Драконий Катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

— Если бы он хотел это сделать, то сейчас вы не сидели бы в этом уютном склепе, — съязвил Лионель. — Вам ли объяснять, как быстра на расправу стража Санаана, особенно когда к ней присоединяются инквизиторы башен. А такого масштаба заговоры по определению входят в зону интересов ламарских магов.

— И все-таки, — фигура «реконструктора» на миг расплылась, — опасность слишком велика. Госпоже, надеюсь, понятно, что в случае неприятностей первым призовут к ответу именно ее второго супруга?

— Однако, — я холодно выпрямилась в кресле, — вы заходите дальше, чем видите. Моя семья не за просто так тысячу лет правила Империей Кавана. И подозреваю, вы способны понять, когда следует остановиться в таких репликах, господа.

— Значит, мы будем особенно тщательно присматривать за Маратом. — Широкоплечий откинулся на спинку кресла.

— Успокойтесь, господа, — вмешался миниатюрный «реконструктор». — Не стоит так сильно притягивать неудачу.

— Но и отмахиваться от такого исхода нельзя, — проворчал атлет. В его голосе, даже за искажениями, угадывались злость и раздражение. Этот тип явно питал неприязнь не просто к ситуации, а конкретно ко мне. — Я сам прослежу за молодым… человеком.

— Для более скорого принятия решения, господа, мне надо хотя бы вчерне знать ваши возможности, — я окинула взглядом напрягшиеся фигуры. — Без имен и точных чисел, без мест и званий. Только самую суть и основы масштабов подготовки.

— Нас готовы поддержать армия и флот, — буркнул плотный «реконструктор».

— Среди нас есть маги всех башен, и немало, — добавил приветливый.

— Практически все старшие дома только и ждут начала нового Рекорданса, — сказал «малыш».

— У нас есть свои эльфы во всех дворцовых службах, — нехотя отозвался атлет.

С каждым их словом во мне креп страх. Гидра заговора, судя по всему, обзавелась головами везде. И срубить их разом будет очень непросто. Отсрочка решения стала жизненно необходима. В ближайшие дни капитану Артуаре поспать не грозит. Широкоплечий эльф с глухим стуком уронил на стол руки и сказал:

— Надеюсь, госпожа понимает, что теперь у нее нет обратного пути. Или соглашайтесь, или исчезните. Иначе в огне пожара сгорите и вы, и те, кто вам дороги.

Неприкрытая угроза заставила меня медленно выдохнуть, не-давая гневу перехлестнуть край терпения. Лионель уверенно пожал мне руку холодными пальцами и надменно ответил наглецу:

— Угрозами вы не склоните нас на свою сторону, уважаемый заговорщик.

— Хватит, — резко сказал миниатюрный эльф. — Не стоит обострять ситуацию, господа.

Атлет тяжело пошевелился, повернув голову под капюшоном в сторону соседа. Я же, привлеченная тусклым блеском, взглянула на его пальцы и застыла. На ухоженной фаланге мрачно сиял серебряный перстень очень уж знакомой отделки. В оправе, изображающей схватившихся драконов, зловеще темнел синего оттенка драконий глаз — редкий камень, усиливающий магические силы носителя. В глубине камня жарко тлела красная искра. А в моей голове всплыли воспоминания.

Мерзкий непрекращающийся дождь заливал центральную площадь Санаана, но собравшаяся толпа не обращала внимания на льющуюся со стальных небес воду. Каменный помост возвышался над эльфами зловещей тенью черного гранита. Я стояла в окружении дворцовой стражи, всего в паре шагов от переносного трона, на котором под навесом с мрачным видом восседала Насария Белая, первая правительница нового эльфийского государства. В отдалении от нас, также среди стражи, серыми тенями стояли мои двоюродные братья и сестры. Все мы угрюмо смотрели на помост, где мокли под дождем мой отец Толиргэ Аснатари, братья, Хьюгэ и Висташ, и Селесса, дорогая и ненавистная сестренка, недавно прославившаяся связью с каким-то карликовым огром. Рядом с ними в окружении красной стражи надменными истуканами стояли дядя Лекон, его жена Мартиса, а также брат последней Филионтэль, низвергнутый адмирал эльфийского флота. Мне очень захотелось крикнуть им всем напоследок, что все это — результат того, что отец приказал убить моего мужа Лионеля, а его маги послушно исполнили волю императора, наложив на меня непреодолимое заклятие нашего рода о подчинении. Это была моя месть. И она вот-вот свершится окончательно и бесповоротно. Но заклинание тишины, запечатавшее мне уста, не давало издать ни звука. Оставалось только смотреть. Уже был зачитан приговор, уже притихла толпа, ждущая казни.

Насария Белая холодно посмотрела на меня и спросила: «Ты желаешь что-то сказать?» Я лишь покачала головой. Королева усмехнулась, взметнула руку и повелительно махнула ею в сторону палачей. Первым седой головы лишился дядя. Его жена, бледная и напуганная, едва устояла на ногах. Васильковый взгляд первой красавицы двора уперся в меня, ее губы что-то прошептали. Наверное, проклятие. Два палача бережно помогли ей улечься на плаху. Второй раз свистнул огромный церемониальный палаш, обрывая яркую жизнь Мартисы, герцогини Шанталь. Адмирал положил голову на плаху сам. Миг спустя и его златовласая голова скатилась в заботливо подставленную корзину. Над площадью звенела тишина. Толпа ждала главного действия. Наступал черед самых близких мне людей. Таких близких, что они без зазрения совести истоптали мне душу и сердце. Первой ушла в мир иной Селесса. Дурочка, похоже, так и не поняла, за что ее склонили на плаху. Извращенная связь с синим кочевником никого до нее на плаху не приводила. Точеная головка упала в корзину, поставив точку в изящной жизни имперской принцессы. Хьюгэ с воплем попытался накинуться на палачей, но его тут же скрутили и бросили ниц, один из красных крепко сжал дергающуюся темноволосую голову. Вновь свистнул палаш. Площадь дружно ахнула, сопровождая падение еще одной венценосной головы с пьедестала плеч. Вот так вот, братец! Ты сполна расплатился за свои страшные слова и дела. Ни капли жалости не пробудилось во мне.

Старший брат Висташ надменно кивнул палачам, сам подошел к плахе и под свист смертоносного лезвия последовал за Хьюгэ. Я знала, чего ему стоило такое спокойствие. Браво, скотина! Это тебе не фолианты листать, выискивая особую древнюю пытку для языкастого барда, которого я когда-то едва успела вырвать из твоих рук… Мой взгляд устремился на отца. Низвергнутый император скривил губы в презрительной усмешке, заметив этот взгляд. В глубине черных глаз плескалось презрение. Он так и не смог смириться с тем, что его дочь предпочла собственную любовь древним традициям императорской семьи. Войти в брак с братьями и сестрой всегда казалось мне кощунством и мерзостью. Но разве это повод ломать жизнь? И не просто ломать, а выворачивать с кровью и хрустом костей, чтобы выло сердце, рвалась душа, леденела голова. Но я бы и это пережила, поняла. Никогда не прощу ему жизни Лионеля. Не прощу ему того, что кровь любимого обагрила мне руки.