Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

Абрам Маневич (Мстиславль, Могилевской губ., 1881-1942), учившийся в Киеве и Мюнхене, выставлялся в 1907-10 г. в Союзе Русских Художников, в «Мире Искусства», и с 1912-го г. в Париже. Его виды Москвы написаны с большим мастерст­вом. Импрессионист, один из немногих в России, он в 1920-х го­дах обнаруживает наклонность к более линеарному, узорчатому стилю. Он приехал в Америку в 1922 г.

Значительно американизировались Авраам Валковиц (Тю­мень, Сибирь, 1880) и Макс Вебер (Белосток, 1881). Оба попали в Америку детьми. Вебер был одним из пионеров нового искус­ства в Америке. Оба считаются коренными американскими ху­дожниками, по крайней мере в нью-йоркских художественных кругах. Вполне интегрированными членами американской сце­ны надо считать также выдающуюся скульпторшу Минну Гаркави (Либава, 1895), скульптора Вильяма Зохара (Юрбург близ Ковно, 1887) и своеобразнейшего живописца и графика Бен Шана (Ковно, 1898).

Список этот можно было бы значительно расширить, но ни одно из имен, которые мы бы прибавили, не изменило бы впе­чатления ассимиляции русско-еврейских художников в амери­канской художественной атмосфере. Пожалуй, Наум Чакбасов (Баку, 1899) обязан своей яркой красочной гаммой кавказскому прошлому, но сказать это с уверенностью нельзя, так как он мог черпать и из других источников. Борис Аронсон (Нежин, 1900), театральный декоратор, иммигрировавший в Америку в 1924-м году и принадлежавший временно к берлинской группе, сохра­нил еще какую-то культурную связь с группой выехавших из России в начале 1920-х годов. Конечно, и скульптор Жак Лип­шиц (Литва, 1891) больше француз, чем американец и больше русский, чем француз. В последнее время наблюдаются еврей­ские религиозные мотивы в его творчестве. Берлинско-парижская иммиграция русско-еврейского происхождения еще носит в Америке свой особый отпечаток. Но с ней исчезнут последние следы русского прошлого в еврейском художественном творче­стве в Америке.

Они всецело идентифицируют себя со страной, с ее языком и достижениями. Место рождения вряд ли может еще много ска­зать об их умонастроении и творчестве.

В Израиле Борис Шац (Ворна близ Ковно, 1866—1932), уче­ник Антокольского, создает в Иерусалиме из ничего, собствен­ными руками школу прикладного искусства и музей, которые являются центром художественной жизни в Израиле. Школа празднует свой 50-летний юбилей. В Израиле осела значитель­ная группа художников из России. Там более, чем где-либо, ху­дожники русского происхождения срослись со страной, может быть оттого, что многие из них были среди первых пионеров-ко­лонистов.

Россия была резервуаром непочатых сил, но она редко была для художников вдохновителем, учителем, руководителем. Эту роль взял на себя Запад, преимущественно Франция. Это и по­нятно: в отсталой, аграрной стране, с ее стеснительным еврей­ским законодательством широких возможностей для еврея-ху­дожника не было. Рано или поздно ему приходилось покидать страну. Одному Левитану было дано по характеру творчества приять Россию, какой она была, и она приняла его с любовью. Не надо забывать, конечно, роли отдельных благожелателей, — от чинов Двора до того жандарма, у которого Шагал снимал комнату, — в жизни еврейских художников. Случай, влиятель­ное покровительство помогали им в тяжелые моменты. Но если они выбивались и добивались своего, то они больше всего были обязаны своим успехом себе, своей инициативе, стойкости и удивительной закаленности.

ГЕРШОН СВЕТ. РУССКИЕ ЕВРЕИ В МУЗЫКЕ

Иосифу Яссеру благодарный автор

В книге «Русские пианисты» советский музыковед А. Алек­сеев приводит из № 92 «Северной Пчелы» за 1838 год объявле­ние о том, что «юная девица Юлия Гринберг, десяти лет, будет иметь честь дать музыкальное утро». «Одушевленная игра моло­дой виртуозки не раз восхищала одесскую и харьковскую публи­ку. Верность и полнота игры, чувства и стиля, столь превышали нежный возраст фортепианистки, что слушатели были восхище­ны. Не руки слабой малолетней девицы прикасались к клави­шам; казалось, сам Мейер, Гензельт, Мошелес и Тальберг попере­менно садились за инструмент; огромный зал Дворянского Со­брания был переполнен» — писали о ней тогда. Юлия Гринберг была ученицей Гензельта, затем училась у Фишгофа в венской консерватории. Она давала концерты в разных городах Европы. В Германии ее прозвали «Русской Кларой Вик».[70] В 1845-м году она снова играла в Петербурге уже 17-летней девушкой и имела еще больший успех, чем когда была «вундеркиндом». «Этюды Мошелеса, пьесы Гензельта, Скарлатти и Тальберта Юлия Грин­берг «разыграла» с необыкновенным вкусом, легкостью, быстро­той и певкостью (?), доступными только первоклассным артис­там», писала о ней та же «Северная Пчела» (№ 100 за 1845-й год). Родившись в семье врача-еврея, она впоследствии вышла замуж за сенатора Тюрина и, по-видимому, крестилась.

Выступления в больших центрах России и Украины «мало­летней девицы» Юлии Гринберг, бывавшей и в доме родителей Антона Рубинштейна, имели место в конце 30-х и середине 40-х годов прошлого века. Кроме нее, в 30-х гг. 19-го столетия пожи­нал артистические лавры в больших центрах Западной Европы «виртуоз на соломенной гармонике» Михаил Иосифович Гузиков; уроженец Шклова. Он родился в 1806 г. (по другим источ­никам — в 1809-м г.) и умер 21-го октября 1837-го года в Аахене, в Германии. Гузиков играл на им самим построенном цимбале с деревянными и соломенными пластинками. Своей игрой он привел в восторг знаменитого польского скрипача Липинского. По совету французского поэта Ламартина, случайно слышавше­го его игру в Одессе, Гузиков предпринял турне по Европе и всюду вызывал фурор. Гузиков давно забыт; его имя сохрани­лось только в музыкальных энциклопедиях и словарях. Между тем, это был гениальный самородок, игра которого восхитила такого великого музыкального творца, как Феликс Мендельсон-Бартольди, после концерта Гузикова писавшего своей матери (письмо от 18-го февраля 1836-го года), что Гузиков — «истин­ный гений». В Вене Гузикова прозвали «Паганини на инстру­менте из дерева и соломы».

Гузиков был религиозен, носил бороду и пейсы. В черном ха­сидском кафтане, с атласной ермолкой на голове, он выступал и на эстраде. Однажды его в Вене пригласили играть в император­ский дворец, где он выступал и до того. На этот раз приглашение выпало на пятницу вечером, и Гузиков, строго соблюдавший об­ряды, отклонил приглашение.

«Малолетняя девица» Юлия Гринберг и «Паганини на цим­бале из дерева и соломы» Гузиков были единичными проявле­ниями участия виртуозов еврейского происхождения в концерт­но-музыкальной жизни России того времени. В обеих столицах и особенно в Киеве, Одессе, Харькове и других городах концерт­ная жизнь в 40-х гг. была слабо развита. Но первоклассные, а не­редко и второразрядные заграничные артисты, как некая «уче­ница Шпора», «первая жена Фильда», итальянка Каталани, скрипач Липинский, или такие «вундеркинды», как Юлия Грин­берг, привлекали полные залы слушателей. Среди слушателей уже и тогда были евреи, хотя и в незначительном числе.

В