История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951 - Говард Морли Сакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такое добрососедское взаимопонимание всегда проявлялось не только в отношениях между Абдаллахом и сионистами, но и прежде — в переговорах между евреями и братом Абдаллаха Фейсалом. В арабском мире это вызывало серьезное недовольство; позже начались прямые обвинения в “хашимитско-сионистском сговоре”. “Из всех арабских лидеров глава Хашимитской династии король Абдаллах особенно пришелся по душе сионистам, — писал иракский историк Мухаммед Удах. — По мнению ведущих сионистских авторов, одной из главных гарантий безопасности Израиля было то, что Абдаллах находился на иорданском троне”. Даже после бесед Тауфика-паши с Бевином и Абдаллаха с г-жой Меерсон еще не было уверенности в том, что Арабская лига примет решение о вооруженном вторжении в Палестину. Лишь позже, 26 апреля, когда вопрос об интервенции был почти решен, Абдаллах в интервью сделал следующее признание: “Все наши попытки найти мирное решение палестинского вопроса закончились неудачей. Нам остается одно — война. Для меня будет честью и счастьем спасти Палестину”.
Абдаллах не рассчитывал на завоевание всей Палестины — в легионе было не более 4500 солдат, могущих принять участие в боевых действиях. Однако он надеялся на известный успех, поскольку в его распоряжении была артиллерия, а большинство офицеров легиона были англичане. Кроме того, за два дня до британской эвакуации Арабская лига пообещала Аб-даллаху как главнокомандующему 3 млн фунтов. После того как стало ясно, что война в Палестине неизбежна, король решил использовать имеющиеся у него преимущества и опередить другие арабские государства. Свою позицию он изложил г-же Меерсон во время второй секретной встречи с нею в Аммане и мая. В сопровождении сефарда Эзры Данина, уроженца Палестины, г-жа Меерсон, переодевшись крестьянкой, совершила полное опасностей путешествие в столицу Трансиордании. Абдаллах убеждал свою гостью в том, что следует отложить провозглашение еврейского государства и согласиться вместо этого на неделимую Палестину с автономными еврейскими районами. Г-жа Меерсон заявила, что это невозможно. Тогда король с некоторым смущением сообщил, что был бы рад сдержать свое обещание и не вторгаться на еврейскую территорию, однако теперь он — “лишь один из пяти”, а потому “не имеет выбора и не может действовать иначе”.
В ходе беседы г-жа Меерсон напомнила Абдаллаху, что евреи — единственные его друзья. “Я это знаю, — ответил король, — и сомнений на этот счет у меня нет. Я знаю [других арабов] и их “добрые” намерения. Я твердо верю в то, что Божественное провидение возвратило вас — семитский народ, изгнанный в Европу и перенявший достижения европейского прогресса, — на семитский Восток, где есть нужда в ваших знаниях и инициативе… Но ситуация сложилась серьезная, и вам не следует торопиться, чтобы не допустить ошибок. Поэтому я призываю вас проявить терпение”. Г-жа Меерсон категорически заявила, что отложить провозглашение государства невозможно. “Мне очень жаль, — ответил Абдаллах. — Я сожалею о грядущем кровопролитии и разрушениях. Будем надеяться, что мы снова встретимся и наши отношения не пострадают. Если вы сочтете необходимым увидеться со мной во время военных действий, прошу вас, приезжайте сюда без колебаний”. Когда г-жа Меерсон и ее спутник возвращались в Палестину, они увидели, как вдалеке тянутся в направлении фронта иракские батальоны на тяжелых грузовиках и мощная полевая артиллерия.
Абдаллах принял решение вступить в войну не только потому, что хотел развеять подозрения своих арабских соседей, но и потому, что всей душой желал заполучить Иерусалим — город, занимающий особое место в мусульманской истории. И действительно, захватив эту почитаемую святыню, хашимитский король компенсировал бы тем самым потерю Мекки и Медины, отобранных у его отца Саудовской династией в 1925 г. Именно по этой причине Абдаллах выразил свое недовольство стратегическим планом Арабской лиги, согласно которому легион должен был действовать в Северной Палестине и Хайфе. Он приказал своим войскам сосредоточить усилия на захвате Иерусалима и окрестностей, а также тех районов Палестины, которые по резолюции ООН были предназначены арабскому государству. Интересно, что это решение вызвало упорные возражения со стороны командующего легионом генерала Глабба. Англичанин сомневался в успехе боевых действий в Иерусалиме. Евреи, подчеркивал он, прекрасно владеют тактикой уличного боя. Вступив в такие схватки, легион не сможет использовать свои преимущества в тактической подготовке и мобильности. “У нас недостаточно солдат и совсем нет резервов, мы не можем позволить себе идти врукопашную”, — настаивал Глабб, однако ему не удалось переубедить короля. Глабб настолько волновался из-за того, что ему придется вести сражение за Иерусалим, что, по его собственному рассказу, упал на колени и воскликнул: “О Господи! Мне не по плечу это дело. Молю Тебя, помоги мне!”
Однако, если Абдаллах проявил недальновидность, вступив в борьбу за Иерусалим, то Глабб тоже ошибался, переоценивая мощь еврейской обороны. Она была куда слабее, чем ему представлялось. Арабы контролировали все высоты в самом городе и вокруг Иерусалима. На этом участке фронта у них было 4500 солдат. У евреев было столько же бойцов, но почти безоружных. Половина сил Гаганы, была направлена на защиту поселений в Иудейских горах — эти войска были отрезаны от Иерусалима. Ортодоксальное еврейское население в Иерусалиме было довольно многочисленно, однако ортодоксы были настроены фаталистически и не собирались сопротивляться. Если бы Глабб в этот момент знал, в каком отчаянном положении находится противник, он без колебаний бросил бы на Иерусалим все свои силы.
Битва за Иерусалим
Первые недели наступления трансиорданских войск чуть не оказались роковыми для 85 тыс. евреев Святого города, положение которых усугублялось тем, что арабы блокировали дорогу, ведущую из Иерусалима к побережью. 19 мая Абдаллах бросил свои подразделения в Старый город, исторический центр Иерусалима, где
