Король снов - Роберт Силверберг

Этот некто сообщил Деккерету, что ему предстоит огромная работа, а по завершении этой работы ему предначертано совершить преобразование мировой системы, преобразование почти столь же великое, как то, которое учинил сам Дворн, учредив правительство понтифексата. Суть этой перемены осталась неясной. Но голос определенно говорил, что это ему, Деккерету Норморкскому, предстоит совершить это великое преобразование.

То, что нахлынуло на сознание Деккерета, имело силу истинного откровения. Его мощь была непреодолимой. Деккерет оставался в неподвижности, склонившись перед изваянием, — как долго это продолжалось? — может быть, недели, или месяцы, или годы, позволяя откровению заполнить его душу.

А спустя некоторое время эта сила начала ослабевать. Он больше не ощущал в том, что чувствовал, никакой вещественной сути. Он все еще каким-то образом сохранял связь с изваянием, но то, что исходило от него, было теперь лишь отдаленным прерывистым звуком, который эхом врывался в его сознание — бум! бум! бум! — звуком отчетливым, мощным и даже знаменательным, но лишенным всякого доступного для понимания значения. Удары раздавались все реже, реже и в конце концов вовсе замерли.

Он открыл глаза.

Венок уже почти полностью сгорел. Тонкие металлические кольца, служившие скрепами, в беспорядке валялись среди тонкой золы, испускавшей резкий кислый запах.

«Бум!» — снова донеслось до него. И через некоторое время, снова: «Бум!» И вновь тишина. Но Деккерет оставался там же, где и был, коленопреклоненный перед изваянием Дворна, все еще будучи не в состоянии или, возможно, просто не желая подняться во весь рост.

Все это очень странно, думал он: чувствуя себя последним глупцом, прийти сюда для участия в ритуальном фиглярстве, а по мере развития событий обнаружить в себе самом нечто, очень похожее на религиозное благоговение.

По мере того как сознание прояснялось, в его памяти стала складываться цепочка сверхъестественных приключений, произошедших во время этой поездки по континенту. Оракул деревьев в Шабиканте, который, возможно, говорил с ним в мгновение заката. Астролог на рынке в Тиламбалуке, единственный раз взглянувший в глаза Динитаку и сбежавший в ужасе. А теперь это. Тайна на тайне сидит и тайной погоняет. Настоящий парад загадочных предзнаменований и предчувствий. Он увяз в море тайн и барахтается, не доставая до дна. Внезапно Деккерет почувствовал, что ему не терпится покинуть это место и мчаться на побережье, чтобы поскорее встретиться с Престимионом, добрым, крепким скептиком Престимионом, который, несомненно, сможет найти всему этому вполне рациональное объяснение. И все же, все же… Он продолжал ощущать очарование того, что только что испытал, непривычное ему благоговение, этот жутковатый тихий бессловесный голос, едва слышно и в то же время гулко звучавший в его мозгу.

Когда он вышел из пещеры, то сразу заметил, что Фулкари и Динитак мгновенно поняли по его лицу, что с ним произошло нечто необычное. Они буквально подскочили к нему, словно у него был такой вид, что он вот-вот грохнется наземь.

Деккерет отмахнулся от них, знаком дав понять, что все в порядке. Фулкари, встревоженно заглядывая ему в лицо, спросила, что случилось в пещере, но в ответ он лишь пожал плечами. Он не хотел сейчас, по горячим следам, делиться своими впечатлениями ни с нею, ни с кем-либо другим. Что он мог сказать? Как мог объяснить то, что сам, скорее всего, не понял до конца? И даже это, думал он, было неверно. На самом деле он не понял вообще ничего.

11

— В этой самой комнате, — угрюмо проговорил Престимион, глядя на море, — располагался наш боевой штаб в кампании против Дантирии Самбайла: Деккерет, Динитак, Мондиганд-Климд, моя мать, ну, и я со шлемом Барджазида. А вы оба тогда находились в джунглях и разыскивали его лагерь. Но тогда мы были еще молоды. Теперь мы постарели на много лет, но, похоже, снова будем вынуждены воевать. Моя душа протестует против подобных мыслей! Какой гнев я испытываю в отношении этих злодеев, этих чудовищ, которые отказываются позволить планете жить в мире!

— Мы уничтожили господина, мой лорд, — прогромыхал у него за спиной грубый, с резким пилиплокским акцентом голос Гиялориса, — а теперь раздавим его холуев.

— Да. Да. Конечно, раздавим. Но как это отвратительно — новая война! Как ужасно! И как бесполезно! — Престимион криво улыбнулся. — А вы, Гиялорис, все же должны прекратить называть меня «мой лорд». Я знаю, что это старая привычка, но, напоминаю вам, я больше не корональ. Если считаете нужным обращаться ко мне официально, говорите «ваше величество». Это, по-моему, уже усвоили все, кроме вас. Или просто, Престимион, когда нет посторонних.

— Мне очень трудно запомнить все эти придворные тонкости, — уныло проворчал Гиялорис. Он никогда ни в малейшей степени не умел скрывать свои чувства, и сейчас на его широком мясистом лице с тяжелым подбородком отчетливо читалось раздражение. — Вы знаете, Престимион, что я соображаю уже не так быстро, как когда-то.

Из другого угла послышалось негромкое хихиканье Септаха Мелайна.

Прошла уже неделя с тех пор, как понтифекс со своей свитой пересек океан и вернулся с Острова Сна на Алханроэль для намеченного свидания с лордом Деккеретом. Корональ, согласно самым последним сведениям, еще находился где-то на побережье южнее Алаизора, в районе Кикила или Кимоиза, но со всей возможной скоростью двигался к Стойензару и должен был прибыть в Стойен через день или два.

Они втроем находились в одном из небольших залов королевских покоев в верхней части Хрустального павильона — самого высокого здания в городе Стойен, на две сотни футов вздымавшегося к небу в самом сердце этого прекрасного тропического порта. Благодаря стене из сплошных окон, из каждого помещения открывался изумительный вид на город со всеми его бесчисленными террасами и башнями с одной стороны и неоглядный, гладкий, как стекло, темно-голубой Стойенский залив — с другой.

Эта комната выходила на залив. Вот уже десять минут Престимион стоял перед большим окном и, не отрываясь, смотрел на море, словно пытался преодолеть расстояние, отделявшее его от Зимроэля, и взглядом поразить насмерть Мандралиску и его пятерых хозяев. Но Зимроэль находился немыслимо далеко на западе и был недоступен даже самому яростному взгляду. А какой же высоты нужно здание, спросил он себя, чтобы он на самом деле смог видеть на такое расстояние? Не меньше, чем Замковая гора, решил он. Даже выше.

Отсюда он мог видеть только воду, одну лишь воду, уходящую в бесконечность. А что это за блестящая точка на горизонте? Не мог ли это быть Остров Хозяйки, на котором он так недавно побывал? Скорее всего, нет. Пожалуй, даже Остров находился слишком далеко отсюда, чтобы его можно было разглядеть.