Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бану-у, — Маатхас легонько встряхнул жену: дай ей волю начать тревожиться, потом никак не остановишь, — он уехал от нас только два месяца назад.
— Но он один в кресле тана…
— С ним Русса, а ему, я имею в виду Гайеру, столько же, сколько было тебе, когда ты повела войска Сабира Свирепого. Он уже немаленький.
Бансабира немного вздрогнула.
— Да, я помню, — немного пристыженно протянула она.
— Просто всегда хочется, чтобы дети оказались так же сильны как мы, но их участь была милосерднее нашей, — закончил Сагромах за супругу. — Может, пришло время серьезнее подумать над невестой для Гайера? Я все думаю насчет Дарна Вахиифа и его внучек.
— М-м, — качнула Бану головой. — От твоих напоминаний о возрасте Гайера я и так чувствую себя старухой, Са! — заигрывая, упрекнула Бану. — А уж если у Гайера родится ребенок… — Она тряхнула головой. Отросшие распущенные волосы соблазнительно качнулись и, повинуясь ветру, перечеркнули воздух несколькими золотыми струями. Сагромах немного помотал головой, скидывая женские пряди с лица, деликатно убрал прилипшие волоски с губ.
— Нет, — заключила Бансабира, с улыбкой оглядываясь в сторону и наблюдая за маневрами мужа, — на роль бабки я пока не готова.
Маатхас посмеялся.
— Да уж, думаю, из Гайера пока тоже отца не получится.
— Какие-то вести? — насторожилась Бану.
— Да нет, — Сагромах пожал плечами, и их объятие стало плотнее. — Все вспоминаю тот случай, когда он на спор с Валом едва не свернул шею, пытаясь лизнуть собственный локоть.
Бансабира фыркнула, поджав губы.
— Клянусь, когда-нибудь я своими руками оторву Валу и Раду руки и ноги за то, что приучили Гайера ввязываться во всякие эти «на спор».
— Да ладно тебе, все мальчишки такие в его возрасте.
— Я такой не была, — со строгой ноткой заметила Бану.
— Все мальчишки, — Сагромах сделал акцент, — такие в его возрасте. И потом, где уж нам состязаться в искусстве стратегии с Матерью Севера, — подначил тан.
Бансабира засмеялась, попыталась вырваться из объятий, но Сагромах, сжав плотнее, не пустил, снова устраивая подбородок на женском плече. Бану притихла, прислушиваясь к дыханию любимого. Искоса подняв на таншу взгляд — и быстро опустив обратно, ибо смотреть так оказалось весьма неудобно — Сагромах обронил:
— Такое чувство, будто ты или чего-то замыслила, или искренне грустишь, что он уехал, — Сагромах, как мог из своего положения подбородком указал вперед. Вдалеке, по каштаново-зеленой змее проталин, уходящей от чертога вниз, уезжал кортеж рамана Яса Кхассава Яасдура.
— Он оказался неплохим человеком, — с чувством открытия призналась Бансабира. — Меньше всего я ожидала подобного от сына раману Тахивран.
Сагромах вздернул брови, зная, что Бансабира не видит, но буквально кожей чувствует.
— Не скучаешь по старушке?
Бансабира усмехнулась беззвучно. На этот раз Сагромах не видел, но чувствовал смену эмоций на женском лице щекой.
— Нисколько. К сожалению, её кончина совпала с непростым для меня временем. Так что на призрачную боль по ушедшему врагу у меня просто не нашлось сил.
— И правильно. Без неё Аамут подавлен, Джайя совсем не того полета, а…
— Са, — позвала танша.
— Да, милая?
— А мы можем сейчас не говорить об Яасдурах?
Сагромах посмеялся:
— Что, совсем-совсем?
— Совсем.
— Даже о том, что по мнению Кхассава, у его старшенькой начала расти грудь?
— У Шинбаны тоже, — не осталась в долгу Бансабира.
— О, правда?
— Да.
— А она еще не слишком маленькая? Я имею в виду Шинбана.
— Нет, у меня было так же.
— О, ну в том, что она твоя копия вообще сомнений не возникает, — в его интонациях чувствовалось: тан знал, о чем говорит.
— От меня у неё только скверный характер и привычка командовать.
— Она просто маленькая, — утешил Сагромах, — и не знает, как когда-нибудь эта привычка позволит ей вить из мужа веревки, — с очевидным опытом заявил тан.
— Ты что это, — Бансабира чуть обернулась через плечо, — жалуешься?
