Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер

любопытные прохожие смотрели с интересом, а от остальных, неприязненно отводили взгляд.

Эмэри потерял благодушный вид. Он одевался так, чтобы не выделяться из толпы, но иногда ему устраивали провокации, за которыми следовали повестки в суд и попытки выудить деньги. Он уже давно не оставался с незнакомыми женщинами наедине ни по каким вопросам, чтобы после не получить обвинение в домогательстве. Любые выпады женщин он воспринимал в штыки, и сейчас расценивал экзальтированную посетительницу как провокаторшу.

— Позор позволять думать ему, что вы нуждаетесь в опеке! Хватит унижать женщин! — вертя головой во все стороны, выкрикивала возмутительница спокойствия.

Катя взяла салфетку, которую сняла с пустой тарелки, поднялась и, приняв высокомерно — стервозный вид, глядя в упор на крикунью, произнесла:

— Не позволю себя оскорблять, — и обидно кинула салфетку ей в лицо, как, бывало, ссорившиеся рыцари могли кинуть железную перчатку, норовя подбить глаз.

В зале загудели. Никто не ожидал, что вместо словесной перебранки девушки столь стремительно перейдут к драке. Но дальнейшее их удивило ещё больше. После того, как активистка, возмущённо раскрыв глаза, сделала первый шаг к строгой молодой женщине, и остановилась, пробегаясь взглядом по столикам, чтобы захватить у кого-нибудь наполненный водой бокал и вылить его на обидчицу, она увидела протянутую руку.

— Ваша визитка, — потребовала Катерина и угрожающе подалась вперёд, становясь вплотную к девушке.

— Что?! — отодвинулась та.

— Я не оставлю без последствий хамское поведение. Либо вы неадекватны и пусть это признают врачи, закрывая для вас доступ в общественные места, особенно где есть дети, либо вы заплатите за своё вмешательство в мою жизнь.

— Ненормальная! — срываясь на обидчивые ноты, воскликнула активная француженка. — Я же за права женщин! Нельзя позволять им считать нас ниже себя! — девушка обращалась ко всем посетителям, понемногу пятясь от Катерины. Её взгляд действовал ей на нервы и если кто неадекватный, то это она. Сразу видно, что бешеная! Угораздило же нарваться!

— Месье, — обратился Эмэри к администратору, — у вас ресторан или общественнополитическая арена?

Администратор начал выводить активистку из зала, но в этом образе она уже чувствовала себя как рыба в воде. Поддавшись мужчине ровно настолько, чтобы очутиться подальше от мадам с тяжёлым взглядом, она всё же выкрикнула пару раз, что все мужчины — хитрые угнетатели и испортила обед нескольким парам, набедокурив с водою.

Катерина знала, что во французском «человек» — это мужчина, а не как в русском «мужчина» и «женщина», что очень обижает местных дам. А ещё, целое столетие крича о своих правах, француженки всё больше вешают на свои шеи обязанности, оставаясь в проигрыше, но это их проблемы. А вот ненавистные ими русские большевики с барского плеча наградили женщин сразу всеми правами, только… ну это уже история и жизнь — жестянка.

Катя, вернувшись взглядом к Эмэри, чуть склонила голову набок и, внутренне ощущая его сомнения, покаянно произнесла:

— Вы себе не представляете, как я наслаждаюсь вашим вниманием! Это крайне эгоистично с моей стороны: купаться в вашей заботе, не обещая ничего взамен, но я не в силах отказаться от этого.

Он чуть улыбнулся, но ответил не сразу. Взял меню, потом отложил и, разглядывая её, словно в первый раз, всё же высказался:

— Я очень рад, что моё желание оберегать вас не вызывает у вас отторжения. Я — продукт современного общества, и умею эксплуатировать женщин наравне с мужчинами, но иногда буквально на уровне инстинктов умиляешься малышкам в платьицах, желаешь видеть в девушках мягкость и нежность, некоторую зависимость от сильного и умного меня. — Эмэри усмехнулся, показывая, что высказывание на его счёт стоит воспринимать с иронией. — Моё финансовое положение очень быстро избавило меня от многих иллюзий, и я давно уже контролирую свои мужские инстинкты защиты, которыми умело попользовались ушлые красавицы с невинным взглядом, но вы…

— Если вы перейдёте границы, то я вам дам знать, и это будет только наше личное дело. Никаких судов, никаких третьих лиц, только вы и я.

Эмэри кивнул, показывая, что готов верить и, словно сбросив с плеч грустный настрой, он воскликнул:

— Вы так ловко пригрозили той деятельной мадам!

Катя подумала, как ужасно звучит «мадам» по отношению к девушке, но это очередное достижение француженок. Слово мадемуазель исчезло из обихода, что, кстати, очень огорчило её маму. Ей нравилось, когда кто-то игриво обращался к ней «мадемуазель».

— В прошлой жизни за то, что не в меру активная мадам позволила здесь себе, — тихо произнесла Катерина, — была бы строга наказана прежде всего своими родителями, скорее всего, её выпороли бы, а сейчас я рада, что всё можно решить довольно мирно. Её наивные убеждения не затронули меня, и поездка в суд стала бы мне развлечением. Девушка просто не понимает, чего требует, в отличие, скажем, от первых женщин-феминисток. Вот те дамы были достойны уважения и преклонения хотя бы за то, что очень сильно рисковали. А в России без всяких феминисток женщины долгое время работали наравне с мужчинами, а чаще выполняли и значительно более тяжёлую работу. Наелись досыта таким пониманием равенства! Сейчас, уж простите, женщины балованы как никогда, и терять это превосходство просто глупо.

— Вы интересно рассуждаете, но многие с вами не согласятся.

— У всех разные ситуации, но здесь, во Франции впору уже жалеть мужчин. Вы видели, как они испугались этой ненормальной? Ребята ничего не смогли сделать, чтобы защититься от неё. А как её выставлял администратор? Он же прятал руки за спиной, лишь бы не касаться её, потому что боялся обвинений, начиная от попыток изнасиловать до ущемления прав, а ведь это частное заведение, и он имеет право выставить любого.

Они замолчали, выбирая себе еду и сделав заказ, продолжили личный разговор.

— Катя, я не жду от вас какой-то особой лояльности в обмен на мой интерес… точнее, я надеюсь, но не хочу торопить вас. Нас с вами сейчас связывает история, и это уже не мало, но если вы сегодня вечером сходите со мною в оперу, то я буду счастлив.

— Опера? Сегодня? Я с радостью! Вы не представляете, как мне этого не хватало, и я уже собиралась сама купить билеты…

— Вы только скажите, что вам желательно — и мы везде побываем, — прервал он её, смотря с надеждой.

— Я соскучилась по всему! Знаете, раньше я редко куда-то выбиралась. Один раз в год в театр, пару раз на выставки и не испытывала тяги к искусству. Детских развлекательных занятий мне хватало. К тому всё было как бы рядом, доступно, и казалось, это будет вечно, а теперь я дорожу