Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктория Николаевна свернула за угол и недоуменно остановилась. С церковью было что-то не так. Одна половинка обитых старым металлом дверей лежала на земле, другая – беспомощно повисла на согнутых петлях, исчезла икона над входом… Ника сделала еще несколько шагов и все поняла. Значит, и этот храм тоже…
На сердце стало тяжело. Церковь, где крестили Орфея, куда он ходил ребенком… Почему-то показалось, что теперь Юрий совсем беззащитен, если даже эти священные стены не смогли устоять. Неожиданно пришла в голову страшная мысль: ее привозят к Орфею, Ника помогает ему выздороветь – а дальше? Юрий зачем-то нужен им – здоровый, помнящий. Его опять начнут допрашивать, а когда Орфей откажется говорить, револьверное дуло приставят ей к виску…
Это было настолько реально, что Ника почувствовала леденящий холод, будто смерть уже стояла рядом. Страшный ларчик открывается просто. Орфея не смогли сломать, его искалечили, лишили памяти. Теперь же им займутся более основательно, и Ника должна послужить надежным стимулом…
Она еле сдержалась, чтобы не броситься бежать – подальше, куда глаза глядят. Хорошо, что Кобец будет ждать! Она не опоздает, вот прямо сейчас она прочитает молитву и пойдет обратно…
…Но страх уже уходил. Вернулось спокойствие, а с ним – ясность. Да, и такое возможно. Ею заинтересовался «кое-кто повыше». Намек ясен, «кое-кто» – из окружения Сталина, если не сам Величайший из Великих. Может, от того, что Ника сможет узнать, будут зависеть жизни сотен людей – таких же, как она, Юрий, Терапевт, Игорь Кобец…
Виктория Николаевна нерешительно оглянулась. Захотелось зайти, хотя бы для того, чтобы после рассказать Орфею. Когда он сможет прийти сюда сам, здесь наверняка будет стоять какая-нибудь фабрика-кухня имени Челюскинской Льдины. Ника подняла глаза к тому месту, где темнел след сорванной иконы, перекрестилась…
Внутри оказалось даже хуже, чем она думала. Исчез алтарь, пропали иконы, чьи-то руки изувечили фрески, от цветных оконных стекол остались лишь жалкие осколки. Ноги ступали по груде мусора – деревянных щепок, штукатурки, битых бутылок. Они добрались и сюда… Ника прошла к тому месту, где когда-то стоял алтарь, поглядела вверх. Фрески, украшавшие купол, уцелели. Пантократор спокойно и бесстрастно глядел с небес на разоренную, изгаженную землю. Стало горько – Всемогущий не защитил, не спас. Почему? Неужели они, Его создания, столь грешны, столь виновны? Ника опустила голову. Бесполезно! Некого просить о помощи, не к кому воззвать: защити и спаси рабов Твоих Юрия и Викторию, и всех иных, имена же их Ты сам веси…
Ника закрыла глаза, вспоминая молитву, которую она читала давно, еще в детстве, но слова путались, не складываясь. Она забыла. Она зря зашла сюда…
Шорох… Кто-то был рядом. Ника резко обернулась.
…Возле разбитого окна, у кучи наваленных досок, стоял высокий старик в длинном темном плаще. Седые волосы касались плеч, но, несмотря на возраст, незнакомец держался удивительно прямо, не горбясь и не сутулясь. Он что-то внимательно разглядывал, держа перед глазами обломки разбитой доски. Ника почему-то не испугалась. Старик не походил на тех, кто разрушал храмы, и уж конечно, на ее «малиновых» преследователей. Мелькнула догадка – священник! Он не бросил гибнущий храм!..
Она подождала несколько секунд, а затем осторожно, стараясь не шуметь, подошла ближе. Старик медленно повернулся, на Нику в упор взглянули темные, близко посаженные глаза. Конечно же, он священник: небольшая седая борода, серебряный крест на груди…
– Здравствуйте!
Старик слегка поклонился, глядя по-прежнему строго и выжидательно. Ника заторопилась:
– Вы извините, я зашла сюда… Вы, наверное, настоятель…
– Нет… – он грустно улыбнулся. – Мой храм, как и сей, – руина ныне… Думал отца Леонида повидать, священника здешнего. Вот и пришел…
– Страшно!
Ника вновь оглядела оскверненный храм, подумав, как тяжело видеть такое тому, кто посвятил себя служению Богу.
– Страшно, – согласился ее собеседник. – Но не разор страшен. Страшно то, что в душах, сотворивших сие. Вот, смотрите…
То, что было в его руках – обломки черной доски. Икона – Георгий, поражающий змия. Чьи-то руки сорвали ризу, изрезали и исцарапали краски, раскололи дерево пополам…
– Знаю икону сию, – продолжал старик. – Елена Владимировна Орловская ее храму подарила. Сын хворал, она его вымолила. Икона древняя, суздальского письма…
Ника осторожно прикоснулась к краю разбитой черной доски, и тут только поняла: Елена Орловская, мать Юрия! Конечно же, Орфей рассказывал об этом! Он тяжело болел, надежды уже не было…
– Можно?
