Тайна священного колодца - Василий Михайлович Чичков

прибывающих. Сержант долго выводил тушью мое имя и фамилию, год рождения, национальность. После того как все графы были заполнены, он с удовлетворением сказал:

— Первый русский занесен в эту книгу!

Дежурный привел меня в камеру — огромная комната с решеткой на окне. Мертвецки-бледный свет луны освещал окно. Вдоль стен — нары, на которых спали какие-то люди. Тяжелый храп разносился в темноте.

— Ложись здесь, — сказал дежурный, показав мне на топчан.

Я лег, положил под голову кофр, и, хотя невидимые москиты пробирались под одежду и безжалостно кусали, я уснул. А вернее, «провалился» в темную бездну, и сновидения, одно ужаснее другого, мучили меня всю ночь.

Утром я с трудом открыл глаза. Обитателей камеры уже не было. Лишь один долговязый негр, негромко напевая, тер мокрой тряпкой пол.

— Хелло, мистер! — весело прокричал он.

— Я не мистер, а товарищ! — зло огрызнулся я и сел на топчан.

— Почему вас посадили, товарищ? — не отставал негр.

— По недоразумению.

Негр долго смеялся.

— Нас тоже! Вчера хотели ограбить почтовое отделение. А у кассира оказался пистолет. Начал палить. Сбежался народ…

— Меня действительно арестовали по недоразумению, — продолжал я. — Мексиканская виза просрочена.

Негр опять долго смеялся и сказал:

— Кто же за это сажает в тюрьму! Вы, мистер, шутите!

— Я не американец. Русский я.

— Русский?! Не может быть! — глаза негра округлились от удивления.

— Документы показать?

— Не надо! — негр сделал отрицательный жест рукой. — Ты лучше выругайся по-русски. Говорят, это красиво получается.

Я отчаянно ругался, а негр затаив дыхание слушал.

— Да-а! — протянул он, когда я закончил длинную тираду. — Только русские так могут.

В знак своего расположения негр притащил мне обмылок и небольшую грязную салфетку вместо полотенца.

Я умылся и спросил:

— Где кормят?

Негр опять засмеялся и отер кулаком слезы.

— Если бы здесь кормили, сеньор, всем бы хотелось сюда.

Оказалось, что в пересыльной тюрьме не кормят. Заключенных больше одного дня здесь не держат.

Я отправился в комнату дежурного и там встретил капитана, начальника тюрьмы. Человек он пожилой. Военная форма сидела на нем мешковато. Щеки обвисли, и у глаз залегли морщинки. Взгляд у него был усталый.

Капитан пригласил меня в кабинет. На стене портрет президента Панамы, на письменном столе бумаги и графин с водой.

— У нас не кормят! Это верно! — подтвердил капитан. — Бандиты! Они и без еды не умрут. — Капитану, видно, понравились свои собственные слова, и он тихонько посмеялся.

— Я к их числу не отношусь, — сказал я.

— Да, да! Конечно! — подхватил мои слова капитан. — Я не могу так подумать.

— И денег у меня нет! — продолжал я. — Я рассчитывал еще вчера быть дома.

— Понимаю, понимаю, — капитан кивал в знак согласия. — Но как же быть? Ума не приложу.

Капитан вылез из-за стола, подошел к двери и громко крикнул:

— Чучо! Принеси бананов!

После этого он снова грузно сел в кресло и достал из стола инструкцию. Долго листал ее и наконец спросил:

— Кто вас привез в Панаму?

— «Аэролинеас Венесоланас», — ответил я.

— Согласно международным правилам, эта авиационная компания и должна вас кормить.

Вошел солдат, в руках у него было штук шесть бананов. Он положил их на стол и вышел.

— Ешьте! — предложил мне капитан. — У нас на территории тюрьмы банановые деревья есть. А на завтрак бананы — это даже врачи рекомендуют.

Я стал обдирать кожицу с банана, а капитан снял телефонную трубку и попросил соединить его с Венесуэльской авиационной компанией. После недолгого разговора капитан повесил трубку и сказал мне:

— Они свяжутся с руководством и через час сообщат.

Я съел пару бананов, поблагодарил капитана и отправился в свою камеру. Здесь никого не было. Я лег на нары и лежал, глядя на потолок, краска на котором давно потемнела от времени.

Страха у меня не было. Почему-то я никогда не терял чувство оптимизма. Даже на войне. В сорок втором году, летом, во время тяжелых боев в Воронеже, когда каждый день вокруг погибали люди, я был твердо уверен, что не погибну. Было какое-то предчувствие. «Нет, не погибну! Буду ранен, но не погибну!» Может быть, такое предчувствие и побеждало страх, который обычно сковывает человека и в конечном счете ведет его к гибели.

Часам к двум дня компания «Аэролинеас Венесоланас» сообщила о том, что дает мне на питание пять долларов в день. Капитан разрешил мне отправиться в ресторан аэропорта под охраной.

Обед мой превратился в сложную процедуру. От казармы до аэропорта было километра два. Я шел под охраной солдата-автоматчика. Прохожие с любопытством поглядывали, принимая меня за американца. Увидеть в Панаме арестованного американца — это ли не сенсация!

Те панамцы, которые читали утренние газеты, уже знали, что арестован советский журналист. Они смотрели на меня с состраданием.

Мое появление в аэропорту вызвало всеобщее оживление. Опять слышались выкрики в мой адрес. Я поднялся по лестнице на второй этаж в ресторан, сел за столик, стоявший чуть поодаль от всех, в углу. Автоматчик расположился рядом на стуле. В ресторане от столика к столику побежал шепоток, перебиваемый удивленными возгласами.

Подошел метрдотель и подчеркнуто любезно спросил, что я желаю. Я решил истратить пять долларов сразу. Не приходить же еще сюда, не выслушивать еще раз эти оскорбительные выкрики и противненькое хихиканье.

— У меня пять долларов, — сказал я. — Принесите мне стейк, салат, кофе, — я прикинул в уме цену. — А на оставшиеся деньги виски.

— Виски с содовой, — уточнил метрдотель.

— Виски в чистом виде…

— Слушаюсь, — ответил метрдотель и ушел.

Окна в ресторане огромные, от пола до потолка. И за ними аэродром. Самолеты выстроены в ряд. Очереди пассажиров к трапам. А дальше взлетная полоса. Самолеты разбегаются и взмывают вверх. Когда сидишь в ресторане в ожидании своего рейса, то обычно любуешься тем, как взлетают самолеты: ураганная мощь моторов, серебристое обтекаемое тело самолета… Но сейчас я сидел за столиком и с какой-то горькой тоской глядел на все эти самолеты. Они были недоступны для меня.

Официант принес стейк, салат и сказал:

— Я не понял, сэр, как вам подавать виски. Получается восемь порций.

— Вы налейте в графинчик и принесите.

Официант, видимо, был озадачен моим ответом. А я прикинул в уме. Восемь порций — это грамм двести, может, чуть побольше. Для такой ситуации вполне нормально.

Официант поставил передо мной графинчик и высокий стакан, из которого пьют виски с содовой. Я вылил содержимое графинчика в стакан. Стакан получился полный до краев. Взгляды всех были прикованы ко мне. Это развеселило меня. Я поднял стакан и вспомнил наше село Коверино. Когда я