Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

— Как вам показалось — он нервничал?

— Нервничал? Нет, мне так не показалось.

Кэролайн подошла к ней ближе.

— Мистер Паже произвел на вас впечатление щедрого человека?

Велес смутилась; казалось, она пытается вспомнить значение этого слова.

— Вы имеете в виду — отдавать новые вещи? — Она снова задумалась. — Да, пожалуй, я бы сказала, он был щедрый. К нам не каждый день приносят такие красивые вещи. Даже если на рукаве пятно…

Кэролайн кивнула.

— Кстати о пятне. Вы ведь так и не поняли его природу?

Анна мгновение колебалась.

— Нет.

— Вы даже не можете сказать, какого цвета было пятно.

Велес покачала головой.

— Только то, что оно было темнее, чем сам костюм.

— Выходит, когда вы говорили, что пятно похоже на чернила или на кровь, вы исходили только из того, что оно не отстирывалось?

— Да, так мне показалось.

— То есть вы просто привели два примера тех пятен, которые не отстирываются?

— Верно.

— Вы не станете утверждать, что умеете различать пятна крови?

— О нет.

— Или профессионально выводите пятна?

Велес ухмыльнулась:

— Выходит, нет, раз с этим пятном у меня ничего не получилось.

Впервые за все время допроса Кэролайн улыбнулась:

— Итак, подведем итог. В ваше заведение заглянул приятной наружности мужчина, сдал пару туфель и три костюма, на рукаве одного было пятно, происхождение которого вам неизвестно. Мужчина обменялся с вами какими-то шутливыми фразами, назвал свое имя, когда вы спросили об этом, и не стал возражать, когда вы оставили запись о его визите, выписав квитанцию. Правильно?

Велес подумала, словно восстанавливая в памяти последовательность событий.

— Да, все верно.

Улыбка исчезла с лица Кэролайн.

— Вас удивило, когда вы узнали, что этого самого мужчину обвиняют в убийстве?

У Велес был какой-то пристыженный вид.

— Да.

— Потому что он показался вам обаятельным человеком?

— Да, это верно.

— И потому что его поведение не вызывало у вас подозрений?

Велес призадумалась.

— Мне показалось, что он несколько беспечен, что ли. В отношении собственных вещей. Но он действительно производил приятное впечатление.

Кэролайн еще раз улыбнулась:

— Думаю, среди миллионеров встречаются и такие — беспечные, но приятные. Как бы там ни было, он не был похож на маньяка-убийцу?

Салинас немедленно вскочил.

— Протестую. Отсутствие оснований и явная спекуляция. Ваша честь, убийцы могут быть самыми разными. И скрываться под самыми разными личинами.

— Поддерживаю.

Но Кэролайн сказала все, что хотела. Как ни в чем не бывало она повернулась к свидетельнице.

— Между прочим, мисс Велес, вы любите красное вино?

Та с недоумением уставилась на нее:

— Иногда. Особенно «риоха». Знаете, испанское.

— Случалось вам проливать его?

— Да, — поморщившись, ответила Велес. — Однажды я залила новую юбку.

Кэролайн понимающе улыбнулась.

— Ну и как, отстирали?

— Нет, — произнесла Велес и решительно кивнула. — Вино тоже не отстирывается.

— Я тоже так думаю, — сказала Кэролайн. — Благодарю вас, мисс Велес.

— Это все, что я могла сделать, — сказал Кэролайн Крису.

Она подвозила Паже домой на своей машине. Не спросив, куда ему надо, просто завела автомобиль и поехала. Казалось, спертую атмосферу салона пронизывали токи исходившего от обоих раздражения; в голосе Кэролайн звучал сдержанный гнев.

— Я знаю, — отозвался Паже.

Мастерс остановила машину у его дома. Горели только уличные фонари. Но где-то в глубине дома Паже увидел желтоватый свет; Карло был там.

Кэролайн сидела, уставившись в лобовое стекло безучастным взглядом. Оба молчали. Наконец женщина произнесла:

— Скажи, зачем мне надо было делать из Виктора всеобщее посмешище. Чтобы потом самой вляпаться с этой Келлер. Зачем я молола весь этот вздор про то, что Келлер, вместо того чтобы получше рассмотреть лицо пресловутого мужчины, который возник из квартиры Рики, пялилась на его руки. Это же самоубийство.

— Но ты же не знала.

Кэролайн удрученно покачала головой:

— Извини, Крис. Но ты действительно свалял дурака.

Она произнесла это без всякой злобы — просто констатировала.

— Теперь все меняется, — помолчав, добавила она.

