Русская Доктрина - Андрей Кобяков

Последствия недооценки вклада немонетарных генераторов инфляции в российскую инфляцию. Феномен кризиса ликвидности 90-х годов и его последствия

Антиинфляционная политика в России в период реформ (за исключением короткого периода работы правительства Примакова) осуществлялась исходя из негласного постулата, что инфляция имеет всегда или по преимуществу монетарное происхождение (то есть ее причина – избыток денег в обращении). В начале 90-х годов действительно был период, когда инфляция имела в основном монетарный характер. Ее причинами являлись – приход в Россию рублей, обращавшихся в бывших республиках СССР (вне РСФСР), кредитование частного сектора под отрицательный процент (меньший реального роста цен), эмиссионное финансирование бюджета. Однако уже в 1994 г. рублевая масса была сжата до уровня, далеко не обеспечивавшего нормальный уровень монетизации, возник кризис ликвидности.

Соответственно монетарные генераторы инфляции оказались выключенными. Тем не менее инфляцию не удалось погасить. Причина этого – в наличии мощных немонетарных инфляционных факторов, в числе которых: 1) ориентация незрелого предпринимательского сообщества на инфляционные модели экономического поведения (значение этого фактора было особенно велико в начале 90-х годов) и извлечение сверхприбыли; 2) дороговизна кредита; 3) аморфность и “атомарность” экономики (в отличие от насыщенной крупными корпорациями и ФПГ экономики развитых стран) и соответственно наличие относительно большего числа точек генерации первичных инфляционных импульсов; 4) политика повышения цен на услуги в неконкурентных секторах экономики (в том числе ЖКХ), на услуги систем образования и здравоохранения и продукцию ТЭК; 5) разрыв между курсом, исчисленным по паритету покупательной способности (ППС) рубля, и рыночным курсом в условиях высокого уровня либерализации системы внешней торговли и движения валюты.

Такой разрыв имеет следствием не только дороговизну в рублях продукции, импортируемой из развитых стран (в которых покупательная сила рубля примерно соответствует курсу), но и автоматически ведет к установлению внутренних цен на нефть и нефтепродукты на уровне, более высоком, чем средний уровень цен. Разрыв между рыночным курсом и курсом по ППС в начале текущего десятилетия примерно трехкратный. Соответственно, если производитель нефтепродуктов продает их на российском рынке по мировой долларовой цене, то он продает их по цене, в 3 раза превышающей средний уровень цен (положение на 2004 г.). В этой ситуации средний уровень цен автоматически проявляет тенденцию к росту, и коль скоро разрыв между номинальным и паритетным курсом рубля остается практически неизменным, то этот рост может продолжаться сколь угодно долго.

В этих условиях можно свести денежную массу почти к нулю, а рост цен будет продолжаться.

Нечто похожее имело место в 1994–1997 гг., когда Центробанк энергично боролся с немонетарной инфляцией монетарными средствами. Инфляцию побороть не удалось. Результатом же был острейший кризис ликвидности, огромная нехватка денег для сделок. Около половины продаж товаров и услуг оплачивались в середине 90-х годов бартером, взаимозачетами, СКВ или вовсе не оплачивались. Развитие банковской системы было парализовано нехваткой средств. Возник кризис просроченной задолженности, то есть экономика превратилась в экономику банкротов. И без того низкая склонность потенциальных или фактических банкротов к инвестициям снизилась еще больше. Возник острейший инвестиционный кризис.

Последствия кризиса ликвидности, поскольку он не только понижает склонность к инвестициям (как и инфляция), но и сверх того плодит банкротов, всегда более тяжелые, чем у инфляции. Именно поэтому кризис ликвидности практически никогда и нигде не допускается. А в России он был допущен. И в 90-е годы этот кризис нанес экономике России больший ущерб, чем любая инфляция.

Уже в 1994 г. рублевая масса была сжата до уровня, далеко не обеспечивавшего нормальный уровень монетизации, возник кризис ликвидности, который в 90-е годы нанес экономике России больший ущерб, чем любая инфляция. При этом продолжают действовать мощные немонетарные инфляционные факторы.

