Избранное - Ник Хоакин

Кандида. Надо посоветоваться с Маноло, какое жалованье запросить. Да у правительства денег море бездонное!

Паула. Да, действительно. Загляни в любую газету — они то и дело пишут о людях, наживших миллионы.

Кандида. Я все обдумала. Мы достанем денег, Паула, достанем. И мы докажем Маноло и Пепанг, что своими силами можем содержать этот дом!

Паула (восторженно). И они не выживут нас отсюда! Нам нечего будет бояться! (Садится в кресло-качалку.)

Кандида (сев за пианино). И мы останемся здесь до самой смерти! Ты, я и папа. Да — и папа! Он поправится, он выйдет из своей комнаты, мы снова будем счастливы. Все трое. И все будет как в старое доброе время… (Начинает потихоньку наигрывать вальс из «Веселой вдовы».)

Паула (откидывается в кресле-качалке и покачивается в такт музыке). Старое доброе время… Да, как счастливы мы были — ты, я и папа… По утрам вместе ходили в церковь, втроем. А потом, после завтрака, ты шла на рынок, я оставалась убрать в доме, а папа читал газеты. А когда ты возвращалась с рынка, мы спускались в патио, принимали солнечные ванны. Папа в кресле-качалке курил трубку, мы с тобой прохаживались вокруг фонтана, взявшись за руки, читали стихи или пели, вокруг вились голуби… Папа засыпал в кресле, а мы поднимались наверх, готовили обед. А после обеда сиеста, а после сиесты — мериенда. Потом папа выходил на вечернюю прогулку, мы стирали и гладили. После ужина — молитва, а потом мы играли для папы на пианино, или он читал нам Кальдерона. А если нас кто-либо навещал, садились за карты. Помнишь, мы так увлекались игрой, что засиживались далеко за полночь! И ты совершенно бессовестно жульничала, Кандида, и какой поднимался шум, когда ты играла против папы! (Все еще сидит, улыбаясь. Потом поднимается и, напевая вальс, начинает кружиться по комнате, придерживая юбки. Когда музыка умолкает, медленно опускается на пол.)

Наступает тишина. Кандида сидит за пианино, подняв лицо. Паула, сложив руки, тоже улыбается. В комнате сумрачно, но не темно — фигуры сестер, мебель, оконные двери вполне различимы.

Кандида. Сможем ли мы вернуть эти дни?

Паула (погружена в задумчивость). А?

Кандида. Паула, проснись!

Паула. Какие дни?

Кандида. Те минувшие дни, до того… до того, как с папой случилось несчастье, до того, как он написал эту картину.

Паула. О Кандида, мы были счастливы тогда, хотя не подозревали об этом. И мы разрушили наше счастье… Кандида, зачем мы это сделали?

Кандида. Замолчи, Паула, замолчи! Что сделано, то сделано. Поди включи свет.

Паула (встает и идет к выключателю, который находится в левом углу у «четвертой стены»). Зачем мы это сделали! Зачем с папой произошло несчастье! Зачем он только написал эту картину!

Кандида. Все беды пройдут, Паула. Мы снова будем счастливы. Все, что нам нужно, — это деньги. Деньги и спокойная жизнь. Мы опять будем жить в мире, все трое… Папа простит нас. И мы снова будем вместе, мы будем счастливы вместе, все трое…

Паула (тревожным голосом). Кандида, света нет!

Кандида (оглядывается). Что? Попробуй еще!

Паула. Я уже десять раз повернула выключатель! Нет света!

Кандида (быстро поднимается). Попробуй выключатель на лестнице, а я — в коридоре.

Паула идет к лестнице.

(Скрывается за дверью направо и тут же появляется вновь. Смотрит через комнату на Паулу.) На лестнице не горит?

Паула. Нет! А как в коридоре?

Кандида. Тоже нет. И в папиной комнате темно.

Паула. О Кандида, они отключили свет!

Кандида. Ш-ш-ш!

Сестры идут друг к другу и встречаются посередине сцены.

Паула (шепотом). Позвонить в компанию?

Кандида. Бесполезно…

Паула. Тогда позвони Маноло, позвони Пепанг! Скажем им, что произошло! Они немедленно должны прислать нам денег! Как они могут так обращаться с нами! Как они могут позволить подвергать нас такому ужасному, просто ужасному унижению!

