Панцирь - Андрей Гардеев

площадь. Полуразвалившаяся статуя Короля и свисающая приманка – болтающийся на поводке Светлячок Аттона. Светлячок сиял белым золотом. Дергался из стороны в сторону, пульсировал, хлестал по воздуху колючими желтушными лентами.

Когда Йорг накинул мешок на Светлячка и затянул – раздался одиночный выстрел, через секунду по площади грянул слаженный залп.

Винтовочная пуля ударила Йорга, пробивая кирасу; он рухнул. Кряж среагировал мгновенно, после выстрела поставив впереди себя щит. Троих зависимых зацепило сильно. Одного прям раскидало – пуль семь в себя принял.

Стреляющих много – больше десяти.

Мы разлетелись в стороны, как скальные жуки от света лампы.

Я ворвался в ближайший дом по левую руку и перебил боевую тройку.

Прислонился к окну, перехватил ружьё мертвеца, и выстрелил в дом напротив.

Ситуация сложилась следующая – я среагировал быстрее всех, и первый оказался под защитой стен.

Кряж, Карс и по понятным причинам Йорг остались на месте под тенью статуи Короля.

Из ушей Кряжа хлестала кровь от перенапряжения. Он держал пять ромбовидных щитков, развешенных в пространстве по принципу, понятному только ему; для меня они казались хаотичными – но я не обманывался. В конце концов, он до сих пор был жив.

Карс отстрелялся из барабанного шипомёта оракула в дом по правую сторону от статуи: в двери и окна. Страшное грохотание, взрывы, пламя – кусало строение вихрями.

Востр, Батар и Бо пытались забрать другой восточный дом.

Живые зависимые, в том числе и Ятим, заняли одно из южных зданий. Со своей позиции я видел четыре огневые точки врага, включая ту что подавил Карс и ту в которой зашёл костяк Ядра, но и это не всё – слышу еще: стреляли и из соседних зданий.

Значит нужно двигаться. Нечего сидеть на месте.

Рванул к заднему входу, выбежал, опять загрохотали выстрелы. Забежал направо, заглянул в окно, отстрелял остаток барабана.

Двое рухнули.

Переломил револьвер, гильзы вылетели, начал заряжать новые патроны.

Бездна.

Слишком отвлекся. Не привык к оружию – не имел права отводить взгляд от окна, но пока так заряжать не умел.

Противник появился откуда-то сбоку из-за оконного проёма. Краем глаза все же заметил – это спасло. Дернулся назад, он в выпаде вбил меч, срезал мод, рассек щеку по кость. Ладно язык не зацепил.

Лёд и кровь – весь мир.

Холодный взрыв, который через миг напитывал кровь горячим топливом, раскаленной сетью ярости под кожей лица.

Моды взбесились.

Револьвер упал – моя рука сжалась на запястье врага – сломала как прутик. Выдернул тело из оконного проёма и ударил об каменную породу. Раз, второй, третий. Он снизу – хребет ему точно искалечил.

Склонил голову, тем самым заливая окуляры его маски жирными кляксами крови – с меня хлестало, будто я одно сплошное пробитое пузо вепря-хага.

Стрельба за домом участилась в такт безумному бою сердец. Взрывы стали звучать реже. Наверное, шипы в барабане закончились.

– Останови кровь, Громила, – прокричала Желчь из динамика наруча.

Хтон мигнул, зашипел, брызгая кислотой и отстрелился в бок.

Что?

Почему?

Некогда размышлять.

Я сжал руку врага. Вторую – отпустил, она и так сломана. На кирасе у него «спица зависимого».

Ударил кулаком в кадык: резко и безжалостно. Злость даже сквозь работу оставшихся модов проникала – пронзительным красным эхо-стилетом. Этот укол пробил защиту функционала, и я стал страдать от эмоционального кровотечения: в самость изливалась ярость, боль, неудовлетворённость, жажда насилия.

Он хрипел; я хрипел ему в ответ, пытаясь рассказать его судьбу на понятном ему языке.

Разогнулся и четыре раза пробил пяткой в висок. Капли крови с щеки разлетались при каждом ударе фейерверками – я уделял им больше внимание, чем треснувшему черепу промысловика.

– Мертвее мертвого, – подсказала Желчь.

Стало легче.

Трясущимися пальцами оторвал свисающий на куске кожи, изломанный мод – зарычал. Отложил часть тела в карман. Вытянул медицинский мешочек, сорвал нить, засыпал кровоостанавливающий санг на разорванное лицо; щедро – вытряс весь.

Поможет?

Даже и не знаю.

Глаз уже не видел – может щека опухла, может что похуже.

Пока пена твердела, аккуратно, без резких движений