Дневник Марии Башкирцевой - Мария Башкирцева

Неужели я могу предпочитать этому мрачному величию красивые безделушки! Какая своеобразность, простота — это далеко от нагроможденных друг на друга украшений в Толедо.

Потом нас повели через парк, где король охотится, кажется, на кроликов, и в павильон, построенный, кажется, в 1781 г. Это настоящая игрушка: лестницы и крыльцо из цветного мрамора, много маленьких комнат, обвешанных картинами, даже хорошими картинами, или обитых палевым атласом с прелестно вышитыми голубыми и розовыми цветами: красиво выцветший зеленый цвет тонко выступает из белого, который принял ни с чем несравнимый оттенок слоновой кости.

Можно потерять голову от этих маленьких атласных гостиных, белых или бледно-голубых с светло-желтым, с прелестно разрисованными или инкрустированными потолками.

Воскресенье, 16 октября. Одна из самых любопытных вещей здесь это Rastro — улица, занимаемая всевозможными шалашами, как ярмарки в русских, деревнях, где можно найти все. И эта жизнь, одушевление, движение под этим жгучим солнцем! Это великолепно. Роскошные вещи помещаются в грязных домах. Задние лавки и лестницы совершенно легендарны; там масса материй, ковров и вышивок, от которых голова идет кругом.

А эти бедняки кажутся совершенно беззаботными: они прокалывают гвоздями чудные материи и вешают их на стены, чтобы повесить старые рамки; они наступают на парчу, брошенную на землю, на старую мебель, рамки, статуи, серебро, на старые заржавевшие гвозди.

За нами зашел Эскобар, чтобы вместе идти на бой быков. Я хотела посмотреть еще раз, чтобы судить по второму впечатлению. Было объявлено, что будет восемь быков, и это, кажется, последнее воскресенье. Король, королева, инфанты были на лицо. Музыка, солнце, дикие крики, топот, свистки, махание платками, бросание шляп! Это единственное в своем роде; зрелище, увлекательное по своему величию, несравнимое ни с чем. Я начинаю входить во вкус и заинтересовываться представлением. Я пошла на него неохотно, с легким отвращением; но я сохранила спокойствие перед этой бойней с утонченными жестокостями. Все это прекрасно, но с тем условием, чтобы ничего не видеть… А кончаешь тем, что заинтересовываешься и сохраняешь храбрый вид при всех этих низостях уже из гордости. Я смотрела все время. Выходишь оттуда несколько опьяненная кровью; еще немного, и стал бы всех людей ударять железным острием в затылок.

За обедом я разрезала дыню с таким чувством, как будто вонзала копье; мне казалось, что мясо еще трепещет, только что вырезанное из быка. От этого мороз пробегает по коже и голова точно в тисках; вот настоящая школа убийц.

Эту дуэль человека с огромным животным находят великолепной, но действительно ли это дуэль, когда известно заранее, кто из них должен пасть? Когда входит матадор в своем блестящем костюме обрисовывающем его формы и три раза своеобразно приветствует публику (он три раза вытягивает вперед свою руку), — спокойный, холодный, и становится перед животным с плащом и шпагой… это чуть ли не лучшая часть представления, так как тут почти не проливается крови. Да, — это поистине изумительно! Так я, значит, примирилась с этим диким удовольствием! Я этого не говорю, но нахожу в нем прекрасную, почти величественную сторону; этот цирк, эти четырнадцать или пятнадцать тысяч зрителей — это точно видение из древности, которую я так люблю. Но эта кровавая, ужасная, низкая сторона… Если бы люди были менее ловки, если бы они чаще получали чувствительные раны; я не восставала бы, но меня возмущает здесь человеческая подлость. Впрочем, говорят, что нужно обладать львиной храбростью… Но нет, они слишком ловки, слишком уверенны, чтобы не избегнуть страшных, но наивных, ожидаемых и вызванных нападений животного… Настоящая опасность грозит человеку, когда он бежит навстречу быку, готовому поднять его на рога, и предупреждает его, всаживая ему копье между плечами; тут нужна исключительная храбрость и ловкость.

Четверг, 20 октября. Сегодня утром я провела два часа в Кордове, и имела только время взглянуть на город, который прелестен… в своем роде. Я обожаю такие города; меня приводят в восторг остатки римского времени и мечети —-настоящее чудо.

Я с удовольствием осталась бы в Кордове на месяц. Но для этого нужно было бы путешествовать не с тетей, которая в десять минут успевает вывести вас из себя десять раз. То «нечего смотреть, и проводник нарочно водит нас, чтобы заработать больше денег и заставить нас пропустить поезд», то нужно брать коляску, чтобы ехать в мечеть — и это в Кордове, в восемь часов утра! Подумайте сами, можно простудиться, и потом, разве я, умирающая, могу ходить пешком? Вот приятное, прелестное общество для артистической поездки по Испании?

Суббота, 22 октября. Наконец мы в прославленной всеми Севилье. В общем, я теряю здесь много времени. Я была бы в музее: целая зала Мурильевских картин. Я предпочла бы что-нибудь другое, особенно здесь, а тут только Девы и другие святые. Я невежда, дерзка и груба, но я еще не видела Богоматери, какою она должна была быть.

А фабрика сигар и папирос! И что там за запах! И если бы это был еще один табак! Это сборище женщин с голыми руками и шеями, девочек и детей. Большею частью, эти копошащиеся существа красивы, и вообще видеть это любопытно. Испанки обладают грацией, какой нет у других женщин. Певицы кафе, свертывающие сигары, ходят как королевы. Какие у них шеи! Руки круглые, очень чистой формы и прекрасного оттенка. Это победительницы сердец и существа по истине изумительные.

Особенно одна, которая вставала, чтобы идти за листьями табаку: осанка королевы, мягкость кошки, божественная грация… притом прекрасная голова, ослепительное тело, руки, глаза, улыбка! Я не считаю уж тех, которые только пикантны. Девочки забавны и прелестны; попадаются некрасивые, но мало. И даже в некрасивых есть что-то особенное.

Вторник, 25 октября. Я видела собор он очень велик, и по моему, один из самых красивых в мире; видела Альказар, с его чудными садами, баню султанш, а потом мы сделали прогулку по улицам. Я не преувеличиваю, говоря, что мы были единственные женщины в шляпах. На иностранцев здесь смотрят, как на каких-то ученых обезьян; перед ними останавливаются, их осмеивают или говорят им любезности.

Дети меня освистывают, но взрослые говорят мне, что я красивая и соленая; вы знаете, что здесь считается шиком быть salada.

Севилья вся белая; улицы узки, часто коляска не может по ним проехать, но все не так живописно, как этого хотелось бы. О, Толедо! Я вижу теперь свое варварство!..

Толедо — чудо. Севилья, с ее низкими домами, выбеленными известью, имеет несколько мещанский характер. Есть и низкие кварталы… но во всех странах мира худшие кварталы интересны. Но тут такая гармония и богатство тонов, что хотелось бы все это написать.