— Невозможно.

Женщина повернулась к нему:

— Может, ты хотя бы объяснишь мне?

— Я не могу давать показания, Кэролайн, — выдавил Паже. — Куда еще яснее?

— Яснее некуда, — промолвила Мастерс, не сводя с него глаз.

Паже охватила ярость.

— Ты считаешь, что мне легко? Попробуй поставь себя на мое место. Твои проблемы по сравнению с моими — ничто.

Она задумчиво прищурилась.

— Значит, ты хочешь, чтобы я исходила из того, что имею, — даже после случившегося сегодня. Никакой защиты.

— Да, — промолвил Паже. — У меня нет другого выхода.

Кэролайн отвернулась.

Паже задумался: «Возможно, ей просто хотелось убедить себя в том, что он невиновен. Возможно, она и сама толком не могла сказать, на кого больше злится — на него или на себя».

Адвокат минуту молчала, потом откинулась на спинку сиденья и произнесла:

— Что же. Завтра заключительные прения.

— Да.

— Мне пожалуй пора.

Его гнев прошел. Он коснулся ее плеча. В следующее мгновение женщина увидела, что Крис вышел из машины и направился к дому.

Карло был в библиотеке.

По телевизору показывали, как Анна Велес покидает зал суда. Мальчик обернулся — в его глазах стояли слезы. Но самое страшное было другое: Паже вдруг понял, что теперь у сына не осталось ни капли сомнений в его виновности.

Кристофер неловко обнял его; Карло молча, беспомощно прижался к нему. Им было нечего сказать друг другу.

17

Терри и Карло сидели рядом, не сводя глаз с Салинаса, который приготовился произнести заключительную речь.

Идея принадлежала Терри. Накануне вечером она позвонила Паже, который сказал ей об Анне Велес и о том, что по-прежнему отказывается выставить собственных свидетелей. И тут Терезе пришло в голову следующее: крайне важно, чтобы в памяти присяжных — прежде чем они удалятся для вынесения вердикта — отложились лица самых близких для Паже людей. Она сказала ему, что, коль скоро дело закончено, нет никаких причин, которые удерживали бы ее и Карло от появления в зале суда. Терри сама позвонила мальчику, и тот не терпящим возражений тоном заявил отцу, что обязательно должен пойти. И вот теперь они вдвоем сидели за спиной Криса, где присяжные могли хорошо видеть их.

Это было символично: своим присутствием они не только давали понять, какое место в их жизни занимает Паже, но это должно было показать присяжным, что Тереза ни на минуту не сомневалась в невиновности Карло и не верит обвинениям Рики против него. Только Паже видел, что эти двое почти не разговаривают друг с другом и что Карло выглядит устало и растерянно. Терри, дождавшись, пока присяжные займут свои места, наклонилась вперед и пожала ему руку; от взгляда Криса не ускользнуло, что, даже когда она улыбалась ему, была где-то далеко.

— Все будет хорошо, — шепнула она.

Но Паже не верил в это — да, похоже, и Кэролайн тоже. Все это утро она была непривычно молчалива; казалось, в ней иссяк профессиональный пыл, и она замкнулась в себе. Эта заключительная речь обещала стать самой главной в ее карьере. И вот накануне ей преподносят сюрприз, лишая равновесия и делая ее задачу во сто крат сложнее. Мастерс было не до разговоров.

Паже чувствовал себя бесконечно одиноко, но его еще больше угнетало сознание того, что во всем виноват он сам. С того самого момента, когда в его доме впервые появился инспектор Монк, он куда-то мчался очертя голову и не разбирая пути, и теперь, оглянувшись, увидел, что все двери за ним захлопнулись и обратной дороги нет. Как бы он ни заставлял себя, не мог ни с кем говорить и не знал, сможет ли когда-нибудь это делать. Все, с чем Крис остался, были лица присяжных.

Они казались необычно настороженными, возможно, шокированные тем, что вместо свидетелей защиты им предлагают заключительные прения. Паже с грустью отметил, что почти никто из присяжных не смотрел в его сторону; даже Мариан Селлер, на которую Кэролайн возлагала такие надежды, казалось, предпочитала не видеть его. Джозеф Дуарте просматривал свои записи; Паже знал, что последняя наверняка посвящена показаниям Анны Велес и что именно эта запись может оказаться для него роковой. Один только Виктор Салинас не выказывал ни малейшего волнения.

— Мистер Салинас, — объявил Лернер, — вы можете приступать.

Салинас взирал на присяжных со строгой торжественностью — серьезный человек, занятый серьезным делом. Ни тени фиглярства.