Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

заинтересованные взгляды, притирались поближе. Можно сказать, что он не столько выпивал, сколько проводил эксперимент, – изучал меру неприятия русского человека эстонской нацией. Высокую меру.

В «Виру» вернулся поздно вечером. Меншутина всё ещё не было. Лишь за полночь позвонил по межгороду: – Нахожусь в Кейла. Готовлю операцию по захвату Лапы. Твоя помощь не понадобится. Завтра к вечеру вернусь с добычей. И сразу этапируем.

Тут же разъединился.

Весь следующий день Клыш провёл на нервах. Связи не было, информации не было. Он уже не выходил из номера, боясь пропустить звонок. Ближе к вечеру, не зная, на что решиться, собрался в местный угро. Хотя бы, чтоб связались с Кейла.

В дверь постучали. Вошёл сорокалетний эстонец. Осанистый, в ловком костюме, с внимательными голубыми глазами на округлом лице. Огладил короткий светлый ёжик.

– Начальник Таллинского уголовного розыска Яанус Мяги, – представился он – с лёгким, тёплым акцентом.

– Что с ним?! – в испуге выкрикнул Данька.

Мяги удивился.

– Что – это что? – он вежливо улыбнулся. – Нам была передана информация о вашей группе захвата. Попросили оказать содействие. Вы второй день здесь. И – как это? Ни слуху, ни духу. Это я хочу спросить: Что? Где? Когда?

Он улыбнулся краешком рта.

Данька, несколько сумбурно, рассказал о цели приезда и о событиях после прилёта в Таллин. О которых и сам ничего не знал.

– Может, связаться с Кейла? – предложил он.

– Смешно бы было, – ответил Мяги. Потянулся к телефону. Принялся разговаривать на эстонском языке. Положил трубку.

– Уже смешно, – сообщил он. Вновь затрезвонил телефон. Мяги выслушал, отдал короткую команду.

– Всё смешнее и смешнее, – сообщил он несколько заторможено.

– А чуть подробней?! – поторопил Клыш. Он ощутимо нервничал, – Меншутин явно попал в беду.

Мяги огладил свой ёжик.

– В горотделе Кейла ваш друг не был. Ни вчера, ни сегодня. Аварий на трассе до Кейла не зарегистрировано. Неопознанных жертв в городе не было. Но он откуда-то вам звонил… Звонил?

Клыш кивнул.

Мяги вновь огладил голову. Должно быть, это помогало размышлять.

– Информация есть такая – чуть-чуть непонятная. Меншутин Борис Ермолаевич вчера разместился в городской гостинице. Из вещей – дорожная сумка. Звонил из телефона-автомата в фойе. Звонок местный. После звонка сразу уехал. По словам администратора, она видела, что садился в такси на стоянке. В гостиницу на ночь не возвращался…

– Объявляйте тревогу! – потребовал Клыш. – Явно случилась беда.

– Адрес преступника? – Мяги приготовился записывать.

Клыш удручённо мотнул головой, – адрес остался у Меншутина.

– А вам вообще хоть что-то известно? – Мяги не удержался от язвительности. Клыш смутился.

– Он мог попытаться взять Лапина сам, – предположил он. – У них старые счёты.

– В чужом городе? Не подстраховавшись помощью местной милиции? Даже Вас не взял. Преступника в бегах в одиночку? Опытный, говорите, оперативник. Он точно поехал на задержание или счёты сводить?

Клыш не нашёлся, что ответить.

«Головотяпы», – не то прозвучало, не то прошелестело в воздухе.

Это было справедливо. Клыш поднялся, одёрнул джемпер:

– Тем не менее, я настаиваю на объявлении тревоги! Меншутин опытнейший профессионал. Просто так пропасть со связи не мог.

Мяги вновь потянулся к телефону. Будто повинуясь импульсу, тот затрезвонил сам. Мяги выслушал. Буркнул: – Тённан.

– Говорите, не мог?.. Полчаса назад ваш товарищ вернулся в гостиницу. Тут же выписался и прошёл к автостанции. Сейчас едет в сторону Таллина, – он вновь огладил свой ёжик. – Смешной день. Поднялся.

– Пойдёмте в ресторан. Там и дождёмся вашего опытного оперативника. Оставьте записку.

Клыш заколебался.

