умолк, услыхав позади себя голос г-жи де Марель, которая только что вошла.

Патрон продолжал освещать картины, комментируя их.

Теперь он показывал акварель Мориса Лелуара «Препятствие». Она изображала портшез, которому преграждал путь бой двух уличных молодцов, дравшихся, как геркулесы. Из окошечка портшеза выглядывало очаровательное женское личико, смотревшее… смотревшее… без нетерпения, без страха, даже с некоторым восхищением на борьбу этих скотов.

Вальтер продолжал:

— У меня есть картины еще в других комнатах, но они принадлежат кисти менее знаменитых художников. Здесь — мой «Квадратный зал»[37]. Сейчас я покупаю произведений молодых, совсем молодых художников и держу их пока в задних комнатах, ожидая, когда авторы их прославятся.

Затем он произнес шепотом:

— Сейчас самый подходящий момент покупать картины. Художники подыхают с голоду. Они все сидят без гроша… без гроша…

Но Дюруа ничего не видел и слушал, не понимая. Г-жа де Марель была здесь, позади него. Что ему делать? Поклониться? А вдруг она отвернется от него или скажет ему какую-нибудь дерзость? Но если он не подойдет к ней, что подумают окружающие?

Он решил: «Во всяком случае, надо выиграть время». Он был так взволнован, что подумал даже, не притвориться ли ему больным и не уйти ли домой.

Осмотр картин был закончен. Патрон поставил лампу на место и пошел здороваться с новой гостьей, между тем как Дюруа, уже один, снова принялся рассматривать картины, точно он никак не мог насмотреться на них.

Он терял голову. Что ему делать? Он слышал голоса, отрывки разговора. Г-жа Форестье позвала его:

— Послушайте, господин Дюруа.

Он поспешил к ней. Она хотела его познакомить с одной своей приятельницей, которая устраивала бал и желала, чтобы об этом появилась заметка в хронике «Viе Française».

Он пробормотал:

— Непременно, сударыня, непременно.

Г-жа де Марель находилась теперь совсем близко от него. Он не осмеливался повернуться, чтобы уйти.

Вдруг ему показалось, что он сошел с ума, — она сказала громко:

— Здравствуйте, Милый друг! Что это, вы не хотите меня узнавать?

Он стремительно обернулся, она стояла перед ним, улыбаясь, глядя на него весело и приветливо. И протягивала ему руку.

Он взял ее, трепеща, опасаясь какой-нибудь хитрости или ловушки. Она прибавила искренно:

— Что с вами случилось? Вас совсем не видно.

Он залепетал, тщетно стараясь овладеть собой:

— У меня была масса дел, масса дел. Господин Вальтер возложил на меня новую обязанность, которая требует от меня бездны работы.

Продолжая прямо смотреть на него, причем во взгляде ее он не мог прочесть ничего, кроме расположения, она ответила:

— Я знаю, но это не основание забывать своих друзей.

Их разлучило появление толстой дамы, декольтированной, с красными руками, с красными щеками, одетой и причесанной с претензией на изящество; она ступала так грузно, что при каждом шаге чувствовалась увесистость ее ляжек.

Заметив, что ой оказывают большое внимание, Дюруа спросил у Г-жи Форестье:

— Кто эта особа?

— Виконтесса де Персемюр, подписывающаяся: «Белая лапка».

Он был поражен и едва удержался от того, чтобы не расхохотаться.

— Белая лапка! Белая лапка! А я-то представлял себе молодую женщину вроде вас! Так вот она какая, Белая лапка! Да, она недурна! Недурна!

Слуга, появившийся в дверях, возвестил:

— Кушать подано.

Обед был банален и весел. Это был один из тех обедов, на которых говорят обо всем и ни о чем. За столом Дюруа оказался между старшею некрасивою дочерью патрона Розой и г-жою де Марель. Соседство последней его несколько смущало, хотя у нее был очень непринужденный вид и она болтала со свойственным ей остроумием. Вначале он стеснялся, чувствовал себя неловко, неуверенно, словно музыкант, потерявший верный тон. Но мало— помалу уверенность вернулась к нему, и взгляды их, беспрестанно встречаясь, вопрошали друг друга и сливались с прежней, почти чувственной интимностью.

Вдруг он почувствовал, как что-то коснулось под столом его ноги. Он сделал осторожное движение и встретился с ногой соседки, не отстранившейся при этом прикосновении. В этот момент они не разговаривали друг с другом, обернувшись каждый к своему соседу по другую сторону.

Дюруа, с бьющимся сердцем, еще немного подвинул свое колено. Ему ответили легким пожатием. Тогда он понял, что их связь возобновится.

О чем они говорили потом? О пустяках. Но их губы дрожали всякий раз, когда они взглядывали друг на друга.

Молодой человек, желая все же быть любезным с дочерью своего патрона, время от времени обращался к ней с какой-нибудь фразой. Она отвечала так же, как ее мать, никогда не задумываясь над ответом.

По правую руку Вальтера с видом принцессы сидела виконтесса де Персемюр. Дюруа еле удерживался от смеха, глядя на нее; он тихонько спросил у г-жи де Марель:

— Вы знаете другую, ту, которая подписывается «Розовое домино?»

— Да, отлично знаю: баронессу Анвар?

— Та тоже в таком роде?

— Нет. Но такая же забавная, шестидесятилетняя старуха, сухая, как палка, с накладными буклями, со вставными зубами, — туалеты и суждения времен Реставрации…

— Где они выкопали этих литературных чудовищ?

— Обломки знати всегда встречают хороший прием в среде разбогатевших буржуа.

— И это единственная причина?

— Единственная.

Затем между патроном, обоими депутатами, Норбером де Варенном и Жаком Ривалем завязался политический спор, продолжавшийся вплоть до десерта.

Когда гости снова перешли в гостиную, Дюруа опять подошел к г-же де Марель и, заглянув ей в глаза, спросил:

— Вы позволите мне проводить вас сегодня?

— Нет.

— Почему?

— Потому что мой сосед Ларош-Матье отвозит меня домой каждый раз, как я здесь обедаю.

— Когда я вас увижу?

— Приходите завтра ко мне завтракать.