Схимники. Четвертое поколение - Сергей Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, во время этой длинной тирады на лице купца не отразилось никаких эмоций. Он словно бы не спорил, а растолковывал малышу очевидные вещи. Но как только прозвучало слово «Империя», Кислота как-то по-другому взглянул на купца. И с каждым его словом мышцы его напрягались все сильнее, ноги согнулись в коленях, а руки сжались в кулаки.
Прыжок златомостца был молниеносен. Только между ним и купцом стоял Самота, а рядом – Гордец, сразу заметивший изменения, предвещающие атаку. Кислоту поймали в прыжке и повалили на землю.
– Пустите! – зарычал он раненым зверем. – Убью паскуду! В землю зарою! Пустите, это он!
– Тише, брат, тише, – зашептал чуб. – Уймись.
– Пусти! Он предатель! Я узнал его!
– Он гость. Если тронешь его первым, тебя, а не его здесь закопают! Нельзя, брат, нельзя.
Словно подтверждая слова сечевика, послышались щелчки взводимых курков. Кислота наконец перестал сопротивляться, поднял голову. На него смотрело не менее десятка ружей.
– Самота, брат, ну так ведь нельзя! – зашептал златомостец. – Это его корабль палил по городу! Мы проливали кровь, не щадили себя, а он спрятался в дальнем ауле и ждал, пока его предательство даст плоды. Ты потерял всех, от моих «серебряных» девять человек в живых остались, и то случайно, а он жрал здесь бараний шашлык. А потом будет давать в долг людям, чьи дома разрушила артиллерия его корабля, чтобы они могли отстроить жилище! Всем горе, а ему, будь он неладен, барыш!
– Я понимаю, понимаю тебя. Но нельзя. Обычай. Я не хочу, чтобы здесь в тебя стреляли или ты кому голову свернул. Он не сможет сидеть здесь всю жизнь. Возмездие настигнет предателя, но не сегодня, не сейчас.
– Отпустите меня. – Кислота разом сник. – Я уже успокоился.
Ант помог встать чубу. От резкого усилия нога подвела Самоту и сейчас разрывалась от боли. Не так уж просто держать ученика схимника, да еще и переполненного гневом. Кислота поднялся, отряхнул одежду и направился к купцу. Тот побледнел. Горцы и не думали опускать ружья, впрочем, и стрелять не спешили. Но златомостец уже держал себя в руках.
– Когда-нибудь ты вернешься в город, – процедил он сквозь зубы. – И там единственным твоим барышом станет пеньковая веревка. Тайный приказ знает имена предателей.
– Ох, полно, юноша, – усмехнулся толстяк. – Пару дней назад Совет издал закон, в котором объявил амнистию всем, кто сражался на стороне Императора. Или тайный приказ уже сам себе Совет?
Глаза Кислоты налились кровью, но он сумел сдержаться. Лишь скрипнул зубами и произнес:
– Самота, достань мне бумагу, перо и чернила. Я обдумал твою идею, и теперь она не кажется мне такой уж плохой.
– Ну и правильно, – тихо говорил чуб, уводя Кислоту, а заодно опираясь на его плечо. – Сейчас в Золотом Мосту правят богатейшие из купцов, владельцев кораблей и мастерских. Они и законы издают для себя, а не для народа. Раз не наказали предателей из своих, значит, либо сами замешаны, либо думают переметнуться на сторону Империи. А тебе, купец, – добавил он, обернувшись, – я скажу одно. Всему живому свойственно стремиться к свободе. Раб стремится восстать. И все равно, из чего его кандалы – из железа или золота. Золотые даже подлее.
– Ой ли. Все ли к той свободе стремятся, сечевик? Кусок хлеба дороже права решать. Иначе одно так охотно не меняли бы на другое.
– И то верно. Золотые кандалы незаметны. Власть хозяина над рабом видна и понятна. А вашу власть заметит и поймет не каждый. Но даже если это будет несколько человек, рано или поздно кто-то из них решится восстать против нее. И тогда горе вам, потому что никто не станет умирать за ваши деньги. К чему они покойникам? А вот за идеи люди готовы умереть. И потому мы, воины, рано или поздно вернемся со свалки. Нас отмоют, отчистят и попросят избавить от спиногрызов, таких, как ты. И знаешь, купец, эта работа не принесет мне радости. Но кто-то ведь должен пропалывать грядки от сорняков. Кто-то должен вырубать деревья, не приносящие плодов, а только тянущие соки из земли. А вы уже давно плодов не приносите, лишь тянете соки из задуренного вами народа.
Бумага и чернила нашлись у Малышки. Самота, Кислота и Бескен с сыном уединились. Пока златомостец писал послания верным людям, чуб наставлял иверов:
– Ворота еще долго закрытыми продержат, но не больше десяти дней. За это время лучше бы тебе, почтенный, собрать аксакалов и обсудить все. В город пробраться сумеете?
