Апокриф - Владимир Гончаров

Пресса вела себя точно, как было предсказано. Кричащих заголовков и ужасных фотографий разбитой головы священника было сверх всякой меры (понять можно: под таким соусом идет самая дорогая реклама). Нужных версий в ассортименте даже более широком, чем предполагал Гваар, тоже было хоть отбавляй. Разумеется, имелись и явные намеки на след к дому папаши Дрио, но только намеки и ровно до той степени, чтобы избежать всякого риска нарваться на иск о клевете и диффамации. Молодцы!

Так что в этой части дело можно было считать закрытым. Теперь оставалась вторая, более сложная часть: заставить работать на босса наивного и неискушенного молодого человека, сына добрых родителей, студента первого курса Ялагильского университета и, одновременно, обладателя уникального дара — Острихса Глэдди.

Острихс Глэдди удостоился чести быть одним из первых, кого пригласили на допрос к судебному следователю. В кругу знакомых настоятеля «краснокаменного» храма его довольно тесная дружба с молодым человеком, завязавшаяся месяца три-четыре назад, была достаточно известным фактом, мимо которого не могли пройти полицейские детективы, изучавшие связи погибшего. Более того, в паре грязненьких газетенок, с особым удовольствием смаковавших возможные романтические мотивы убийства, присутствовали скабрезные намеки на вероятность неких не вполне невинных отношений между немолодым уже целибатом и совсем еще юным студентом.

Следователю история представлялась достаточно очевидной, но, принимая во внимание личность жертвы и общественный резонанс, он считал себя обязанным «отработать» любые версии, хотя бы для того, чтобы в будущем было чем «отписаться», если его собственную работу по этому делу кому-нибудь вздумается проверять. Поэтому Острихсу, никогда ранее со следствием дела не имевшему (не считать же за опыт давний эпизод с Бульдозером!), пришлось испытать настоящий нравственный шок, отвечая на вынужденно нескромные вопросы судебного чиновника по поводу алиби на время убийства и о характере взаимоотношений с Хаардиком Фантесом.

Еще большая неприятность поджидала Острихса при выходе из следственной части. Едва он оказался на улице, как на него, и без того измученного крайне тягостным допросом, из какой-то засады налетело, наверное, более десятка газетных, радио и телевизионных репортеров, Они тут же с профессиональными бестактностью и нахрапом стали, толкаясь и галдя, совать ему в самое лицо микрофоны, слепить вспышками фотокамер:

— Господин Глэдди! Какие вопросы вам задавал следователь?

— Скажите! Фантесу кто-нибудь угрожал?

— У настоятеля были связи с женщинами?

— Что Хаардик Фантес говорил об экуменизме?

— Скажи честно парень, ты с ним спал?

— Кто был инициатором вашей с Фантесом компании против «механических казино»?

— Господин Глэдди! Вы были знакомы с убийцами?

Оглушенный, ослепленный и ошарашенный всей этой вакханалией Острихса совершенно растерялся и не мог ни слова сказать, ни с места двинуться — только стоял на месте, бессмысленно поворачивая голову на наиболее громкие выкрики.

Ситуация сложилась ужасная. Состояние юноши, который перенес первую в жизни осознанную потерю — потерю старшего товарища, к которому за время их не столь уж долгого знакомства успел сильно привязаться, и без того было мучительным. Муку усиливало гадкое, оставшееся после допроса чувство, будто бы его в чем-то подозревают. И, наконец, это хамское нападение репортерской банды. Ощущение одновременно горя, обиды, оскорбления и беспомощности было так велико, что Острихс почувствовал себя способным разрыдаться, как маленький.

В этот критический момент рядом с ним, казалось, ниоткуда, возникли двое крепких мужчин весьма одинаково и строго по сезону одетых. Лица их выражали спокойную деловую сосредоточенность. Они очень умело и жестко, почти на грани с грубостью, оттеснили репортеров от Острихса, после чего один — решительно пробил прямо через их шумную свору дорогу к проезжей части, где, вплотную к тротуару, очень кстати обнаружился большой серый автомобиль с предусмотрительно распахнутой задней дверью. Второй — в этот же самый момент зашел сзади Острихса и решительно, но без нажима, положив ему руку на плечо, вежливо и вместе с тем твердо произнес: «Проходите, пожалуйста, в машину!» Острихс, которому только и нужно было, чтобы кто-то извлек его из нервного ступора и помог выйти из крайне неприятной ситуации, механически двинулся в указанном направлении, в то время как неожиданный спутник ловко и умело прикрывал его от последних наскоков репортеров, отводя в сторону назойливые руки с зажатыми в них микрофонами и фотокамерами или блокируя мощным корпусом наиболее наглых выскочек.

