Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

– Неужели тебе не ясно, – промолвила она, – что во всей этой армии ты единственный человек, участвовавший в настоящей войне. Даже офицеры-креолы не имеют военного опыта.

Я едва не застонал вслух.

Ну как мне объяснить этим людям, что воином я стал вынужденно, а весь мой боевой опыт сводился к постоянному стремлению остаться в живых? Они что, вообразили, будто я был вождем партизанской войны против французов? Да, до сего момента я не возражал, когда другие преувеличивали мои заслуги и способности, но мне вовсе не хотелось ни погибнуть самому, ни поставить под угрозу все дело падре лишь потому, что он сильно преувеличивал мои достижения на военном поприще.

– Не переживай, – сказала Марина. – Уверена, что падре скорее считает тебя bandido, нежели солдатом.

– Прекрати читать мои мысли, – буркнул я.

83

В тот же самый день мы вступили в маленький, не имевший ни укреплений, ни гарнизона поселок Атотонилько близ Сан-Мигеля. Над убогими домишками возвышался внушительный комплекс церковных строений.

Я ехал неподалеку от головы колонны и слышал, как падре сказал Альенде, что нужно сделать здесь остановку, дать людям и животным отдых перед наступлением на Сан-Мигель.

– Я хочу застать их врасплох, нагрянув в сумерках, – пояснил он.

Падре определенно был прирожденным командиром: говорил спокойно, но сам его тон не допускал возражений.

Альенде согласился с предложенной стратегией. Да и как можно было не согласиться? Он выступил из Долореса с четырьмя сотнями человек, а сейчас его войско катилось как грозный океанский вал – одних ацтеков к нему прибились тысячи. Прежде чем мы остановились, Альенде проехал вдоль колонны и насчитал пять тысяч индейцев, но пока он возвращался назад, их количество еще возросло.

У дверей церкви Атотонилько падре приветствовали другие священники. Он вошел внутрь и скоро появился снова, неся полотнище с образом Девы Марии Гваделупской.

– Дай мне копье, кавалерист! – велел он vaquero.

Прикрепив полотнище к древку, падре вновь сел на коня и направил его в толпу индейцев, высоко держа знамя.

– Пресвятая Дева с нами! Да здравствует Дева Мария Гваделупская! Долой дурную власть!

Тысячи голосов подхватили его клич. Крики ацтеков сотрясали землю. Ракель и Марина воодушевленно вторили общему хору. Альенде и его креолы усмехались с довольным видом.

Со стороны падре то был мастерский ход, сделавший бы честь гениальному постановщику представлений. Пресвятая Дева Гваделупская считалась покровительницей всех индейцев этой страны. Каждый в Новой Испании сотни раз слышал историю явления ее чудотворного образа. Около трехсот лет назад, в 1531 году, спустя десять лет после завоевания Кортесом державы ацтеков, новообращенный по имени Хуан Диего объявил, что ему, когда он обрабатывал свое поле, явилась Дева Мария. Он сообщил о видении церковным властям, но ему никто не поверил. Когда Пресвятая Дева явилась ему снова, он посетовал на это и получил повеление взобраться на холм, после чего увидел, что на вершине его – а дело было в разгар зимы – благоухают распустившиеся цветы. Хуан Диего нарвал их, сложил в серапе – накидку из грубой шерсти, отнес в церковь и рассыпал по полу. Помещение заполнилось дивным ароматом, а на его серапе запечатлелся лик Пресвятой Девы.

Известие о чуде распространилось по Новой Испании со скоростью лесного пожара. После Конкисты индейцы оказались в духовном вакууме. Священники, явившиеся следом за конкистадорами, старательно вытравляли саму память о языческой религии. То, что испанцы, поправ ацтекских богов, не только уцелели, но утвердились в благоденствии и процветании, лишило недавних язычников религиозной опоры. Формально приняв крещение, они в большинстве своем относились к поучениям католических священников без особого воодушевления, если вовсе их не отвергали, но чудо, явленное Хуану Диего, все изменило: индейцы обрели священный объект для поклонения. Толки о чуде множились, охватывая миллионы верующих, и сам Папа издал буллу, объявлявшую Деву Марию Гваделупскую покровительницей Новой Испании. Разумеется, утверждалось, что образ Пресвятой Девы, написанный на знамени, которое падре явил толпе индейцев, идентичен таковому на серапе Хуана Диего.

Падре сделал свою войну священной, вроде Крестового похода. Через святой образ на знамени он связал ацтеков союзом с самим Богом.

Марина расчувствовалась настолько, что ударилась в слезы, я же натянуто улыбнулся. Интересно, неужели я один заметил военную хитрость Идальго.

А падре тем временем возглашал: «Долой дурное правление!» И возбужденная толпа орала в ответ: «Смерть гачупинос!»

Затем он передал хоругвь молодому человеку, который, высоко подняв образ, зашагал впереди армии. Диего Райю, священник-ацтек, стал знаменосцем революции.

84

Прежде чем мы оставили Атотонилько, были подняты на копейных древках и другие хоругви с изображением Пресвятой Девы Гваделупской, и теперь уже трое священников-воителей вышагивали во главе нашей колонны, под священными знаменами. Какой же смелостью обладали эти служители Божьи! Сам я прекрасно владел клинком и пистолетом, но эти люди шли в бой, не вооруженные ничем, кроме своей веры и отваги.

Креолы на нашем пути попросту испарялись: правда, некоторые vaqueros с гасиенд пополняли ряды нашей кавалерии, но креолы, хозяева и управляющие, спешили убраться с дороги армии, которую они считали просто неуправляемой толпой. И наверное, она так и выглядела со стороны, тем паче что на всем пути к Сан-Мигель-эль-Гранде армия буквально разбухала от великого множества присоединявшихся к ней на каждом шагу ацтеков. Со стороны это было похоже на могучую, полноводную реку, которая становится все шире за счет вливающихся в нее ручьев и притоков.

Меня удивляло, что ацтеки не задавали вождям никаких вопросов, даже не спрашивали, куда те их ведут. Они просто маршировали, забросив свои поля, равно как и метисы, хотя последние были представлены в гораздо меньшем числе, что и неудивительно, ибо в процентном соотношении они составляли меньшую часть населения колонии. Причем по одежде наших метисов было ясно, что это бедные пеоны, а не торговцы или владельцы ранчо.

Я много раз видел появлявшихся со стороны Сан-Мигеля всадников, которые, остановившись, озирали нашу колонну, после чего разворачивались и скакали назад к городу так, словно за ними гнался сам дьявол. Впрочем, почти так оно и было: могу себе представить, с какими физиономиями выкрикивали они на улицах, что к их городу приближаются тысячи кровожадных ацтеков.

Я вернулся назад, туда, где бок о бок ехали Марина и Ракель. Испуганные лица гачупинос или креолов их, похоже, вовсе не интересовали, и на эту тему они не заговаривали, зато вовсю обсуждали, как выглядят ацтеки.