Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

в верхней, реже в нижней части стелы (рис. 98, 99). Круг этих образов охватывает различные пласты первобытной духовной культуры, уходя корнями в древнейшую охотничью магию и тотемистические представления (небесные звери, священные олени), основные образы связаны с раннеземледельческими «религиями плодородия», в Европе сложившимися в энеолите, на Севере – в эпоху бронзы (Нюлен, 1979: 14).

Рис. 98. Поминальный камень в Стура Хаммаре, Лербро, Готланд.

По-видимому, представляющий сцены из героической поэмы. Высота 3,5 м. Конец VIII в.

Наряду со строгой системой древних образов (пару небесных оленей дублируют близнецы-герои, солнце и ладья образуют ось симметрии и пр.) складывается устойчивая композиция стел с вертикальным зонированием (низ – ладья, путешествующая, быть может, из мира людей в загробный мир; середина – солнце, озаряющее мир людей; верх – астральное пространство, небо), повторяющим структуру мирового древа, ясеня Иггдрасиль, своего рода «моделью» которого и были стелы (Петрухин, 1978).

Рис. 99. Готландская стела из Хавур

Около 700 г., в конце вендельского периода на Готланде появляются стелы грибовидной формы (возможно, упрощенно воспроизводящие британские каменные кресты), четко расчлененные на 2–6 ярусов, которые плотно заполнены разнообразными изображениями, по технике и композиции напоминающими изображения на коврах и декоративных тканях (для этой эпохи зафиксированных, в частности, находками в Усеберге) (Stenberger, 1977: 402). Эти композиции подчинены определенной логике. Наиболее распространенный и, видимо, значимый мотив – изображение парусного корабля, наполненного вооруженными воинами.

Шумели весла,железо звенело,гремели щиты,викинги плыли;мчалась стремительностая ладей,несла дружинув открытое море.(Первая песнь о Хельги Убийце Хундинга, 27.)

Парусный корабль викингов, вытеснивший древнюю солярную ладью, совершает свое эпическое путешествие, возможно, тоже в загробный мир. На некоторых камнях (Бруа) он представляет собой центральное изображение надгробного памятника, и воинов всего – двое-трое, словно эпическая пара Сигурд – Регин:

Кого это мчатРевиля конипо высоким валам,по бурному морю?Паруса конипеной покрыты,морских скакуновветер не сдержит.Это с Сигурдом мына деревьях моря;ветер попутныйи нам и смерти;волны встаютвыше бортов,ныряют ладьи;кто нас окликнул?(Речи Регина, 16–17.)

Путешествие, как на камне из Бруа, завершается в «верхнем мире», на небесах, в обители асов, где воина, въезжающего верхом на коне, встречает валькирия с протянутым кубком:

Клену тинга кольчугдаю я напиток,исполненный силыи славы великой;в нем песни волшбыи руны целящие,заклятья благиеи радости руны.(Речи Сигрдривы, 5.)

Приведенные стихотворные параллели из песен «Эдды», безусловно, произвольны. Нет никаких оснований рассматривать большинство известных изображений на стелах как прямые иллюстрации тех или иных эддических песен. Однако такие иллюстрации, вернее говоря, точные соответствия все-таки есть. Наиболее известная из них – на камне из Ардре (Ardre, VIII), где среди нескольких явно сюжетных композиций по крайней мере одна поддается расшифровке: кузница мифического чудо-мастера Вёлунда, плененного конунгом Нидудом. Изготовив железные крылья, Вёлунд заманил к себе в кузницу детей конунга, обесчестил его дочь и обезглавил сыновей. Железная птица, девушка в длинном платье и тела убитых юношей изображены возле здания кузницы, с полным набором кузнечных орудий; видимо, после того как Вёлунд

Головы прочьотрезал обоими под механоги их сунул;из череповчаши он сделал,вковал в серебро,послал их Нидуду.……………………….Вёлунд, смеясь,поднялся на воздух;Бёдвильд, рыдая,остров покинула:скорбела о милом,отца страшилась.(Песнь о Вёлунде, 24, 29.)

Эпические мотивы, опознаваемые и на других стелах, играли, однако, вспомогательную роль, выступая, видимо, в качестве своего рода «кеннингов», метафорических фигур, как и в поэзии, обогащавших основное повествование – о жизни, смерти и посмертной славе героя (лица, которому посвящен памятник).