Старик кивнул, и Ника взяла в руки то, что уцелело, два неровных обломка. Она попыталась соединить их, и на мгновение показалось, что икона цела. Георгий, Божий воитель, глядел спокойно и немного устало, словно не радуясь победе. Может, знал, что ждет его дальше, – арест, пытки, казнь. Каппадокийский сотник, погибший за дело Христово шестнадцать веков назад, тот, кто хранит в небесах Юрия Орловского…
– Простите, отец… – Ника взглянула на своего собеседника, но тот покачал головой:
– Не служу я ныне. Зовите, как родители нарекли – Варфоломеем Кирилычем.
– Виктория Николаевна… Скажите, Варфоломей Кириллович, эту икону можно реставрировать?
– Мудреное слово, – старик улыбнулся. – Можно, Виктория Николаевна. Как никак, памятник культуры древнерусской…
Последняя фраза прозвучала с недвусмысленной иронией. Стало немного стыдно: ее не поняли. Внезапно захотелось рассказать все, попросить совета. Ведь для этого и ходят в храм!
– Дело не в том, что она – памятник культуры. Я… Я знаю того, кому икона принадлежала. Этот человек… он мне очень дорог. Сейчас он в беде, ему нужно помочь. Но я не знаю, смогу ли…
Варфоломей Кириллович слушал, не перебивая, затем кивнул:
– И вы зашли сюда просить помощи…
Это был не вопрос – скорее, констатация факта. Виктория Николаевна растерялась:
– Нет. Не совсем так… Просто я увидела церковь. Мы с ним бывали здесь… Варфоломей Кириллович, я не помощи прошу! Я просто не знаю, хватит ли сил. Мои друзья… Они думают, что я смогу…
– Отчего же им ошибаться? Верите ли вы им?
Верила ли она Терапевту? Флавию?
– Да, конечно!..
– Тогда поверьте и в этом. Кто ведает, может они знают вас лучше, чем вы сами…
Но сомнения не исчезали. Слишком неравны силы. Несколько смелых людей – и громадная бесчеловечная машина, чудище – «озорно, стозевно и лаяй»…
– Люди слабы, – Варфоломей Кириллович как будто читал ее мысли. – Но слабы не тем, что сил не имеют. Слабы тем, что не хватает веры.
– В Бога? – чуть улыбнулась Ника. Что иное мог сказать священник?
– В себя, – спокойно возразил старик. – Потому и ждут знамения. Помните Евангелие? Без чудес даже Христу не верили. Дивно! Уже без малого двадцать веков Спаситель с нами пребывает, а мы все боимся. Не бойтесь, Виктория Николаевна!
– Я… я постараюсь.
Она понимала, что Варфоломей Кириллович по-своему прав, но одно дело – логика, другое – ужас, что творился в стране, омут, готовый затянуть ее саму…
– И вы ждете знака, – по губам старика скользнула усмешка, не злая, скорее, чуть ироничная. – Неужто без этого так трудно поверить?
– Да. Трудно…
Ника поняла, что пора уходить. Она осторожно передала обломки Варфоломею Кирилловичу, и тут ей показалось, будто с ними что-то не так. Старик теперь держал икону совсем иначе, не придерживая рукой. Он повернул образ к свету, и у Ники перехватило дыхание: икона была совершенно целой, даже трещина, расколовшая ее пополам, исчезла.
– Это… – с трудом проговорила она. – Как это, Варфоломей Кириллович? Она же…
– Не ведаю, – Нике показалось, что в темных глазах блеснули веселые искры. – В ваших руках сей образ был, Виктория Николаевна!
– Но… я ничего не делала! – Ника растерянно огляделась, словно все это подстроил кто-то невидимый. – Почему?
– Говорил Спаситель: иным даже знамения мало, – покачал головой старик. – Вы женщина образованная, Виктория Николаевна, считайте сие реставрацией…
Ника не знала, что и думать. Фокус? Но зачем? Да и невозможно такое; трещина не исчезает без следа. Но… Разве дело в этом? Она спросила совета, не верила в себя, сомневалась…
– Я… я поняла, – выдохнула Ника. – Я все поняла, Варфоломей Кириллович. Спасибо вам!
Священник улыбнулся:
– Не мне. Трудно будет, позовите. Может, рядом окажусь. И главное – не бойтесь, Виктория Николаевна!..
Она кивнула и поспешила к выходу. Уже у порога, вспомнив, что не попрощалась, Ника обернулась, но старика в церкви не было. Наверное, он вышел через небольшую дверь у алтаря, которой обычно пользовались священники…
Глава 6. Мраморная слеза
Виктория Николаевна подождала, пока серый автомобиль Игоря Кобца скроется за поворотом, и не спеша направилась к автобусной остановке. Уже ничего не вернуть, чашу, кем-то налитую, придется пить до дна…