RAEM — мои позывные - Эрнст Кренкель

На «Литке» — сам Отто Юльевич.

Иногда мы подслушивали его переговоры с капитанами и летчиками. Интересно бы знать, умеет ли Отто Юльевич вообще волноваться и нервничать. Что-то не похоже на это.

Восьмого августа «Сибиряков» вышел из Архангельска. Он имел задание: завезти грузы и произвести смену полярников на Уединении, Домашнем и Оловянном.

8 августа у нас обильно выпал снег, и пейзаж стал опять зимним.

18 августа была последняя медвежья охота. Привожу мою дневниковую запись: «Мехреньгин растолкал меня. Со стороны острова шла медведица с двумя большими медвежатами. В окно было видно медленное шествие. Маленькие интересовались радиомачтой и поиграли с ящиком. Мы вышли, и они идут прямо к нам. С первого выстрела уложили медведицу. Медвежата вроде как хотят бежать, но поджидают маму. Это решило их участь. Шкуры хорошие».

Эх, и дернуло нас убивать их. Лучше бы отпустить. Намучились с ними страшно. Кружится голова, болят ноги, колени. Трясутся руки. У нас обоих опухли лица и руки. Ну да, ее величество цинга. А у меня еще какой-то непонятный озноб. Дома было плюс 24 градуса тепла, а я три часа сидел в полушубке и дул горячий чай.

Через десять дней «Сибиряков» добрался до Уединения. Тоже не совсем удачно. Пришлось команде за полтора километра груз тащить по льду к острову.

Хороший знакомый по «Сибирякову» и «Челюскину», ныне уже капитан Михаил Марков сообщил мне о посылке от Наташи. Сообщалось, что в посылке что-то булькает. Это хорошо! И письмо везет. Такое толстое, что отроду таких не возил.

Шмидт дал указание прекратить выгрузку, забрать старую смену и идти «Сибирякову» на разведку, чтобы помочь застрявшим караванам. Вот тут-то и началось! То туман, то «Сибиряков» застрял во льду, а время идет и идет.

Мы знали, что наш вид цинги должен кончиться внутренними кровоизлияниями. Вопрос стоял просто: что раньше — то ли «Сибиряков», то ли сосуды полопаются. А горох уже съеден…

Как ни печально, но пришлось готовиться к худшему варианту. Сделали электроосвещение от аккумуляторов. В ночные часы стадо уже темнеть. Керосина не было. Правда, повесили только одну лампочку. Аккумуляторы тоже надо беречь.

Не скрою — со шкурным интересом следили за «Сибиряковым». Капитохин и Александра Петровна были уже на корабле и, сообщая всякие новости с Большой земли, как-то старались развеселить нас.

Как на ладони, были все перипетии и осложнения большого количества кораблей. Мы отлично понимали, что трещат большие планы, сотни и тысячи людей ждут необходимого оборудования, простаивают в тумане и льдах корабли, а тут мы двое со своей цингой путаемся под ногами. Мы все это отлично понимали, но легче нам от этого не было.

На душе очень погано. Но нас двоих не забыли. Шмидту каким-то образом стало известно наше положение, хотя мы сами ему не писали и вообще не скулили. «Дорогой друг, надеюсь вас скоро увидеть. Шмидт». Через две недели «Сибиряков» закончил разведку, караваны двинулись по назначению. К этому времени у нас открылась большая вода, хотя лед и маячил на горизонте.

С материка радиограмма: «По распоряжению Шмидта вас снимаем самолетом. Подготовьтесь».

Ну, как же так? На «Сибирякове» идет смена. Надо же сдать станцию как положено, честь по чести.

Началась торговля с летчиками и пристальное наблюдение за горизонтом. Капитохин сообщает: работаем в тяжелом льду, продвигаемся медленно.

Выдалась чудесная погода и у нас и у летчиков. Вот они и говорят: такие дни бывают редко, да и вода для посадки гидроплана бывает не всегда.

Чуть ли не слезно умолял подождать несколько часов. И, наконец, ура! На далеком горизонте в сильный бинокль мы увидели долгожданные тонюсенькие черточки — мачты корабля.

Дальше было очень просто. Разве что прослезились, обнимаясь с добрыми друзьями. Сдача станции заняла всего несколько часов. Нам приходилось отпихиваться от чересчур сердобольных людей. На корабле нас встретили с мужской лаской: папиросы, водка, письма и посылка от жены. Неотлагательно приступили к изгнанию цинги. Отличное средство от цинги, рекомендованное Джеком Лондоном, тертая сырая картошка. По три стакана в день мы пили эту несусветную пакость.

К мысу Оловянному нас не пустил лед. На две недели мы застряли на далеких подступах в ледяной ловушке. Пришлось просить помощи, и нас вытащил «Ермак» — дедушка русского ледокольного флота.

Капитан «Ермака» Владимир Иванович Воронин послал Кремеру и Голубеву радиограмму: «Понимаю и сочувствую вашему положению. Рисковать двумя кораблями не могу. Мы уходим». Жаль было наших товарищей. Вот мы благополучно выскочили и уходим, а они остаются вдвоем на второй год зимовки на стахановской вахте.

В марте следующего года самолетом им доставили немного свежих продуктов. Пилот Махоткин передал устное предложение Шмидта: если очень невмоготу, консервируйте станцию и садитесь на самолет. И Кремер и Голубев отказались — ведь скоро начнется навигация. Оба они были вывезены самолетом в сентябре 1937 года, когда я уже благополучно добрался до полюса,

К перекрёстку меридианов

Притягательная точка. Прошу считать меня кандидатом. Готовится экспедиция. Ленинградцы проектируют радиоаппаратуру. Опять Стромилов. Шмидт докладывает Политбюро. Генеральная репетиция. Путь к далекому острову. Разведчик над полюсом. Посадка на полюсе. Мы без связи. Первые телеграммы. «Интернационал» под аккомпанемент самолетных моторов. Мы остаемся вчетвером.

Вероятно, немногие точки земного шара могли бы соперничать в притягательности с Северным и Южным полюсами. На кораблях и собаках, на лыжах, воздушных шарах, дирижаблях и самолетах люди стремились к ним, рискуя жизнью за право первооткрывательства и погибая подчас при осуществлении заветного желания.

Имена смельчаков, отправлявшихся в ледяную пустыню, широко известны. Об их подвигах написано множество книг. Это были в высшей степени достойные люди, и к тому времени, когда после гибели «Челюскина» мы дрейфовали на льдине в 1934 году, человечество уже смогло отметить первое двадцатипятилетие достижения Северного полюса. Честь свершения этого подвига принадлежала американцу Роберту Пири.

Но даже после того как прошло четверть века, такое завоевание выглядело весьма иллюзорным. Люди отлично понимали: достичь полюса и повернуть обратно — это еще далеко не все, что нужно человеку, во имя чего следует рисковать жизнью.

Белое пятно по-прежнему оставалось белым пятном. Чтобы стереть его, предстояло поселиться на полюсе, прожить там какое-то время, достаточное для проведения надлежащих научных изысканий.