Всадник под «знаком бесконечности» (заимствованным из христианской символики) – главный герой готландских стел, как на камне из Лилльбьорс:

Ехать пора мнепо алой дороге,на бледном конепо воздушной тропе;путь мой направлюна запад от неба,прежде чем Сальгофниргероев разбудит.(Вторая песнь о Хельги Убийце Хундинга, 49.)

Вальхалла, где петух Одина Сальгофнир сторожит покой павших в битвах героев-эйнхериев, – цель пути, запечатленного на поминальных камнях. Ее иногда изображали в виде чертога с высоким куполом (так же она выглядит на раннем, IХ в., руническом камне из Спарлёза в Швеции, где есть изображенные в иной, по сравнению с готландской, манере и корабль викингов, и всадник, разнообразные чудовища и птицы; мир образов поминальных стел не был явлением локально готландским).

Вальхалла, валькирия, восьминогий конь Одина – Слейпнир, реже – орлы или вороны Одина закрепляют содержательный центр композиций, принадлежащий мифологическому пласту. Сцены битв, погребальных процессий, обрядов вместе с эпическими сценами-кеннингами образуют как бы цепь связующих звеньев между кораблем, начинающим погребальное путешествие (а может быть, и предшествующий ему морской поход), и чертогами асов – его конечной целью.

В ткань этого, основного, повествования о жизни, смерти и посмертной славе героя-воина вплетаются иногда и другие мифологические мотивы, в некоторых образах можно угадать не только «вспомогательный персонал» Асгарда (валькирий), но и самих асов. Третий ярус верхней, «небесной» зоны камня из Стура Хаммарс открывается изображением, в котором видят Одина, висящего на дереве, во время его мистического испытания-жертвы ради постижения тайны рун:

Знаю, висел яв ветвях на ветрудевять долгих ночей,пронзенный копьем,посвященный Одину,в жертву себе жена дереве том,чьи корни сокрытыв недрах неведомых.(Речи Высокого, 138.)

Впрочем, это может быть и сцена жертвоприношения, воспроизводящего эддический миф. Как и «Троица» на камне из Санда – то ли Один, Тор и Фрейр, то ли жрецы с их атрибутами (копьем, молотом, серпом); на стеле, одной из поздних (XI в.), есть руническая надпись с именами Родвиск, Фарбьёрн, Гунбьюрн.

Важен при этом сам факт соединения на поздних готландских стелах двух знаковых систем – изобразительной и рунической, которые до конца эпохи викингов в островной культуре Готланда сосуществовали и не пересекались. Изобразительные образы и руны в равной мере связаны со становлением и развитием древнесеверного мифа и эпоса, если рассматривать их в широком скандинавском контексте.

8.2. Руны

Как и ранние готландские изображения, руны возникли в архаических глубинах германских культур (Friesen, 1904), в эпоху германо-греко-римских контактов, и были уже известны в Северном Причерноморье периода готского владычества (II–IV вв.). Старший рунический алфавит из 24 знаков был в общегерманском употреблении со II по VII в.; к эпохе викингов в Скандинавии формируется сокращенный 16-значный алфавит – футарк.

Каждый знак имел имя собственное, а футарк в целом, разделенный на три разряда – роды (ættir): Freys ætt, Hagls ætt, Tyrs ætt – это заклинание, своего рода миниатюрная, ритмически организованная мифологическая поэма или песнь:

В этом стихотворном заклинании переплетены скальдическим тмесисом собственные имена асов (Фрейр, Хагаль, Тюр), имена нарицательные богов и чудовищ (ас, турс), отвлеченные понятия – иногда, видимо, персонифицированные (год-урожай, нужда), обожествляемые природные объекты (солнце), социальные термины (муж, закон). Каждой из рун была свойственна синкретичность функций:  – это Фрейр, бог-конунг Ингви, бог урожая, ван среди асов, но это и fé – богатство, имущество, наследие, достояние. , Тюр – Победа:

Руны победы,коль ты к ней стремишься, —вырежи ихна меча рукоятии дважды пометьименем Тюра!(Речи Сигрдривы, 6.)

Руническая письменность в