Прокаженная - Гелена Мнишек

Вслух он сказал:

— Пан граф, вижу, мой проект вам не нравится. Могу я узнать, почему?

— Конечно! Чересчур быстро вы приступаете к делу, а ведь вы совсем… совсем…

— Совсем недавно избран председателем? — иронически подхватил Вальдемар. — Значит, вы решили, что до того я совсем не интересовался такими вопросами и Товариществом? Вы забыли, что я не новичок в сельском хозяйстве.

Вмешался Чвилецкий:

— Конечно, вас никак нельзя назвать новичком, никак нельзя. Хотя бы потому, что вы были инициатором…

Мортенский окинул графа неприязненным взглядом и надменно прервал его:

— Инициатор — этого мало! Предводительствовать должны люди почтенного возраста, а распространять идеи, я считаю, не должны люди… чересчур молодые люди, я бы сказал.

Майорат рассмеялся:

— Вы намеревались назвать меня юнцом? Бога ради, я и не подумал бы обидеться. Думаю, многие согласятся, что юнцом меня никак нельзя назвать, а то, что люди мне доверяют, можно доказать простым примером — они сами выбрали меня председателем Товарищества… которое когда-то убедил всех организовать именно я.

— Повторяю, апостолами новых идей должны быть люди почтенного возраста, — сказал граф.

— А если таковых нет? — не без дерзости спросил Вальдемар.

— Как это — нет?

— Назовите мне их!

Граф длинными костистыми пальцами ткнул себя в грудь:

— Есть я, есть Барский, наконец, ваш дедушка, есть присутствующий здесь граф Чвилецкий…

— Позвольте! — спокойно сказал майорат. — Мой дедушка слишком стар и к тому же давно отошел от общественной деятельности. Князь Гершторф живет не в нашем округе… а жаль, он во многом смог бы нам помочь, и настоящий патриот к тому же. Насчет его я с вами полностью согласен. Барский тоже не из нашего округа, да и идеи его… Кроме пурпура, осеняющего его род, да священной миссии аристократии он в жизни ничего больше не видит. Пан Чвилецкий, сколько я ему ни предлагал, не хочет участвовать в нашей работе, а вы… — Он помолчал, взглянул на Мортенского и сказал серьезно: — Вы были председателем пять лет, и у вас была масса возможностей стать апостолом, однако вы добровольно уступили свой пост…

Наступила тишина. Чвилецкий откашливался, гладил подбородок. Его глаза, обычно холодные, сейчас светились весельем.

Мортенский выпрямился в кресле. На его бледном лице появился кирпичного оттенка румянец, он пожевал губами, что означало у него озабоченность, не сводя глаз с майората.

А тот продолжал серьезно:

— Не считайте мои слова упреком. Когда было организовано Товарищество, все мы единогласно выбрали вас председателем, считая вас самым из нас серьезным. Но возраст и упадок сил не позволили вам работать интенсивно. Теперь, когда я встал у руля Товарищества, пришла пора расширить масштабы нашей деятельности. Я полон сил, молод и здоров… однако не собираюсь пренебрегать хорошими советами, более того, прошу их.

Старый магнат, явно польщенный, благожелательнее посмотрел на Вальдемара.

— Говорят, вы заботитесь об улучшении наших дорог? — спросил Чвилецкий.

— Да, хочу, чтобы люди поняли: затраты себя оправдают, не говоря уж о выгоде и улучшении облика страны. Хорошие дороги и исправные мосты — это тоже признак культуры. А у нас недостает дорог и мостов…

Только не в ваших имениях, — запротестовал Чвилецкий. — У вас любая стежка напоминает прусское шоссе. Когда въезжаешь в пределы ваших поместий, словно покидаешь Азию и оказываешься в Европе. Да и крестьяне ваши — сущие европейцы.

— Я стараюсь поддерживать кое-какой порядок, — небрежно сказал майорат.

— Скажите лучше — отменный порядок! Правда, вы обладаете еще nervus rerum[103] — миллионами.

— Миллионы — еще не гарантия того, что воцарится порядок. Я засыпаю дороги гравием, обсаживаю деревьями, огораживаю, ставлю новые мосты. Тот, у кого нет средств на такое, пусть хотя бы засыпает рытвины, чинит те мосты, что есть, ухаживает за теми деревьями, что есть. Довольно будет и этого… А в Глембовичах есть даже парочка дорог, обсаженных фруктовыми деревьями. Бывает еще — ломают ветки, но со временем люди отучатся. Я заложил для слуг фруктовые сады и склоняю крестьян делать то же самое. В моих поместьях хватает защитников деревьев, а это — как раз плоды просвещения.

— Вы еще вроде бы организовали общество трезвости и магазины? — спросил Чвилецкий.

— Да. Приходский ксендз помогает мне бороться за народную трезвость. По этой причине в винокурне, которую поставил еще мой отец, сейчас вырабатывается только технический спирт. В магазинах есть все необходимое. Крестьяне сначала поглядывали косо на мои магазины, но потом привыкли. Девушки из бедных семей устраивают туда целые экспедиции.

Граф Мортенский снова зажевал губами. Он слушал разговор майората с Чвилецким, не вмешиваясь ни словом. Но когда узнал, что слуги и работники майората складываются на стипендии для учащейся молодежи из их числа, вновь обозлился:

— Да они же разорятся на этих стипендиях!

— Отчего же? Половину суммы вношу я, Да и мои люди не стонут под непосильным бременем, каждая семья вносит всего рубль. Но посчитайте всех работников в моих поместьях, и вы убедитесь, что суммы получаются значительные. К тому же у меня есть люди, которые по своей охоте вносят и больше. А директора фабрик и администраторы не отстают. План этот в свое время был охотно принят, как только мои люди поняли всю выгоду для себя. Каждый из них может дать детям соответствующее образование. Благодаря этому фонду несколько молодых людей учатся даже в университетах… хотя должен честно признать, что большинство ограничивается глембовической школой, содержащейся исключительно за мой счет. Я хочу теперь ввести то же самое и у крестьян, но там будет труднее.

— Услуги больницы тоже оплачиваются из вашей кассы? — спросил Чвилецкий.

— Все благотворительные организации для работающих у меня — бесплатные. Я могу себе это позволить. Местный врач и фельдшеры тоже получают плату от меня.

— Вы просто разбаловали своих людей, — гневно вмешался Мортенский. — Никто не последует вашему примеру!

— Разбаловал? Я забочусь о них, но держу в строгих рамках. Слуги и работники — это пружина, с помощью которой я привожу в действие механизмы извлечения доходов, и эту пружину надлежит хорошо смазывать.

— Словом, одни инициативы! Одни новшества! — прошипел старый граф. — В толк не возьму, откуда в вас столько демократизма и филантропии — уж от предков вы их унаследовать никак не могли…

— Вы неправы. Кое-что я и в самом деле унаследовал от матери. Вы ее хорошо знали. Она всегда питала симпатию к простому народу и желала им добра. И мой дедушка — большой гуманист.