Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский

Но вернемся в Стокгольм. Не успел маршал Ахромеев заявить на конференции о согласии на воздушную инспекцию, и что для этого должны использоваться самолеты инспектируемого государства, как тут же, как чертик из табакерки, выскочил маленький юркий посол ФРГ Клаус Цитрон. В пику Ахромееву он предложил использовать самолет нейтральных стран. По— видимому, каким— то образом НАТО пронюхала о новой позиции Советского Союза и придумала этот контр ход. Иначе не могло случиться, чтобы немецкий посол с ходу отказался от согласованной жесткой позиции НАТО — для инспекций должны использоваться только самолеты инспектирующего государства.

Однако и дальше события разворачивались по непредсказуемому варианту. Предложение об использовании самолета нейтралов стал активно пробивать представитель Швейцарии посол Шенк. Тут даже мы стали в тупик: швейцарцы обычно держались в стороне от противоборства военных блоков.

Но оказалось, что не кто иной, как Советский Союз подтолкнул Швейцарию к такому шагу. Как раз в эти дни Шеварднадзе принимал в Москве министра иностранных дел Швейцарии Пьера Аберта. Разговор, естественно, зашел о Стокгольмской конференции, и швейцарец поинтересовался, как Советский Союз относится к использованию нейтрального самолета. И тут неожиданно для всех Шеварднадзе сказал, что Советский Союз не будет возражать, если это окажется практически осуществимым и поможет обеспечить договоренность в Стокгольме.

Трудно сказать, что случилось с советским министром: то ли оговорился, то ли по — восточному хотел сказать приятное гостю, хотя Шеварднадзе — я видал сам это неоднократно — мог быть очень жестким и нелицеприятным собеседником на переговорах. Во всяком случае, то, что он столь любезно сообщил швейцарскому гостю, ни в какие советские позиции не вписывалось. Да и сам он потом никогда не настаивал на нейтральном самолете и только говорил, что здесь нужно искать компромисс.

Разумеется, советскую делегацию никто об этом не проинформировал и мы  продолжали твёрдо выступать против использования самолета нейтральных стран. А наши выступления, естественно, воспринимались другими делегациями, как стремление набить цену в дипломатическом торге. Ведь сам министр в Москве дал на это согласие. Поэтому очень скоро к Швейцарии присоединились Австрия, Швеция, Финляндия. На Конференции образовался мощный хор, выступающий в поддержку использования самолета нейтральных стран.

Однако опасений военных и КГБ они не развеяли — шпионская аппаратура может быть установлена на самолете нейтральной страны даже без ее ведома — на то и существуют спецслужбы. Конечно, так прямо в лоб нейтралам это не говорилось. Тут была избрана другая, более хитрая тактика. Упор делался на необходимость быстрого и эффективного проведения инспекции — нужно в кратчайший срок доставить инспекционную группу на место проверки. А перед началом инспекции принимающее государство захочет осмотреть самолет, и это отнимет драгоценное время.

Вот почему необходимо использовать самолет принимающего государства — это позволит избежать ненужной затяжки и обеспечит наиболее быструю доставку инспекторов и облет района инспекции. Ведь в конце концов, не сам самолет, а инспекторы и их разрешенная аппаратура проводят проверку.

Но спорить времени уже не было. Вопрос о нейтральном самолете мог стать тем препятствием, на котором споткнется Конференция на самом финише. Причем в самом невыгодном для нас месте, т.к. приходилось противостоять по существу совместной позиции НАТО и нейтралов. Значит, нужно было искать компромисс. А для этого надо было правильно понять, что заставило их сплотиться в этом, казалось бы, второстепенном вопросе — ведь не откровенное желание проводить шпионаж на территории Советского Союза. В этом еще можно было заподозрить США, но не добропорядочную Швецию или Швейцарию.

Из бесед складывалась такая картина. Нейтралам безусловно импонировала возможность поднять свою роль в обеспечении европейской безопасности — быть своего рода арбитром в спорах между НАТО и ОВД. Однако многие страны, как и мы, считали, что для проведения инспекции за мерами доверия нет острой необходимости использовать самолеты инспектирующего государства. Французы прямо говорили, что не видят в этом серьезного препятствия для проведения инспекции.

— Глаза важнее, чем крылья, — сказал Гашиньяр. Как настоящий француз, он умел изъясняться афоризмами.— Но мы не хотим создавать прецедент для предстоящих переговоров по ограничению и сокращению вооружений.

Поэтому напрашивался компромисс двоякого свойства:

— либо договориться о том, что выбор самолета будет происходить по добровольному соглашению между инспектирующим и принимающим государствами;

— либо дать согласие на использование самолета нейтральной страны при условии, что принимающее государство будет выбирать нейтральную страну по своему усмотрению.

В ЖЕРНОВАХ КРЕМЛЯ

Итак, две главные нерешенные проблемы терзали Конференцию к началу сентября — параметры уведомления и инспекции. Надо было действовать. В воскресенье 7 сентября делегация отправила в Москву телеграмму, где предложила упоминавшиеся выше развязки. На ней сразу появилась безымянная резолюция:

«Минобороны, МИДу и КГБ представить предложения о дополнительных указаниях».

В тот же день я вылетел в Москву для консультаций. А 8 сентября утром был в кабинете у Шеварднадзе. Поразительно быстро ввинтился этот человек в новую и совершенно не знакомую ему роль министра иностранных дел. Он не просто раздавал указания, а знал и разбирался в хитросплетениях позиций сторон даже на таких сложных и запутанных переговорах, как Стокгольмская конференция. Можно, конечно, спорить, правильную ли он проводил линию, но то, что он уже хорошо знал суть дела, — это бесспорно.

Вопросы его были резкие и колючие — он явно беспокоился, что у делегации не хватит директив для того, чтобы выйти на договоренность в последние часы торга на переговорах.

— Мне не нравится Ваша самоуверенность. Почему Вы думаете, что Вам удастся договориться о трех инспекциях? Почему Вы не просите про запас четыре — пять? Почему Вы не просите опустить порог уведомлений до 10 — 11 тыс. человек? Ведь все может случиться в последний день. А меня в Москве уже не будет — я буду в Нью— Йорке и некому будет обратиться к Михаилу Сергеевичу.

Я пытался объяснить, что проблем тут нет, хотя натовцы действительно оттягивают решение на последний момент. Пока они упорно стоят на уровне уведомлений 9 — 10 тыс. человек. Однако наверняка сдвинутся — наши контакты свидетельствуют об этом. Компромисс вырисовывается в пределах 13 — 14 тысяч. А на 12 тысячах договоренность гарантирована.