Повелитель света - Морис Ренар

у смертных; олимпийцам приписывали способность к аоразии, которая есть не что иное, как невидимость. Одна древняя легенда, изложенная Лафонтеном в поэме «Царь Кандавл», повествует о Гигесе, пастухе, который стал царем благодаря кольцу, сделавшему его невидимым. Я помню также о некоем тюрбане из «Тысячи и одной ночи», который достаточно было надеть на голову, чтобы исчезнуть…

– Мифология! Сказка! Литература!

– Разумеется. Но разве не окружены мы невидимыми вещами? Реальными, но невидимыми? Энергия, звук, запах, воздух, который вокруг нас, ветер, о невидимости которого вы и сами прекрасно осведомлены, раз используете на своем аэроплане специальное приспособление, делающее его видимым!.. Вот невидимые вещи, которые вам отлично знакомы! Одного этого уже довольно, чтобы перестать считать безрассудным предположение о невидимых мирах, которые только из таких материй и состоят…

– Хорошо, но это материи, но отнюдь не живые существа…

– Если подумать: что есть живое существо? Не будем ходить далеко: что есть человек? Душа и тело. Прекрасно. Но душа – она-то всегда невидима; вы ведь никогда не замечали, чтобы душа прогуливалась сама по себе, не так ли? Хорошо. Что до тела, бог ты мой, тело – это всего лишь некая сумма физических возможностей, не более и не менее достойных уважения, чем какая-то часть атмосферы; и я не понимаю, как можно кому-то отказывать в какой-либо способности, признавая ее за другим, пусть даже эта способность незрима… Так как… Так как не будем забывать, что невидимым мы называем то, что не воздействует на нашу сетчатку. Тело может быть невидимым точно так же, как оно может не иметь запаха или вкуса, что мы с легкостью допускаем. Считаете ли вы чудом, что не слышите, как по небу пробегают тучи? Тогда почему вы удивлены, что не видите, как по нему передвигаются сарваны? Почему вы, признавая неосязаемую субстанцию, нехотя и с удивлением допускаете существование вещей невидимых? Синяя угроза вызывает такое удивление потому, что все эти недавно открытые невидимые тела – твердые, а также потому, что невидимость и твердость – это два качества материи, которые не сосуществуют в обычных для нас условиях. Однако же! Однако же еще до нашего первого контакта с невидимым миром нам уже доводилось быть свидетелями наличия двух этих качеств в одном и том же предмете. Твердое, быстро движущееся тело становится невидимым; примеры: летящий метательный снаряд, вертящийся винт. И другой, совершенно отличный пример твердого невидимого тела: ваза бесцветного хрусталя, погруженная в чистую воду, обладающую теми же свойствами рефракции. Повторюсь: бесцветного. Но бесцветная вещь уже невидима, и вы, вероятно, не раз восхищались стеклами столь бесцветными, столь прозрачными, что окна, в которые они вставлены, всегда кажутся открытыми настежь. Тем не менее заметьте, прошу вас, что из тех субстанций, о которых мы говорим, по крайней мере некоторые являются столь же важными во вселенной, как и наша подверженная тлению плоть.

– Не важно! – возразил герцог д’Аньес. – Люди все равно инстинктивно пытаются отрицать реальность невидимого.

– Ну да, потому что зрение из всех наших чувств имеет самую широкую область применения, это чувство, которое мы сами полагаем основным, и именно поэтому вы оспариваете существование вещей, которые оно не воспринимает. Но представьте существо, наделенное всего одним-единственным чувством, обонянием к примеру (подобное существо – отнюдь не абсурдно; таких созданий множество), и подумайте тогда о той огромной массе вещей, существование которых оно отрицает! В их число входит все, что не пахнет! Этот слепец станет опровергать существование всех тех видимых предметов, которые не имеют запаха!..

Мы – такие же, как он. По отношению к аэроскафу, сарванам и подвоздушному миру мы слепцы.

С самого начала истории человечества мы играли с сарванами в ужасные жмурки, и повязку на глазах носили именно мы! (Это, кстати, не единственные невидимые враги, которые окружают нас с давних пор. Подумайте об угарном газе, этом злодее, этом сообщнике отравителей, и прочих подобных субстанциях!) Повторюсь: мы слепцы по отношению к сарванам, так как до сих пор воспринимали их лишь благодаря органам слуха и обоняния. Для госпожи Аркедув, которая ничего не видит, они точно такие же, как и другие существа, потому что им недостает того качества, которое она неспособна воспринимать. Прикоснись она к аэроскафу – и ее впечатление от этого прикосновения будет таким же, как если бы речь шла о каком-нибудь видимом судне, если только ее необыкновенно чуткое осязание не предупредит ее, что этот предмет обладает неким особенным свойством, которое для людей зрячих претворяется в невидимость. Для слепцов невидимости не существует. Человек слепой от рождения, полагаю, даже не смог бы понять, что это такое, как не понял бы разницы между металлом аэроскафа и земным материалом. Так что удивляйтесь, мсье, удивляйтесь исключению, которое многим неизбежно кажется общим правилом, навязанным их собственным рассудком! Хотите освободиться от чар невидимого? Нет ничего проще: закройте глаза!

– Риторика, мсье! Риторика чистой воды! К тому же согласитесь: те предметы, которые вы перечисляли как невидимые, являются таковыми лишь иногда, при определенных условиях. Метательный снаряд будет таковым лишь в полете, винт – в процессе вращения, а ваза – в воде. Что до субстанций невидимых всегда, то это газы, неосязаемые и далеко не…

– Кто вам сказал, что не существует осязаемых газов?

– Это уже не будут газы – по определению. Воздух становится осязаемым, лишь когда он конденсирован под высоким давлением, когда он превращается из газа в жидкость…

– Браво, молодой человек! Но ведь сама эта жидкость, этот бывший газ, может стать куском льда; скажите-ка, почему этот газ – ставший таким образом веществом твердым – неизбежно должен терять свое свойство невидимости? Все дело в показателе рефракции. Песок, мсье, песок, который в некотором роде является лишь видом твердой жидкости, непрозрачный песок, – разве не становится он прозрачным, когда его превращают в кристалл? Почему бы тогда и невидимому газу не остаться невидимым в другом состоянии? В данном случае остаться неизменным проще, чем обрести новое свойство, не так ли?

– Согласен. Но невидимые миры, на которые намекал Коллен Робер?..

– Вы ведь помните, что планеты, в том числе Земля, описывают вокруг Солнца не круг, центром которого и было бы Солнце, но эллипс, в котором Солнце занимает лишь один из двух центров. Но что тогда во втором центре? В этом втором центре, если можно так выразиться, где ничего не видно, обязательно должно находиться нечто достаточно мощное для того, чтобы уравновешивать действие Солнца и заставлять планеты двигаться не по круглой, а по эллиптической орбите… Есть те, кто утверждает, что во вторых центрах планетарных