Стремительная операция была завершена в какие-то секунды: дверь с затемненным стеклом захлопнулась перед носами разочарованно подвывающей стаи газетчиков и, приемисто взяв скорость, автомобиль умчал, казалось, уже загнанную добычу в неизвестном направлении.

Через несколько минут, придя в более или менее вменяемое состояние, Острихс обнаружил себя сидящим (не зажатым, не стиснутым, а именно, свободно сидящим) между двух его загадочных спасителей на широком и удобном заднем сидении, видимо, очень дорогого автомобиля представительского класса.

Машина спокойно двигалась по несильно загруженным в этот час улицам города в сторону Западного сектора. Сидевший рядом с водителем мужчина лет пятидесяти, обладавший приятным моложавым лицом, повернулся на своем месте и, протянув в пространство между передними креслами руку Острихсу, представился: «Анс Гваар, к вашим услугам!»

Все еще не до конца опомнившийся Острихс кивнул и, автоматически ответив на рукопожатие, даже забыл назваться сам. Впрочем, обладатель приятного лица, видимо, этим не был задет и вообще в том не нуждался. Он просто продолжил разговор, взяв не то чтобы фамильярный, но, как бы покровительственный тон:

— Видите ли, Острихс, — обратился он к своему не совсем добровольному спутнику, — я хочу пригласить вас в одно место для, скажем так, дружеской беседы? Вы, я уверен, не против?

Острихс снова кивнул, отчасти обреченно, отчасти равнодушно, чем очень, надо сказать, удивил Гваара, который, конечно, ожидал вполне естественных в подобных случаях вопросов, дескать: куда, да к кому, да зачем…

На самом же деле Гваар просто недооценил глубину психологического шока, в котором находился молодой человек. Под впечатлением обрушившихся на него событий, Острихсу перво-наперво пришло в голову, что его тащат на какой-нибудь очередной допрос в какое-либо очередное строгое ведомство. Тем более, что приглашение в подобного рода учреждения, судя по шпионским и гангстерским фильмам, которыми был туго нафарширован репертуар кинотеатров и телевизионный эфир, происходило именно так. Других источников информации у Острихса на этот счет не было. А придя к такому заключению, он решил, что будет покорно исполнять свой гражданский долг — перед государством, и долг друга — перед погибшим Хаардиком Фантесом.

В Западном секторе Ялагила не было промышленной зоны, а на самой периферии его, среди невысоких холмов древней морены, поросших стройным и чистым хвойным лесом, глядящимся в зеркала многочисленных небольших, видимо, также ледникового происхождения озер, располагался район, где жили, если и не самые лучшие, то, во всяком случае, самые богатые люди. В это время года, правда, краски неба и земли были значительно более блеклыми, а глазницы водоемов подернулись пленкой тонкого льда, но и зимние виды идиллического уголка могли доставить удовольствие даже взыскательному взгляду.

Автомашина довольно долго катила между обширными и прекрасно ухоженными участками, на просторах которых и весьма большие дома самой разнообразной архитектуры не казались массивными или перегружающими своим объемом природный пейзаж. Потом на какие-то короткие мгновения шофер притормозил на боковом ответвлении дороги перед высокими решетчатыми воротами, автоматические створки которых почти сразу побежали в стороны, освобождая проезд.

Примерно в это время начавший успокаиваться и обретать способность адекватно воспринимать действительность Острихс стал крутить по сторонам головой и оглядываться, пытаясь понять: куда это его завезли? Как-то не так он представлял себе штаб-квартиры учреждений, ведущих суровую борьбу с криминалом.

Прокатив приятно шуршащей дорожкой через широкий луг, украшенный романтическими обломками скал и каким-то зеленеющим даже зимой кустарником, машина остановилась у ступеней приземистого особняка в конструктивистском стиле, прекрасно вписанного в окружающий ландшафт.

Один из сидевших на заднем сидении сопровождающих вылез наружу и широко распахнул перед Острихсом дверь автомашины. Уже стоявший на ступенях Гваар сделал рукой широкий приглашающий жест: «Прошу!»