Подъем экономики России в 1999–2004 гг. прямо и непосредственно связан с постепенным изживанием кризиса ликвидности и ростом монетизации экономики.

Тем не менее борьба с фактически имеющей место сильной немонетарной инфляцией чисто монетарными средствами продолжается и, несомненно, наносит осязаемый ущерб. Экономика России все время балансирует на грани нехватки денег.

Решение проблемы немонетарной инфляции (10–15% в год) – в адаптации экономики к фоновому росту цен (в том числе за счет перехода на долгосрочное кредитование под реальный процент, с учетом фактической инфляции) и постепенном уменьшении активности системы немонетарных генераторов инфляции.

Последствия создания при приватизации собственности, характеризующейся низким ресурсом легитимности

Приватизация может создать как собственность, характеризующуюся значительным ресурсом легитимности, так и собственность, характеризующуюся низким ресурсом легитимности.

Для того чтобы приватизированная собственность обладала значительным ресурсом легитимности, необходимо соблюдение следующих условий:

1) реальное широкое общественное согласие в отношении проведения приватизации и ее границ;

2) приватизация не наносит ущерба имущественным и другим интересам населения государства;

3) приватизация осуществляется на принципе оплаты приватизируемого имущества по его реальной стоимости (а не по цене рынка, которая может значительно отличаться от реальной стоимости, например, в силу сложившегося соотношения спроса и предложения);

4) приватизация не наносит ущерба экономике.

Все перечисленные условия выполнялись при приватизации в развитых странах и КНР, и ни одно из них при проведении приватизации, по крайней мере крупных предприятий, в России не выполнялось.

Процесс раздела бывших советских активов, несмотря на разнообразие форм “приватизации”, по сути, сводился к одному: растаскиванию на составные части длинных хозяйственных производственных цепочек и комплексов. При этом все, что не подлежало быстрой реализации, деградировало и отмирало. На этом пути не формировалось и не могло сформироваться реального собственника, имеющего представление о реальном применении и о реальной цене своего актива. Это не собственники, а барахольщики, которым достались куски разобранного автомобиля – кому бампер, кому руль, кому бак. Такой собственник понятия не имеет, что ему делать с этим бампером, если не сдать его в лом.

Соответственно значительная часть приватизированной в России собственности характеризуется низким ресурсом легитимности и этим радикально отличается от аналогичной частной собственности в странах со “старыми” рыночными экономиками.

Аналогичным образом дело обстоит, к сожалению, не только в России, но и, например, в Украине, где значительная часть приватизированной собственности именно потому, что она обладает низким ресурсом легитимности, подвергается ренационализации с целью последующей переприватизации уже по справедливой цене.

Принципиальное значение имеет реакция рынка на ресурс легитимности, сопряженный с приватизированной собственностью. Если этот ресурс низок, рынок проявляет тенденцию оценивать эту собственность по крайне низкой цене (которая назначается с учетом возможности национализации, особого налогообложения и т. п.), то есть по цене на ворованное имущество. В этом и состоит одна из основных причин, по которым фондовый рынок оценивает российские корпоративные активы многократно ниже их реальной стоимости.

“Счастливые владельцы” приватизированных активов с низким ресурсом легитимности сплошь и рядом именно потому, что они сами смотрят на свою собственность как на ворованную, обычно эксплуатируют ее хищнически, на износ, стремясь получить от ее эксплуатации в максимально короткий срок максимальную прибыль. Источником их прибыли является не процесс эффективной эксплуатации приватизированного имущества, а сам акт приватизации.

Значительная часть приватизированной в России собственности характеризуется низким ресурсом легитимности. Именно поэтому рынок оценивает приватизированную российскую собственность по цене на ворованное имущество, а “счастливые владельцы” эксплуатируют ее хищнически, на износ, стремясь получить от ее эксплуатации в максимально короткий срок максимальную прибыль.

Соответственно приватизированные по российской модели активы сплошь и рядом выбывают в короткое время из строя. Этого бы, разумеется, не наблюдалось, если бы приватизированные активы приобретались за реальную стоимость, как, например, где-нибудь во Франции или в Великобритании.