Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин

— в Дании. К немалому удивлению читателя, саги ничего не сообщают об опустошительных набегах норманнов на побережья Западной Европы в VIII–XI веках, то есть о собственно «эпохе викингов», главными действующими лицами которой были даны и отчасти шведы, а также их соседи на островах и на южном побережье Балтики — фризы и венды.

Норвежцы выступили на историческую арену Европы значительно позднее, им не нашлось места для подвигов на материке, охраняемом теперь осевшими на его берегах северными захватчиками. Норвежцам оставался открыт только океан. И — память о родине, с которой их связывала и сага, и родственные узы.

Вот почему мне казалось, что при всей свободе вымысла в речах персонажей, при достаточной свободной компоновке фактического материала историческая сага должна сохранить не только свой сюжетный стержень, но и систему географических ориентиров, переходивших из повествования в повествование. В первую очередь это касалось Исландии, где была известна история каждого возделанного участка земли, начиная от первого его хозяина, Норвегии, с землей которой, ее реками, озерами, островами и фиордами, была связана кровная история исландских родов, и Швеции, где жили друзья, родственники и приятели исландцев. Своеобразная сетка географических координат должна была быть единой для всего этого северного региона, на котором, как на некой исторической сцене, разворачивалось действие королевских саг…

По мере того как я погружался в своеобразный, ни на что другое не похожий, завораживающий мир саги, где читателя поражал сильный и лаконичный язык древних исландцев, их удивительное литературное мастерство, умение создать высокий накал страстей, поддерживая напряженную динамику действия, сравнимую разве что с лучшими образцами современного детективного жанра, я все более утверждался в небесполезности попыток вычленить из текста саг, знающих «страну бьярмов», некий географический комплекс сведений о местоположении этой страны.

Своего рода устойчивый стереотип представлений, ставший традиционным при определении пути героя.

Конечно, получить это было непросто. Представления исландцев о странах, лежащих за пределами района их обычного плавания, оставляли желать лучшего. В этом отношении королевские саги не отличались от «саг об исландцах». Впрочем, ведь и авторами их были часто одни и те же люди! Что касается «лживых» саг, то они были наполнены таким же безбрежным вымыслом, как восточные сказки.

Все, что оказывалось за пределами Вика, как скандинавы называли современный Бохус, переходящий в Осло-фьорд — обширный залив, отделяющий Норвегию от Швеции и состоящий фактически из двух проливов, Каттегат и Скагеррак, — смешивалось ими воедино, будь то «земля вендов», «земля русов», «земля великанов», «восточные страны», «Великая Скифия», «Греция», «страна городов» и так далее. Но в этой путанице и мешанине при желании можно было увидеть начатки некой системы. Не только в королевской, но и в «лживой» саге отправная точка, откуда герой пускается в плавание, и первоначальное направление его пути всегда документально точны. Викинги отплывали отнюдь не в «тридесятое царство, неведомое государство», а по совершенно конкретному направлению, по которому читатели или слушатели саги в случае нужды могли послать вслед за ними курьера, чтобы привезти точную реляцию об их подвигах.

Было здесь и другое. Постепенно у меня крепло ощущение, что, несмотря на расплывчатость пути в «страну бьярмов», создатели саг и их слушатели прекрасно знали, где эта самая страна находится. Знание это было настолько распространено, что не требовало комментария. Авторы саг, щедрые на мельчайшие подробности, если только они играют роль в развитии сюжета, — произнесенное слово, описание одежды, какого-либо предмета, — становились скупы и немногословны в тех случаях, когда современный писатель не удержался бы от пространных отступлений. В сагах нет описания раздумий и переживаний героев, потому что о них могли знать только сами герои, а они об этом никому не рассказывали. Долгое путешествие, даже насыщенное приключениями, совершенно выпадает из повествования, если ни одно из событий не имеет последствий в будущем. По той же причине единственным, пожалуй, пространственным пейзажем, прямо не связанным с действием, остается описание Финмарка в саге об Эгиле — одной из лучших саг, авторство которой приписывается преданием тому же Снорри Стурлусону, создавшему в начале XIII века классический сборник королевских саг, известный под названием «Хеймскрингла», то есть «Круг земной».

Отсутствие подробностей в рассказах о поездках в «страну бьярмов» могло иметь две причины: или исландцы имели о ней столь смутное представление, что не рисковали пускаться в описания, или же путь в нее был настолько известен, что можно было о нем не говорить. Отправился человек за деньгами и славой в «страну бьярмов» — и все понятно!

Тогда мне и пришла мысль использовать именно этот консерватизм саг. Собрать по крупицам разбросанные в текстах упоминания, заставив самих древних исландцев показать путь, которым они туда плыли. Важным оказывалось тут все, начиная от представлений скандинавов о бьярмах и кончая приметами их страны, теми ее географическими признаками, которые могли позволить определить ее широтное и климатическое положение…

Первым моим помощником и проводником по географии саг был уже названный мною Снорри Стурлусон, создатель «Младшей Эдды» и «Хеймскринглы». Он родился в 1179 году в западной Исландии, воспитывался у знатного исландца Иона Лофтссона, который был внуком не только норвежского короля, но и знаменитого исландского ученого и писателя Сэмунда Мудрого. Женившись на богатой невесте, Снорри переехал к ней в Борг, где за двести с лишним лет до этого жил один из самых знаменитых исландских скальдов Эгиль Скаллагримссон, а позднее столь же известный Эйнар Скуласон. Дальнейшая жизнь Снорри наполнена множеством событий. У него было много детей от разных женщин, а последняя жена Снорри сделала его самым богатым и влиятельным человеком в Исландии.

Богатство у Снорри было и свое, но теперь он мог выступать с огромным, по тем временам, отрядом, достигающим почти тысячи вооруженных воинов. Однако самую большую славу Снорри принесли не богатство, не многочисленные распри с исландцами, в том числе и со своими родственниками, а его литературные труды. Он был поэтом, создавшим несколько хвалебных песен в честь норвежских правителей, оставил многочисленные книги, среди которых с наибольшим вероятием ему приписывается «Хеймскрингла» — «единственная в своем роде сокровищница сведений о далеком прошлом Северной Европы, о ее легендарных мифических временах, о бурной эпохе викингов, о богатых событиями первых веках существования скандинавских государств», как писал в предисловии к русскому переводу «Круга земного» М. И. Стеблин-Каменский.

Снорри Стурлусон не просто собирал и обрабатывал саги. Он их, по-видимому, отбирал и проверял по другим сагам, историческим документам и по сохранившимся в памяти людей песням и стихам скальдов. По его мнению и мнению его современников, это были самые серьезные и достоверные свидетельства.