Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

В Каире Черчилль спрашивал, может ли администрация организовать выборы в пользу Фейсала: «Вы уверены, что на месте выберут его?» Западные политические методы, добавил он, «не обязательно применимы на Востоке, и избирательную базу следует организовать». Это была не столько рекомендация, сколько приказ. Отвергнутый Фейсал стал бы катастрофой, и весь арабский вопрос открылся бы заново. Кокс выполнил эту директиву буквально. Не могло быть сомнений, что Фейсал представляет собой наилучшую надежду на стабильность Ирака. Коксу и Гертруде предстояло наблюдать, как он придет к власти по собственному выбору страны, но надо было видеть всем: он выбран независимо от желания британцев. «Я ни секунды не сомневалась в правильности нашей политики, – замечала Гертруда. – Мы не можем продолжать прямое британское правление… Но это довольно смешное положение, когда надо снова и снова повторять людям, что им нужно правительство арабское, а не британское, хотят они того или нет».

В силу воспитания, образования и аравийского опыта у нее был прагматический взгляд на демократию. В «Обзоре гражданской администрации Месопотамии» она писала:

«Рядовых членов племен – пастухов, жителей болот, земледельцев, выращивающих рис, ячмень и финики по берегам Евфрата и Тигра, чей государственный опыт ограничивается пересудами о жизни соседей, вряд ли стоит спрашивать, кто должен быть следующим правителем страны и по какой конституции. В любом случае они разве что протранслируют в порядке подчинения формулы, выданные их непосредственными вождями, и куда экономнее – не говоря уже о том, что намного быстрее, – будет задавать эти вопросы только их вождям».

Современные критики процедур, которыми британцы должны были обеспечить поддержку выборам Фейсала в короли, могут задуматься о хваленой сегодняшней демократии. В каждой европейской стране свой вид демократии. В момент, когда пишется эта книга, «свободная и честная» избирательная система породила в Британии правительство, которого хотели всего тридцать шесть процентов голосующих. В Соединенных Штатах не массы решают выборы, а голоса избирателей-маргиналов.

Гертруда стремилась сделать так, чтобы никто не пострадал как представитель меньшинства в стране, расколотой расово, религиозно и экономически. Эти люди были в надежных руках. Все, что писала Гертруда, показывает, что главным для нее всегда оставалась защита людей, в частности меньшинства, от дискриминации и преследований. Очень многие из ее писем выражают беспокойство по поводу несправедливостей, в частности, массовых убийств армян, курдов и других меньшинств Османской империи. Она видела больных и голодных, уцелевших в этой бойне, бредущих в Багдад («О, Домнул, это был прилив человеческого страдания»). Год работы в департаменте раненых и пропавших без вести дал ей ежедневный опыт столкновения с варварством в беспрецедентных масштабах. На службе в Басре и Багдаде ей по необходимости приходилось воспринимать доклады о таких зверствах. Ее усилия определить границы и разработать структуры для новых правительств были посвящены предотвращению несовместимых соединений рас и вер. В Ираке большая часть населения принадлежала к меньшинствам, религиозным или расовым. Любая система голосования простым большинством оставила бы без представительства огромные куски страны. Если бы в Ираке применили британскую избирательную систему того времени, то голосование оказалось бы привилегией только людей, имеющих собственность, и власть попала бы к богатому суннитскому меньшинству, как было при турках.

Вернувшись из Каира, Кокс и Гертруда обнаружили, что Саид Талиб усердно ведет предвыборную кампанию. За обедом, который он дал в честь корреспондента «Дейли телеграф», он заявил, что среди британского персонала есть лица, известные своей небеспристрастностью, оказывающие неположенное влияние на выборы. Талиб спросил журналиста, не надо ли ему апеллировать к королю Георгу с просьбой удалить этих официальных лиц, и при этом высказал весьма недвусмысленную угрозу: если будет сделана какая-то попытка повлиять на выборы, то «есть эмир Эль-Рабия и тридцать тысяч винтовок, которым это не понравится, есть и шейх Шабаиш со всеми своими людьми». Гертруда, которая присутствовала на обеде, заметила: «Это было подстрекательство к бунту в той же степени, что и любое сказанное теми людьми, кто взбунтовал страну в прошлом году, и не очень далеко от объявления джихада. Не исключено, что Талиб поведет избирательную кампанию так горячо, что сам окажется в тюрьме».

Гертруда слышала, что Талиб собирает вокруг себя наемных убийц, которых, как говорил, использовал в Басре при турках. Она немедленно информировала Кокса о его словах и поделилась с ним своим кошмаром: Фейсал убит наемными головорезами Талиба. Кокса это побудило к решительным действиям, о которых он сперва сообщил Гертруде. И сразу после званого чая у леди Кокс, где Талиб был гостем, его арестовали. Кокс докладывал Черчиллю: «Он был арестован сегодня, на людной улице, и отправлен вниз по реке в Фао. Не предвижу неприятностей, поскольку считаю, что большинство людей вздохнуло с облегчением. Надеюсь, что Вы сможете поддержать меня в этих действиях и дать мне полномочия выслать его на Цейлон». Черчилль ответил, что речь Талиба была подстрекательской, и изгнание утвердил. Большую часть своих оставшихся дней Талиб провел в Европе, живя на британскую субсидию, которая, стоило ему появиться в Ираке, была бы тут же отменена.

Хотя не проконсультироваться по этому поводу с Гертрудой было жестом высокомерным и нехарактерным для Кокса, хотя устранение претендента накануне выборов противоречило всем демократическим принципам, Гертруда испытала огромное облегчение, еще усилившееся, когда после ухода Талиба открылся масштаб его деятельности по сбору средств, большая часть которой состояла в вымогательстве. Она утверждала, что угрозы сами по себе сделали Талиба несовместимым с демократическим процессом. По поводу депортации Талиба британцам поступила только одна жалоба: от Гарри Сент-Джона Бриджера Филби, политического агента у Кокса, который работал британским советником у Талиба в бытность того министром внутренних дел. «Джек» Филби, ранее служивший в Индийской гражданской службе, опытный путешественник по Востоку, был человеком твердых мнений и всегда озадачивал Гертруду и Кокса степенью своего восхищения Талибом. Неудивительно, что он возмутился и пришел в офис ради эпической схватки с Коксом: с Гертрудой он отказывался разговаривать и при всех следующих встречах ее просто не замечал.

Гертруда вернулась к организации встречи Фейсала. Ей было приятно, что накиб, а не британцы взял на себя труд проследить, чтобы эмира как следует приняли и соответственно устроили. К несчастью, комитет, выбранный для организации приема, так раздирали противоречия, что его члены чуть не подрались. Присутствовавшая на первом заседании Гертруда, вздохнув, оставила их спорить и пошла организовывать прием сама. Она заглянула к железнодорожным служащим и распорядилась должным образом декорировать поезд, который будет забирать Фейсала из Басры[38]. Единственными подходящими апартаментами для эмира и его свиты было старое правительственное здание, Сераи, требующее ремонта. Гертруда обратилась к департаменту общественных работ и представила график. Она взяла с багдадской знати взносы, предназначенные для покупки хороших ковров, мебели и декорирования стен. Купцов попросили доставить мебель, посуду и столовые приборы. Нашли умелых слуг, шестидесяти видным гражданам Багдада поручили приветствовать Фейсала по прибытии и стали муштровать почетный караул. Гертруда писала домой: «Вчера до нас дошли известия о прибытии Фейсала в Басру [23 июня 1921 г.] и превосходной встрече, слава небесам… Фейсал сейчас двинулся в Дженеф и Кербелу и будет там в среду 29-го».