– Пойдёмте, пойдёмте, – Мяги мягко улыбнулся. – Всё-таки вы гости.

Ресторан был заполнен. Отдыхающие в вечерних туалетах танцевали под медленный блюз. Отовсюду звучала русская речь. Меж столиков порхали приветливые официанты. От двери за залом наблюдал строгий усатый метрдотель в смокинге. Кланяясь, встречал гостей, сопровождал к столикам. На глазах Клыша пара американцев подшафе в разорванных на коленях джинсиках попыталась протиснуться в зал. Он перегородил дорогу, показал на костюм. Американцы принялись бурно протестовать. Тогда метрдотель подозвал нескольких крепких официантов, и те – дотоле сама любезность – без препирательств похватали дебоширов и выставили их вон. Клыш впервые с момента приезда в Эстонию почувствовал гордость за то, что он русский. Похоже, гостиница «Вира» была территорией дружбы советских народов. Быть может, единственной в Таллине.

Правда, и сам Клыш был в джемпере. Но – зато в сопровождении начальника уголовного розыска Таллина. Которого здесь, конечно, знали. И хоть мест не было, по знаку метрдотеля, извлекли сервировочный столик и поставили в уголке. Данька вспомнил, как похожий колченогий столик втиснули им троим у окна в «Лазури», когда он вернулся после Афгана. Несколько лет. А будто в другой жизни было.

И будто из той же жизни узнал солиста оркестра – расставив ноги у микрофона, пел под гитару Вован Пуринашвили.

Столик быстро накрыли.

Мяги разлил спиртное по рюмочкам. – Ну что, за сотрудничество?

Акккуратно отпил глоточек.

– Надолго ли хватит сотрудничества? – уточнил Клыш, махнув свою рюмку. Рассказал о вчерашней прогулке по таллинским питейным заведениям.

Мяги сочувственно улыбнулся.

– Смешно бы было, – произнёс он. – Раскол – всюду раскол. У меня зам – Саша Можаев. Русский, выросший в Таллине. Мой друг. Раздумывает уезжать. В Эстонии русские и эстонцы не слиты. Две нации, два мира. Водораздел. Маленький народ – всегда большие националисты. У нас был президент – Константин Пятс, погибший в русском ГУЛАГе. Разыскали его тело. Перезахоронили. Надеялись, что станет символом объединения. Но ныне и он не в почёте. Потому что русский по матери и православный. Эстонцы помнят, как их гнали в ГУЛАГ, а на их место привозили русских. Пятьдесят лет прошло, три поколения, а для эстонцев они всё ещё оккупанты. Смешно.

Мяги тяжко усмехнулся.

– Все хороши, – констатировал он. – И Россия тоже. Нельзя требовать любви с ножом. Приставить к горлу и сказать: полюби меня. Изнасиловать можно, добиться любви нельзя. Ухаживать надо. Соблазнять. А иначе совсем смешно выходит.

Он улыбнулся своей задумчивой улыбкой.

Оркестр умолк. Танцующие потянулись на свои места. Данька заметил, что Пуринашвили, отложив гитару, идёт меж рядов к их столику.

Ещё на подходе едва заметно обозначил движение головой в сторону Клыша и принялся подобострастно кивать Мяги. Подойдя, наклонился. Припал к его уху, что-то забормотал. Тот брезгливо отстранился.

– Учту, – пообещал он сухо. Показал на него Клышу. – Пуринашвили. Гастролёр. Откуда-то из ваших краёв. Не знакомы, часом?

Пуринашвили преобразился, благостный.

– Как же, как же! – прохрипел он. – Похоже, идут дни милицейской смычки России с Эстонией! Вчера самого Меншутина довелось повстречать. Сегодня – вас. Не вместе, часом?

Клыш обтёр языком пересохшие губы. Пересёкся с заинтересованным взглядом Мяги.

– Где видел? – уточнил он деланно безразличным тоном.

– В Кяйлу. Я там в кабаке лабал. А они как раз в отдельном кабинете керосинили.

– С кем?! – невольно в один голос выговорили Клыш и Мяги.

Пуринашвили насторожился. Понял, что невольно сболтнул лишнее.

– Может, я и ошибся, – пошёл он на попятный.

– Гаварить! – жёстко потребовал Мяги. – Быстро гаварить! Или пожалеть!

От волнения он вдруг подзабыл русский язык.

– Так