Ювелирные сокровища Российского императорского двора - Игорь Зимин

Через несколько лет, в 1731 г., в Москве из дома новоиспеченной императрицы Анны Иоанновны украли янтарные вещи[714].

Иногда потери драгоценных вещей были так значительны, что проблему пытались решить на уровне высочайших указов. Это касалось, конечно, только ювелирных потерь первых лиц империи. Неоднократно такие эпизоды бывали в царствование императрицы Елизаветы Петровны. Например, в декабре 1749 г. состоялось устное высочайшее повеление «о поручении главной полицеймейстерской Канцелярии разыскать бриллиантовый убор, утерянный ЕЯ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ 4-го сего декабря, при проезде Ея от Смольного двора к Зимнему дворцу, и о выдаче нашедшему оный знатного награждения»[715].

Такие указы периодически повторялись. Так, в феврале 1755 г. императрица вновь утеряла бриллиантовую вещь, и поэтому состоялось «Высочайшее повеление о разыскании потерянного ЕЯ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ накануне в доме действительного камергера Ивана Ивановича Шувалова, с головы „тринценеса“ или трясидла с большим бриллиантовым камнем и о выдаче награждения за доставление такового»[716]. Подобные вещи, как правило, терялись на придворных балах или маскарадах. Драгоценности крепились на париках, что само по себе было не очень надежно, и их утеря в горячке развлечений ощущалась не сразу.

При Елизавете Петровне, периодически издавались довольно странные указы, в которых присутствовала «доля малая» драгоценных металлов. Например, в январе 1749 г. императрица попыталась пресечь болтовню во время церковных служб довольно оригинальным способом. На лиц, «разговаривающих в церкви, во время богослужения», предполагалось надевать металлические ящики (!!!). В именном указе сказано: «Во время божественной службы в придворной ее величества церкви, ежели кто какого чина и достоинства ни был, будет с кем разговаривать, на тех надевать цепи с ящиками, какие обыкновенно бывают в приходских церквях, которые для того нарочно наказать сделать вновь: для знатных чинов медные позолоченные (курсив наш. – Авт.), для посредственных белые луженые, для прочих чинов простые железные»[717].

Когда ювелирные изделия теряли простые жены сановников, об этом сообщалось только в «Санкт-Петербургских ведомостях» с обещанием награды нашедшему. Например, после одного из маскарадов 1769 г. в Зимнем дворце потеряли «сережную маленькую подвеску с мелкими розами». В ноябре 1788 г. графиня Анна Ивановна Толстая потеряла «на балу цесарского посла с головного убору бриллиантовый колос, оправленный в серебре, вызолочен и низанный в три ряда, в каждом по 12 гнезд». В газетном объявлении просили нашедшего украшение доставить его «Ее Светлости Принцессе Барятинской» и получить за то «пристойное награждение»[718].

При Николае I ни один из таких скандалов не проходил мимо внимания императора. Более того, суть дела докладывалась императору в тот же день, пусть даже обстоятельства той или иной кражи были еще не расследованы. После расследования Николай Павлович сам решал все вопросы о наказании дворцовой прислуги. При этом грозный император, обладавший «взглядом василиска», от которого некоторые наиболее сообразительные сановники падали в обморок, был безжалостен к своим слугам. Он справедливо считал, что огромное хозяйство императорских дворцов будет разворовываться, если регулярно и публично не демонстрировать неотвратимость наказания даже за самые незначительные проступки. Ну а серьезные проступки прислуги карались Николаем I безжалостно.

Тем не менее, криминальные истории в императорских дворцах периодически случались. Одной из первых серьезных криминальных историй царствования Николая I стало «дело о медалях» конца 1820-х гг. Несколько лакеев «по предварительному сговору и с применением технических средств» вскрыли одну из витрин, в которой хранились различные нумизматические ценности. На протяжении нескольких лет они вынесли из Зимнего дворца десятки ценнейших предметов[719].

Случались и случайные пропажи драгоценных вещей. Однако характер потерянных предметов был таков, что виновных наказывали очень жестко. Например, 25 июня 1835 г. «при перевозе гардеробных вещей Его Императорского Величества из Петергофского Большого дворца на дачу Александрию, потеряна Собственная Его Императорского Величества печать из белого топаза, обделанного внизу золотом». После обнаружения пропажи немедленно блокировали режимную территорию императорской резиденции и начались тщательные поиски печати. На ноги была поднята полиция и III Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (СЕИВК).

В ходе расследования вину за пропажу возложили на истопника Николая Матвеева, которого отдали рядовым в лейб-гвардии Волынский полк, и дежурного камердинера царя Алексея Сафонова, которого отправили на главную гауптвахту. Однако печать так и не нашли. Камердинер отсидел на гауптвахте неделю, а истопник пробыл в солдатах целый год, а затем его вернули на прежнюю должность во дворец[720].

Хищения при Николае I случались не только из Императорского Эрмитажа, но и неоднократно на личных половинах императорской семьи. При этом проверка персонала, допускавшегося на личные половины, была уже отработана самым тщательным образом. Однако драгоценных вещей было так много, а природа человеческая так слаба, что «самоубийцы» среди слуг периодически находились.

Например, в 1836 г. на половине императрицы Александры Федоровны пропали следующие драгоценные вещи: золотая цепочка (220 руб.); кольцо с розами (25 руб.); два кольца с розами (по 20 руб.); один бриллиант (350 руб.); один бриллиант (250 руб.); севинье «с разными каменьями» (1000 руб.); фермуар с гранатами, бриллиантами и розами (1500 руб.). Всего на 3385 руб.

По обнаружении пропажи немедленно началось следствие. Поскольку круг прислуги, имеющий доступ на половину императрицы, был жестко ограничен, то круг подозреваемых не был широк. В ходе следствия довольно быстро установили, что вещи украл истопник Павел Якимов.

«Личное дело» вора рисует довольно типичную карьеру придворного служителя. Истопник происходил из так называемых «дворцовых мальчиков», поскольку его отец служил камер-лакеем на половине покойной императрицы Марии Федоровны. Заслуги отца учли, и Якимов начал службу в качестве истопника в парадных комнатах «главной половины» в апреле 1830 г. Отметим, что таких истопников, допущенных в царскую «квартиру» в Зимнем дворце, было всего 5 человек. В марте 1835 г. его допустили в святая-святых – «в почивальную Ее Величества комнату». Как правило, в спальнях императриц и находились ценности, которыми пользовались регулярно. И было их очень много.