Голос бездны - Андрей Ветер

«Видно, опять что-то забарахлило, давно, похоже, стоит здесь», – решил Сергей, медленно проезжая мимо запорошённой снегом машины. Он находился в превосходном расположении духа, хотя физически ощущал себя гораздо хуже, чем ему хотелось бы. «Жигулёнок» укачал его, вновь подкралась отвратительная тошнота. Но Сергей успокаивал себя тем, что теперь уже добрался до цели.

Смеркалось. Впереди мерцали жёлтые сполохи.

– Что у них такое происходит? Неужто пожар? – забеспокоился Лисицын.

Но вместо пожара он увидел на противоположном конце улицы три громадных костра и пляшущих вокруг них людей. Помимо танцующих, стояло множество зрителей. За фигурами людей различались очертания нескольких автомобилей.

«Туристы, что ли, какие? – удивился Лисицын. – Что они позабыли в этой глуши?»

Он медленно проехал вдоль улицы ближе к кострам и остановил автомобиль. При его приближении люди стали быстро исчезать с улицы, словно утекая толпой внутрь просторного дома.

Сергей вышел наружу, оставив ключи в замке зажигания и не заперев дверь. Он намеревался лишь спросить, в каком из домов сейчас жил кто-либо, надеясь таким образом без труда вычислить, где затаилась Лариса. Но все, кого он только что видел, быстро исчезли за дверью. Он прошел между кострами и обратил внимание на то, что возле каждого из них было воткнуто в землю по длинной метле.

– Да это у них тут спектакль какой-то… Колдуют или гадают…

Он не успел предположить ничего больше, как в доме поднялся визг. Лисицын прошмыгнул внутрь, и в ту же секунду за его спиной лязгнул тяжёлый засов.

– А вот и покойничек подходящий!

На Сергея навалились со всех сторон, свалили с ног и ловко спеленали по рукам и ногам простынями.

– Вы что вытворяете, сволочи?

– Потерпи, красавчик, мы всех предупреждали, что праздник на широкую ногу поставлен, – кто-то жарко дышал в ухо Сергею.

– Вязать-то зачем? Разве я убегу?

Чьи-то руки ловко ослабили ремень на джинсах Лисицына и расстегнули «молнию».

– Какого хрена? Штаны-то зачем снимаете? – начал возмущаться Сергей, но ему в рот затолкнули толстый солёный огурец, и ему осталось только мычать.

– Покойнику полагается молчать, братец, – пояснил кто-то за спиной. – А штаны мы не снимаем, чуток приспустим только для забавы… Мазните-ка ему лоб и щёки мёдом.

Распоряжение было исполнено в считанные секунды. Поверх мёда налепили солому, лицо Лисицына исчезло.

Лёжа неподвижно на доске, он был не в силах что-либо предпринять. Его подняли и понесли из сеней в просторную и шумную горницу.

– А вот мы покойничка доставили, целовать-прощаться девок сейчас заставим! Выходи какая помоложе да понеопытнее! Мертвяк не жадный, что хошь пощупать даст, ничего для девки не пожалеет! Клянусь моей бородёнкой!

Поднялся жуткий визг.

Сквозь стебли соломы Сергей видел, что вдоль бревенчатых стен громадной горницы стояли длинные деревянные лавки, плотно заполненные зрителями. Виднелись и грубые табуреты, из которых состоял первый ряд, своего рода партер. Люди повскакивали со своих мест, смеясь и крича, причём шумели все искренне. Со всех сторон к зрителям метнулись причудливо разодетые фигуры. Одни из них были сильна размалёваны, другие прятали свои лица под масками. Ряженые принялись беспардонно хватать за руки молоденьких девушек и выволакивать их на открытое пространство.

– Подходи, налетай, расхватывай, красавицы, покуда разрешаем!

Сергей почувствовал, как в его расстёгнутые штаны проникла мягкая холодная ручонка. Она сопротивлялась, но чья-то более сильная рука заставляла девичью ладонь ощупывать мошонку Лисицына.

– Уж какой славный у нас покойнишек, ядно загляденье, приговаривал хрипловатый бас с театрально-деревенскими интонациями. – Няужто тябе, красуха, не по нраву евойное хозяйство? А ты всё ж ядно обзнакомься получше! Пошшупай яво, он у нас волшебный.

Отовсюду гремел дружный хохот. Краем глаза Сергей видел сквозь стебли соломы раскрасневшееся личико совсем молоденькой девушки. Одежда на ней была отнюдь не деревенская, а из какого-то очень дорогого столичного магазина. Впрочем, в доме было много людей, носивших модные костюмы. Исходя из этого, Лисицын сделал вывод, что публика собралась богатая; значит, и представление для неё устраивалось не обычное.

Сергей перевёл глаза на девушку. Она жмурилась от накатившего на неё стыда, но поделать ничего не могла, стиснутая с двух сторон ряжеными.

– Таперяча шмокни его губками!

– Нет, я не могу! Не могу! – верещала девушка, но крепкие руки склонили её голову и ткнули ртом в пах Лисицына.

Он почувствовал её сжатые губы. Когда она подняла голову, на глазах у неё дрожали слёзы.

– А ну, подавай сюды следушую! – гаркнул басок.

Вторая девушка сопротивлялась только для вида, она явно уже имела дело с мужчинами, несмотря на свою молодость, и потеребила предоставленные мужские органы не только без стеснения, но с каким-то даже вызовом.

– От да молодуха! Кряпка дявчушка и похотлива! Теперь цалуй покойнишика, поцалуй яво родимого! Вдуй в няво жисть, штоб стоял, ровно дуб!

– Вот и поцелую, а то думаете, что покраснею?

– А нам, весельчакам, думать не к месту!

Девушка улыбнулась, показала белые зубы, нагнулась, и Лисицын почувствовал на себе горячий рот, смело облизывающий его крайнюю плоть. Положение его было странным (не то шут на посмешище у зрителей, не то тренажёр для сексуальных уроков), но, невзирая на это, он не мог не откликнуться на ласку нежных женских губ.

– От бесстыжа тёлка! – захохотал хриплый бас. – Гляньте, люди добрые, як она яво раштерепонила! Волочите следушую! Ой, красотка, пошастливилось тябе, на готовенькое идёшь!

Но красотка явно не хотела идти на «готовенькое», так как это самое «готовенькое» торчало теперь вертикально на виду у всех, обмануть собравшихся и скрыть свой поцелуй было просто невозможно.

– Я не могу! – звонко кричала девушка. – Да прекратите вы в самом деле! Оставьте меня! Как вы можете! Я приехала с женихом, сейчас он вам устроит!

Но жених никак не реагировал на такое беспардонное отношение к своей невесте. Она либо выдумала его, либо он уже целиком втянулся в веселье и не считал целование «покойника» оскорбительным занятием.

Из дальнего угла затараторили наперебой два голоса, приправленные звуками двух деревянных трещоток:

Как-то помер мой Максим,Горе-горем, но хёр с ним.Положили его в гроб,Крышкой закрывали,Хёром забивали.Стали было хоронить,А у Максима хёр стоить!Жил-был, шевелил,Померев, не прекратил!

Нехитрым куплетам вторил оглушительный топот ног – кто-то яростно приплясывал, бойко колотя пятками по полу.