История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951 - Говард Морли Сакер

они последовательно поддерживали мою политику… Я хотел продемонстрировать, что за внешнеполитический курс отвечает президент Соединенных Штатов, а не второй и третий эшелоны Государственного департамента”. Наконец, на решение о признании еврейского государства повлияло сочувствие президента к лишенному поддержки маленькому народу — это сочувствие проявилось и раньше, когда решалась проблема беженцев. Бен-Гурион, встретившийся с Трумэном через несколько лет, когда оба государственных деятеля еще занимали свои посты, рассказал следующее:

“Во время нашей последней встречи после очень интересной беседы, когда он уже собирался уходить, — это было в номере нью-йоркской гостиницы, — я сказал ему, что как иностранец не могу судить о том, какое место он займет в истории Америки, но что благодаря его помощи нам, благодаря его постоянному сочувствию нашим задачам в Израиле, его отважному решению незамедлительно признать наше новое государство и неуклонной поддержке в еврейской истории имя [Трумэна] сохранится навеки. Когда я сказал это, на глазах у него выступили слезы. Он попрощался со мной, но слезы эти еще не просохли. Мне редко приходилось видеть, чтобы человек был так растроган. Я попытался задержать его на несколько минут, чтобы он справился со своим волнением, — ведь я знал, что в коридоре гостиницы его ждут фотографы и журналисты. Он ушел. Чуть позже я тоже вышел. Ко мне подошел корреспондент и спросил: “Почему президент Трумэн плакал, когда уходил от вас?””

Если евреи были благодарны США за признание Израиля, то реакция арабского мира была, как легко догадаться, прямо противоположной. Арабские государства не скупились на угрозы и заявляли, что перекроют американцам доступ к нефти. Однако вскоре после провозглашения независимости Израиля, когда правление “Арамко” сообщило о том, что намерено проложить нефтепровод через Палестину к Средиземному морю, Египет поспешно предоставил компании юридические привилегии, а сирийское правительство поторопилось выдать лицензию на этот проект. Отношения “Арамко” с Саудовской Аравией также ничем не были омрачены. Летом 1948 г. длительные переговоры компании с Эр-Риядом о распределении доходов от продажи нефти наконец закончились к обоюдному удовольствию. Тогда же, в июле 1948 г., шейх Кувейта заявил, что передал “Америкэн Индепендент Ойл Компани” концессию на разведку и разработку в районах, принадлежащих этому государству в нейтральной зоне между Кувейтом и Саудовской Аравией. И тогда, и впоследствии на протяжении двадцати пяти лет, до октября 1973 г., нефть на Ближнем Востоке без каких-либо особых осложнений перекачивалась из принадлежавших американцам скважин к побережью Средиземного моря.

14 мая, в то время как Бен-Гурион оглашал Декларацию независимости, сэр Элан Кеннингем выехал из своей резиденции на одном из Иерусалимских холмов и не спеша направился в Хайфу. В порту он взошел на борт ожидавшего его крейсера “Эвриал” и отплыл на Кипр. Несколькими часами раньше в Лондоне военный министр Александер в коротком выступлении в палате общин сообщил о том, что Палестина больше не входит в Британское Содружество. За этим последовали дебаты, растянувшиеся на целый час. Вскоре после этого Министерство иностранных дел опубликовало официальное заявление о политике в Палестине, которое завершалось такими словами:

“Хотя Великобритания больше не несет ответственности за Палестину, правительство Его Величества искренне надеется, что обе стороны осознают те трагические последствия, к которым могут привести попытки силой захватить Палестину; что будет достигнут какой-то компромисс, удастся сохранить от уничтожения все то, что было сделано за последние тридцать лет, и народ Палестины, самостоятельно управляя своей страной, сможет жить в мире. Для этой цели правительство Его Величества по-прежнему готово оказать всевозможное содействие, однако не станет навязывать обоим народам неприемлемое для них решение”.

Это заявление было вызвано не столько стремлением оправдать ту роль, которую Великобритания сыграла в палестинской трагедии, сколько желанием сделать дружественный жест по отношению к арабскому миру. В это время уже стало очевидно, что при официальном нейтралитете Лондон, безусловно, склоняется на сторону палестинских арабов.

Несмотря на официальный стиль документа, слова о том, “что было сделано за последние тридцать лет”, имели под собой реальный смысл. Позже, когда страсти поостыли и раны затянулись, евреи не раз имели случай вспомнить, чем они обязаны Великобритании. Что ни говори, а возможность укрепиться в Палестине им дала Декларация Бальфура. На протяжении тридцати лет, за исключением последнего полугодия мандата, Палестина являлась членом Британского Содружества и в этом качестве могла рассчитывать на помощь английских армии и флота, которые защищали евреев не только от Роммеля, но и от муфтия. Кроме того, членство в Британском Содружестве давало колоссальное преимущество — возможность участия в торгово-финансовом стерлинговом блоке. Ишув имел в Англии практически неограниченный рынок сбыта цитрусовых, а в самой Палестине торговлю оживляло присутствие английского военного и гражданского персонала. Административная деятельность англичан в Палестине была на таком же высоком уровне, как и в Египте и Ираке, а юридическая система не уступала законодательству всех остальных государств Содружества. Столь значительные достижения заслуживали более достойного финала, чем тот, к которому привел страну Бевин.

За немногими исключениями, арабы рассчитывали на восстановление контроля в своей части Палестины, а возможно, и на большее — в том случае, если правительства соседних государств выполнят свое обещание и захватят всю страну. С другой стороны, судьба, ожидавшая евреев в случае вторжения пяти арабских армий в их только что созданную республику, стала бы тем последним ударом, которого сионисты ожидали на протяжении последних пяти-десяти лет. После Катастрофы европейского еврейства и трагедии перемещенных лиц ни один из руководителей Еврейского агентства — ни Вейцман, ни Бен-Гурион — не рассматривал самостоятельную государственность как категорически необходимую цель сионистов. Если они и думали о суверенитете, то в рамках Британского Содружества или под опекой ООН. Но судьба повернулась так, как нередко случалось в еврейской истории. Путь к цели всегда лежал через небывалую трагедию. Еврейский национализм возродился во второй половине XIX в., в тот момент, когда европейский антисемитизм принял новые и особенно опасные формы. Еврейский национальный очаг был создан в период, когда с большим запозданием начал набирать силы арабский национализм, до этого бывший самым слабым движением среди аналогичных в Оттоманской империи. После этого началась иммиграция — волна за волной, и благодаря сионистскому эксперименту возникла жизнеспособная община, которая состояла большей частью из отверженных, нищих изгнанников, бежавших в период между двумя войнами из Европы, отравленной ядом юдофобии. Когда же европейские евреи наконец осознали, что Палестина — последнее их убежище, двери в нее закрылись, и над еврейством нависла смертельная угроза. Даже резолюция ООН о разделе Палестины в лучшем случае казалась результатом не характерных для западного мира угрызений совести — ведь ее гуманизм не заходил настолько далеко, чтобы обеспечить безопасность обоим