Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин

Но плач не занятие для мужчин,

И они радовались!

Так поется в песне, так поют в пустыне. А как было на самом дело, никто не знает. Знают только, что счастливый воин, великий воин нашел сына. Когда есть терпение, и из незрелого винограда получится халва. Когда есть воля, то и из тутового листа ткут атлас.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Желанное сердцу — приятнее жизни.

Низами

Вырви из груди большое сердце.

Твой влажный алый рот окрашен кровью.

Но влаги он жаждет, ненасытный.

Бобо Тахир

Ты, который проходишь по улице нашей возлюбленной, берегись, как бы стены не разбили тебе голову.

Хафиз

Яростная плотная зелень душистых трав, не тронутых еще заморозками, янтарные горячие лучи поднявшегося над земным кругом солнца. Нежный, голубоватый туман, смягчающий острые углы развалюшек полуземлянок джемшидских зимовок и кое-как слепленных растрескавшихся дувалов. Вечные, как степь, войлочные, слегка заостренные купола чаппари, подобия юрт. Красные купы зарослей алычи в лощинах. Мирно потряхивающие головами одинокие кони, покрытые до ушей попонами и паласами. Важные, одиноко вышагивающие, уже в мохнатых зимних шубах, верблюды. Густые, терпкие запахи овечьих загонов.

Джемшидское кочевье лениво встречало катившийся по утрамбованному копытцами тысяч овец старому крепкому дерну «фордик». Встречало первобытным величием, дикостью, нищетой, великолепием красок неба, земли, одежд…

Гудкам «фордика», шуму мотора вторил звон детских голосов и лай собак. Толпа детишек встретила их, оторвавшихся от всадников и поехавших в объезд по дороге.

Выбежал из шатра толстяк, по-видимому единственный толстяк племени, джемшиды худощавы, сухи, мускулисты. Толстяк состоял из шаров: шаровидная огромная чалма, физиономия — монгольская луна, круглая с хитрыми щелками вместо глаз, круглая женская грудь, круглый людоедовский живот, круглая жирная важность.

— Видали, пыжится. Для сохранения лица важно, сколько заставят ждать, — проговорил Аббас Кули. — Могущество показывает. Эй, бык, принимай великого воина. Ты кто будешь?

— Визирь я! А кто вы? Кто осмелился переступить границу великого вождя?

— Не видишь, что ли? Гости.

— Когда котел чистят перед пиром, вся округа сбегается, едва звон шумовки услышит.

— Мы к вождю.

— Великий вождь, могущественный эмир, великий хан Джемшид поехал с утра встречать гостей. Да вон они, — засуетился толстый визирь, поглядывая из-под руки вдаль. — Как же вы не увидели в степи великого Джемшида?

— Эй ты, визирь бараньих кутанов, господин зловонной лжи, властелин песка, прикажи принести нам напиться!

«Если гостям не дадут сразу же воды в кочевье, — говорил позже Аббас Кули, — берегись. Вот я и хотел проверить этого визиря, невежество которого происходит от невежества».

Но воду в большой глиняной кузэ принесли. Аббас Кули и здесь остался недоволен — чем больше капризов, тем важнее гость!

— Видать, у вас тут, у великих визирей, и колодца нет, и речки нет, и источника с чистой водой нет.

— Живем в пустыне… э… Дерево, которое у воды, быстро растет, быстро и гниет.

Незаметно собралась толпа. Все старцы без оружия. Старики кряхтели, посмеивались, трогали руками машину, удивлялись.

— Эй! — язвили они, поглядывая на выбравшегося из машины начальника. — Господин пуштун, у вас постарее арбы не нашлось? Видать, не больно какие большие люди к нам приехали, если влезли в такую побитую, поломанную тележку. Небось губернатор приезжал и гостей привозил вон в каком «аптомобиле». Черном, с золотом…

Толпа на всякий случай держалась поодаль. Джемшиды наслаждались унижением каких-то приезжих ференгов. Джемшидки, не обращая ни на кого внимания, проплывали лебедями меж чаппари и дувалов. Проявлять любопытство — хуже позора.

Аббас Кули накинулся на толстяка:

— Ты, господин визирь, черная овца, мой ее, не мой — белее не станет, господин невежества. Ты что? Не видишь, кто приехал? Раскрой гляделки.

Пока шли пререкания, Мансуров озирался по сторонам. Но Шагаретт среди сновавших взад-вперед джемшидок он не увидел.

Плохой признак! Плохо его принимает она в кочевье. Мысли его скакали, как горячие кони. Он порывался выскочить из машины и, плюнув на всякие там церемонии, отправиться на поиски Шагаретт.

Но Аббас удержал его:

— Смотрите. Они хотят устроить нам испытание. По обычаю. Когда приезжает зять вождя, такое устраивают. Это хорошо. Только поручите мне разговаривать с ними. Вам не надо. Позвольте мне.

С важным видом Аббас вышел из машины. Дорогу ему преградил высоченный воин-джемшид.

«Обряд узнавания», — подумал Мансуров. Воин был наряжен, как петух. Все должно было показывать, что это богатый, знаменитый воин. Одежда его отливала глянцем, шуршала шелком, пестрила цветными вышивками. Никогда еще Мансуров не видел, чтобы ничем не примечательный кавалерийский карабин был изукрашен, как ювелирное произведение. Приклад, ствол винтовки, ремень, затвор, магазин — все было отделано, инкрустировано серебром, золотом, рубинами, перламутром. «Даже и стрелять из такого оружия грех», — усмехнулся он.

— Всевышний творец вложил мне в грудь первенство в искусстве стрельбы. Говорят, что среди гостей — известный и прославленный воин. Пусть покажет, на что способен? — издевался воин.

— Ты рохля! — грубо воскликнул Аббас Кули. — У тебя не первенство, а прореха в мозгах. Давай свою зубочистку.

Мансурову надоели пререкания… Он пошел прямо на воина-джемшида. Небрежно отодвинул ладонью направленное прямо ему в грудь дуло карабина.

— Дай-ка мне твою игрушечку!

Джемшид безропотно выпустил из рук винтовку. Он разинул рот. Он выпучил смешно и беспомощно глаза. Он узнал.

— Джан-и-марг! Смерть моей душе! Это вы?! — И вдруг заорал в толпу: — Сам великий воин! Смотрите! К нам приехал сам! Кланяйтесь, джемшиды! — Он отскочил в сторону, отшвырнул толстого визиря так резко, что сшиб с его головы круглую чалму, и закричал на все кочевье: — Великий воин! Великий воин! Милости просим, великий воин! Наш дом — ваш дом! Объявляю радостную весть, которая поднимет нашу гордость к небесам: сам великий воин, известный в мирах, осчастливил кочевье и соблаговолил прибыть в гости, навестить нас — джемшидов! Какая честь!

Земля задрожала под копытами возвратившихся всадников, и они заполнили все пространство меж чаппари и юртами. Но среди спешившихся всадников и великий Джемшид и его внук потерялись, и Мансуров напрасно старался их разглядеть. Он нетерпеливо хлестал плеткой себя по голенищам сапог. В степи при встрече его не допустили к сыну, не дали даже обнять малыша: «Воины не обнимаются, мужчинам неуместны поцелуи».

И тогда он не выдержал, нарушил весь церемониал встречи и приказал Алиеву ехать вперед.

— Нравный вождь, — сказал Аббас Кули, — обиделся, что мы уехали вперед. Не подождали… Теперь вон он… Смотрите! Зашел в шатер с вашим сыном. Фасон жмет!

— Великий