— Я? Нет-нет, что ты, — успокоил жену Сагромах. — Я, скорее, хвастаюсь тем, какие несравненные дни и ночи мне достаются. В мои годы это и впрямь благословение Богов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Бансабира усмехнулась, но было видно, что в душе она все еще немного смущается:
— Ну… ночью я командую меньше, — уклончиво заметила танша.
Сагромах поцеловал жену в волосы:
— Командуй, сколько душе угодно.
— Не хочу, — с ленцой отозвалась тану, зная, что его командный тон в подобных делах любит больше, чем свой.
Сагромах ответ проигнорировал.
— Лучше всяко делить постель с командиром, чем с обиженным камнем вроде раману. Кхассав говорит, Джайя…
— Я же просила, — взмолилась Бансабира. — Это слишком хороший день, чтобы разговаривать о Джайе, Тахивран или ком-то там еще.
Сагромах хмыкнул, и Бансабира оскалилась в ответ: нарочно ведь напоминает. С годами Сагромах окончательно расцвел в привычке обожать Бану, подначивать её, баловать и обнимать при первой возможности, как будто она вот-вот куда-нибудь испарится. Близкие и военное окружение уже не обращали никакого внимания, и даже дети спокойно игнорировали или, отводя глаза, неопределенно хихикали. Только старший, Гайер, деловито хмыкал всякий раз, когда Сагромах обнимал или целовал жену. А порой наоборот — начинал таращиться в оба глаза. Тогда Са усиливал ласку, а потом, закончив, оборачивался к пасынку и демонстративно заявлял, чтобы тот бросал завидовать. Гайер морщился, корчился, показывал язык и уходил.
Да уж, думала Бану. Сагромах прав, в отцы Гайер еще долго-долго не сгодится. Хотя Сагромах и провел с ним десятки бесед о долге тана, мужа и, конечно, о том, что у Гайера непременно должна появиться со временем наследница-дочка.
— Ну хорошо, — смилостивился Сагромах. — А про Кхассава тоже нельзя? — уточнил намеренно. — Он ведь тоже Яасдур.
Тут Бансабира ненадолго замолчала. Пятно государевой процессии вдалеке от чертога становилось все мельче и мельче, теряя в четкости краски, превращаясь в единую буроватую кляксу.
— Удивительно, что он так задержался. В прошлые годы, даже если очень хотел погостить, Кхассав никогда не оставался дольше, чем до моего дня рождения.
— Ну, по мне ничего удивительного, — объяснил Сагромах. — Во-первых, путешествовать даже в первый день весны намного теплее, чем зимой, а Кхассав, несмотря на все свои многочисленные достоинства, все же южанин.
— А во-вторых — дело в походе? — разумно предположила танша.
— А во-вторых, дело в походе, — тан подтвердил. — Мирасс лежит за Ласковым морем и ждет, чтобы быть съеденным.
— Давно пора немного встряхнуться. Раду, наверное, будет счастлив.
— И еще Дан Смелый.
— Дан Наглый, ты хочешь сказать? — посмеялась Бансабира.
— Без разницы, — честно произнес Сагромах. — Самое главное, чтобы от этого похода счастливее стала ты.
— Насчет счастья пока не скажу, но, наверное, стану спокойнее, когда он закончится.
— О, ну да, — Маатхас тут же изменился в интонациях, — особенно если вспомнить, что Кхассав пообещал нам какой-то там необыкновенный подарок по случаю нашего полного согласия предоставить ему сто кораблей, кучу золота и двенадцать тысяч северян под единым знаменем. Уверен, мы получим его, как только приедем в Гавань Теней.
— Думаешь, он правда видит в нас союзников? — недоверчиво спросила танша.
Сагромах хмыкнул:
— А ты по-прежнему осторожна во всем, что касается отношений, — он поплотнее сжал Бансабиру в кольце рук. — Я думаю, Кхассав если не верит, то хотя бы надеется, что мы друзья.
Такое откровение для Бансабиры было непростым, пусть и очевидным. Сагромах не торопил: он как никто знал, как много Бану нужно времени, чтобы признать, что тот или иной человек прочно занял свое место — какое бы то ни было теплое место — в её необъятном сердце.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ну и еще ему кажется важным заручиться нашим расположением, чтобы после похода и дальше приезжать на китобой и спать с северными островитянками, — посмеялся Сагромах. — Тебе не кажется, что они с Даном где-то сильно похожи?