Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Бежим!

Они рванулись вверх по склону. Но верхним краем лощины уже хрустели, ломаясь, кусты — там мелькали султаны из перьев на масках, наперерез ломилась ещё одна группа!

— Беги один! — крикнул Север. — Туда беги! — он почти швырнул Андрея дальше по склону оврага. — Беги, я их задержу!

— Я тебя не брошу! — крикнул Андрей, хватаясь за меч над плечом. Север зарычал:

— Дурак! Наши же думают — тут никого! Беги же, всех погубишь!

И снова толкнул Андрея. Тот попятился. Потом — повернулся и побежал. Сразу — изо всех сил.

Так, тут — всё. Второй нож полетел в первого из бежавших поверху, и тот покатился вниз, пробил своим телом кусты, застрял там, словно какой-то манекен. Игорь прыжком выскочил на край лощины. Со всех сторон — ближе, ближе — лезли озверелые рожи или страшные маски. За Андреем не бежал никто — вот и хорошо…

Всё? Кажется — всё. Значит, вот как это… А где же страх? Где вся жизнь, промелькнувшая перед глазами?

«Прощай, Кристина,» — подумал он, выхватывая шпагу и дагу — они послушно, с радостным гудением, описали в сильных руках зло свистящие «восьмёрки».

Но он, наверное, всё-таки ещё не верил в смерть, отталкивал её всей силой своего недолгого существования, всем своим крепким, живым мальчишеским телом, всей жаждой жизни — когда, не дожидаясь броска негров, сам прыгнул вперёд.

И успел подумать ещё, что Андрей теперь точно успеет, и всё будет хорошо…

…Его убили только через полчаса, брошенными в спину толлами — после того, как отчаялись свалить в рукопашной.

Каждому хочется жить. Но бывает, поверь —Жизнь отдают, изумиться забыв дешевизне.В безднах души просыпается зверь.Тёмный убийца. И помыслов нету о жизни.Гибель стояла в бою у тебя за плечом.Ты не боялся её. И судьбу не просил ни о чём.Что нам до смерти, коль служит порукою честь —Та, что рубиться заставит и мёртвые руки!Что нам до ада и мук, если естьРади кого принимать даже адские муки?Тех, кто сражался, в бою не гадал, что почём —Боги, бывает, хранят. И своим защищают мечом.Кончится бой — и тогда только время найдёшьКаждому голосу жизни, как чуду, дивиться.Тихо баюкает дерево дождь…Звонко поёт, окликая подругу, синица…Вешнее солнце капель пробудило лучом…Павших друзей помяни — и живи.И не плачь ни о чём.

Жалобно выли раненые. Их было около десятка, и почти все уже не бойцы. Убитых было девятнадцать — их порубленные и поколотые тела лежали на краю лощины и на склоне, застряв тут и там в кустах. Землю пропитала лениво льющаяся кровь. Валялось изломанное оружие, рассечённые щиты и маски.

Убитого белого оставили там, где он упал — около большого дерева, к которому он хотел, но не успел прижаться спиной: в ней сейчас торчали пять толл. Упал он только после пятой, последней. Кто-то принёс и бросил рядом левую руку белого с зажатым в ней кинжалом — её удачно отрубили ещё в середине схватки. Выдернуть чёрную от крови шпагу из правой руки не удалось вообще.

Отталкивая друг друга, сопя и скрежеща гортанно, негры отрубили убитому голову и насадили её на грубо оструганный кол. открытыми глазами, из которых уже ушла жизнь, Игорь Северцев по прозвищу Север смотрел на то, как, то и дело схватываясь, негры делили его тело, тут же пожирая сырые куски мяса. Потом вставили шпагу, отрубив на державшей её руке пальцы, в расщелину камня и начали ломать, сгибая клинок в дугу, но он каждый раз распрямлялся с коротким злым гулом.

Навалившись втроём, его переломили, и сталь лопнула с плачущим звуком. Обломок, выскочив из расщелины, вонзился в горло одному из негров, и тот, захлёбываясь кровью, покатился на дно оврага…

Двадцатый.

Первые несколько минут Андрей вообще ничего не мог сказать — только хватал ртом воздух и не мог даже проглотить воду, которую лили ему в рот перепуганные девчонки. Он был чёрный от усталости, глаза ввалились, а волосы склеила выступившая из пота соль. Лишь потом, явно испытывая физическую боль, он прохрипел чужим, хрустким голосом:

— Негры… много… Я бежал всю ночь… опередил… на час… пришлось петлять…

На секунду воцарилось испуганное молчание. Потом в него врезался крик Кристины:

— Где Игорь?!

Андрей измученно махнул рукой (Олька всё ещё пыталась его чем-то напоить и просила, чтобы он не глотал, а полоскал рот и сплёвывал) и ответил уже более нормально:

— Он остался там, прикрывать. Без него я бы не ушёл.

— Сколько негров? — быстро спросил я. Сейчас я не мог позволить себе ничего личного. Я был князем, за которым стояли три десятка человек. — Мы сможем отсидеться?

— Нет, нет, — Андрей помотал головой. — Их тысячи, они идут с юга острова, чешут тут всё, как расчёской…

— Брать только вещи и продукты, приготовленные про запас, — я выпрямился. — Скорее. Мы уходим через ущелье на север, к Ираклиону.

— Поздно.

Все обернулись на голос, раздавшийся от входа. На пороге пещеры стоял Санёк с обнажённой валлонкой в руке. Он был страшно бледен. За его плечом мрачной тенью высился Сморч, методично затачивавший выщербленное лезвие гизармы. Левое плечо Игоря было обмотано окровавленной тряпкой. У входа, поглядывая назад, замерли Щусь и Наташка.

— Поздно, — повторил Санек, шагнув внутрь. — Они перерезали дорогу через ущелье. Желающие могут убедиться — их отряды текут сюда, как река.

Почти все метнулись наружу. Я задержался.

— Про тебя я думал, что ты-то уж точно в Ираклионе, — тихо сказал я. Саня хмыкнул:

— Я был там. Отдыхал, пёр в жопу Сашка, давал ему в рот, игрался с его детальками… — он с усмешкой смотрел мимо меня. — Но когда это началось, я подумал: не очень-то хорошо будет бросить вас… Жоэ сказал, что будет ждать, пока ниггеры не полезут на сходни его каравеллы, так что мы ещё можем успеть.

— Успеть? — я вскинул голову. — Но ты же…

— Как ты думаешь, — с ядом спросил он, — я что, пробивался сюда через эти толпы? Есть тропка. Надеюсь, что они её ещё не перерезали.

Помедлив, я протянул Сане руку. Он со смешком посмотрел на меня.

И не пожал её…

…Если Саня сравнивал негров с рекой, то он ошибся. Сейчас они больше напоминали шумное чёрное половодье, разливающееся по долине километрах в семи-восьми от нас.

— Их тут х…ва туча, — сказал Колька Самодуров, и никто не обратил внимания на мат. — Тысячи!

— Тысячи три, — оценил на глаз Игорёк Мордвинцев.