Кандида (с горечью). А как я позвоню им, Паула? Спущусь вниз и попрошу позвонить из аптеки на углу?

Паула. Но ведь мы всегда пользовались их телефоном…

Кандида. Но как, как я могу сейчас выйти из дома! Подумай сама, Паула, — вся улица уже знает, что у нас нет света, что компания отключила электричество!

Паула (с нарастающим ужасом). О Кандида! О Кандида!

Дрожа, они смотрят на открытую дверь балкона.

Кандида. Иди затвори окна.

Паула (содрогается). О нет, нет! Они меня увидят! Соседи, Кандида, уже наверняка собрались у окон, они смотрят на наш дом, показывают пальцами. Единственный дом на всей улице, где нет света! О Кандида, они все у окон — показывают пальцами, смеются и злословят!

Кандида. Да. Могу себе представить, как они сейчас рады. Они давно этого ждали! Да, они все сейчас собрались у окон, смотрят и говорят: «Взгляните! Взгляните! Полюбуйтесь на этих старых дев, этих двух гордых сеньор, столь утонченных, с безупречными манерами, они всегда так высоко держат голову, а теперь — смотрите! — даже не могут заплатить за свет!»

Паула (закрывает лицо). О, это ужасно, ужасно! Как мы покажемся на улице?

Кандида. Надо закрыть окна.

Паула. Нет, Кандида, нет! Они нас увидят!

Кандида. Может быть, еще никто не заметил, что у нас нет света… (На цыпочках осторожно идет к балкону, стараясь быть не замеченной снаружи. Закрывает окна. На улице что-то привлекает ее внимание, она всматривается. Затем смело выходит на балкон, смотрит направо и налево. Весело поворачивается и входит в комнату.) Паула, света нет нигде!

Паула. Нигде?

Кандида (с явным облегчением). Темно во всех домах! Во всех, всех!

Паула. Но что случилось?

Кандида. Иди, посмотри сама! Весь город в темноте!

Паула (подходит к балкону). Ну да, конечно! Нигде нет света! (Молитвенно складывает руки.) О милосердный, милосердный боже!

Кандида (идет к середине сцены и вдруг разражается хохотом). Ну что мы за дуры! Что за невежественные дуры!

Паула (идет за нею). Но что случилось?

Кандида (неудержимо хохочет). Ничего не случилось! Абсолютно ничего! О Паула, Паула, нам следует внимательнее читать газеты! Это же было в газетах! Ты не помнишь? Сегодня, Паула, ночь затемнения — учебного затемнения! Свет выключен везде!

Паула. Почему?

Кандида. Они готовятся. Готовятся к войне!

Паула (облегченно вздыхает). Только-то?

Кандида (истерично смеется). А мы-то подумали… О Паула, а мы-то Подумали… Мы думали, что только у нас выключили свет!

Паула. Слава богу, слава богу, слава богу!

Кандида. И как же мы перепугались, Паула! Мы чуть ли не дрожали!

Паула (тоже смеется). И боялись закрыть окна! Боялись выйти на улицу!

Кандида (задыхается от смеха). А мы-то… мы боялись, что никогда… никогда не осмелимся показаться… на улице! О Паула, как это смешно! И как мы смешны! (Снова заходится в приступе смеха, который неожиданно заканчивается рыданиями. Закрывает лицо руками.)

Паула (в тревоге подходит к ней). Кандида! Кандида! Кандида (содрогаясь от рыданий). Я больше не могу этого вынести! Я больше не могу!

Паула. Кандида, соседи услышат!

Кандида (протягивает руки). Какое унижение, Паула… через какое унижение мы прошли, Паула! Через какое горькое, горькое унижение!

Паула (обнимает сестру). Успокойся, Кандида! Возьми себя в руки!

Кандида (вырывается и, сжав кулаки, смотрит на Портрет). А тут еще он! Он и его улыбка! Он смеется над нами! Да, вот он — издевается, глядя на нашу агонию! О боже, боже, боже, боже! (Рыдая, опускается на пол.)

Паула (опускается рядом и снова обнимает сестру). Пожалуйста, Кандида! Ну пожалуйста, пожалуйста, Кандида!

Кандида все еще безутешно рыдает. Паула крепко обнимает ее и гладит волосы, шепча: «Кандида. Кандида».