– Небольшими отрядами пройдем, – махнул рукой Ломини. – Этим никого не удивишь. Наши там часто бывают.
– Но не в таких же количествах. Стража может что-то заподозрить.
– Скажут, что наниматься в войско пришли, – оторвавшись от письма, произнес Кислота. – Сейчас война. Пустят с радостью, еще и пороха с пулями отсыплют полные мешки.
– Так и делайте, – согласился чуб с более опытным в подобных делах собратом. – Главное – сразу разоружить заморцев и стражников, верных Совету.
– Последних вам укажет Прохор. Вот письмо к нему, как найти – объясню потом. Ему можно верить.
– Главное – избежать кровопролития. Ни один горожанин не должен умереть. Иначе вас сочтут захватчиками. Если город восстанет сразу, лучше и не пытаться что-то сделать, уходите, по возможности, без боя.
– Почему? – не понял Бескен.
– Потому что оружием Золотой Мост вы не удержите. Придется убедить горожан, что вы защитите их лучше Совета, что ваши обычаи для них лучше старых законов. И главное, запомните – защищайте Золотой Мост, но не вздумайте сунуться в Венедию.
– А как мы их убедим?
– Сначала, думаю, письма Кислоты помогут. А потом смотрите по обстоятельствам. Надо урезать произвол богатейших купцов. Опирайтесь на мастеровых, ремесленников. В городскую стражу офицерами иверов поставьте. Но не всех. Горожане должны видеть, что и они участвуют в управлении и поддержании порядка. Здесь я и сам не очень все представляю, но вы же старые, мудрые, найдете способ.
– Корабли купеческие надо сразу захватить, – добавил Кислота. – Для вас это не очень сложно. Большая часть морских пехотинцев из иверов набрана. Подати уменьшить – это всегда помогает. Предателей казнить, их имена вам тоже Прохор назовет. И вообще прислушивайтесь к нему – он город знает.
– А с кораблями как же? – не понял Ломини. – На что они нам?
– Как и прежде, товары будут по морю возить. Только купцы будут платить совету аксакалов за провоз, а вы – выделять жалованье матросам и воинам. И вообще большие деньги не должны иметь доступ к вооруженным людям. За этим следите строго и карайте нещадно. И к власти тоже подпускать эти денежные мешки нельзя. За попытку подкупа чиновников или аксакалов вешайте без жалости. Сумеете установить такой порядок – купцы станут неопасны. Тогда пусть занимаются своими делами, набивают карманы. Само по себе это не так плохо.
– Ты пиши, пиши, – похлопал его по плечу Самота.
Малышка сидела снаружи. До нее доносились обрывки разговора. Девушка была поражена. Привыкшая к преемственности княжеской власти, она не могла поверить, что в двух шагах от нее на столь шатком фундаменте, как гнев Кислоты и вдохновение Самоты, стряпается самый настоящий заговор. Стихийно родившийся, он набирал силу с каждой строчкой, написанной бывшим главой тайного приказа, с каждой идеей, которую чуб вкладывал в голову старого аксакала.
Так на пороге она и задремала. Пришедший откуда-то Гордец на руках внес ее в дом, уложил на мягкое ложе из шкур, накрыл буркой. К тому времени четверо заговорщиков уже закончили свое совещание.
– Ах, надо бы выпить душистого вина! – воскликнул Бескен.
– Да и проголодаться я успел, – согласился Самота.
– Ах, сын мой, у меня есть то, что тебе понравится. Отличный копченый сало.
– Вы научились правильно коптить сало? – удивился чуб.
– Даже свиней завели. Правда, держим их подальше от домов. Вони больно много.
– Пойдем, Цуцик, – позвал Самота. – Выпьешь с нами.
Ант по привычке не стал обижаться. Молча последовал за всеми. Дальняя стена была завешана дорогими коврами. Удивительно видеть их в столь бедной хижине. Впрочем, ковры – не роскошь. От каменных стен даже в разгар лета веет холодом. За одним из ковров обнаружился проход в небольшую пещеру, где царил холод, стояли бочки с вином, висели длинные полоски вяленого мяса, колбас и прочей снеди.
– Вот оно, – показал Бескен.
Сверху на цепочке свисал трезубый крюк. На каждом зубце красовалось по большому куску копченого сала. Самота отрезал немного, бросил в рот и зажмурился от удовольствия.
– А это откуда? – Кислоту больше заинтересовал сам крюк.
– Ах, хорошая придумка. Я уже попросил кузнеца сковать еще несколько.
– Этот где взяли?
– Артар принес, – пояснил Ломини. – У степняка убитого нашел. У него вообще много разного оружия было. Две сабли, одна, правда, сломанная. А вторая – великолепной работы. Тяжеловата, но это ничего.