Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник) - Стефани Майер

Весь следующий день я читала мысли каждого, с кем ты разговаривал, и с изумлением выяснила, что ты держишь слово. Я никак не могла понять тебя. Зато убедилась, что связана с тобой как нельзя более прочными узами. И сделала все возможное, чтобы оставаться как можно дальше от тебя. Но каждый день аромат твоей кожи, твоего дыхания… становился для меня таким же потрясением, как в самый первый раз.

Она снова посмотрела на меня глазами, полными удивительной нежности.

– И все-таки, – продолжала она, – было бы лучше, даже если бы я выдала всех нас в первую же минуту, чем если бы теперь, здесь, когда вокруг нет свидетелей и меня ничто не останавливает, я причинила тебе вред.

– Почему?

– Ах, Бо… – она коснулась моей скулы кончиками пальцев. От этого легкого прикосновения меня охватил трепет. – Бо, мне было бы незачем жить, если бы я навредила тебе. Ты не представляешь, как это мучает меня, – она вновь смутилась и опустила голову. – Как подумаю, что ты лежишь неподвижный, белый, холодный… и больше я никогда не увижу, как ты краснеешь, не увижу блеск озарения в твоих глазах, когда ты разгадываешь мои отговорки… это невыносимо, – она устремила на меня взгляд прекрасных измученных глаз. – Теперь у меня нет ничего дороже тебя. Ты – самое важное, что только есть в моей жизни.

У меня кружилась голова от стремительных перемен в разговоре. Всего несколько минут назад мы, если я не ошибся, говорили о моей неминуемой смерти, а теперь вдруг перешли на признания.

Я крепче сжал ее руку и заглянул в золотистые глаза.

– Мои чувства ты уже знаешь. Я здесь потому, что мне легче умереть, чем жить без тебя. – Я вдруг понял, насколько пафосно это звучит. – Прости, я кретин.

– Ты кретин, – со смехом согласилась она, и я засмеялся вместе с ней.

– Вот пума и влюбилась в ягненка… – пробормотала Эдит. Меня снова пронзил электрический разряд.

Я попытался скрыть свою реакцию.

– Глупый ягненок.

Она вздохнула.

– А пума – больная на голову мазохистка.

Долгое время она молча смотрела в сторону леса, а я гадал, о чем она думает.

– Но почему… – начал я и умолк, не зная, как продолжить.

Она повернулась ко мне и улыбнулась, солнце заиграло на ее лице.

– Да?

– Скажи, почему ты убежала от меня – здесь, на поляне?

Ее улыбка погасла.

– Ты знаешь, почему.

– Нет, я о другом: что такого я сделал? Я хочу знать, что я должен делать, чтобы тебе было легче, выяснить, что можно и чего нельзя. Вот это, например, – я провел большим пальцем по ее запястью, – кажется, можно.

– Ничего такого ты не сделал, Бо. Во всем виновата я.

– Но я хочу помочь.

– В таком случае… – она на минуту задумалась. – Просто ты находился слишком близко. Большинство людей инстинктивно сторонится нас, вот я и не ожидала, что ты настолько приблизишься. А еще – запах твоего горла… – она осеклась и присмотрелась ко мне, пытаясь понять, не встревожила ли меня.

– Ясно, – я опустил голову и прижал подбородок к шее, прикрывая ее. – Ну вот, горла не видно.

Эдит усмехнулась.

– Да нет, дело скорее в том, что это было слишком неожиданно.

Она подняла свободную руку и легко приложила ее сбоку к моей шее. Я сидел тихо, понимая, что озноб от ее прикосновения должен был стать естественным предостережением об опасности, и гадая, почему я не чувствую страха. Мной владели совсем другие чувства.

– Видишь? – произнесла она. – Все прекрасно.

Моя кровь бурлила, и я жалел, что не могу приказать ей течь помедленнее: мне казалось, труднее всего Эдит слышать глухой отзвук пульса в моих жилах.

– Мне нравится, – шепнула она и мягко высвободила другую руку. Я безвольно уронил руки на колени. Она бережно провела по моей горящей щеке, потом взяла мое лицо в свои маленькие, прохладные ладошки.

– Не шевелись, – шепотом попросила она.

Меня словно парализовало, когда она вдруг склонилась ко мне и прижалась щекой к моей груди, слушая сердце. Сквозь тонкую рубашку я чувствовал ледяной холод ее кожи. С намеренной медлительностью ее руки прошлись по моим плечам, обвили шею, обняли меня. Я слушал ее ровное и осторожное дыхание, звучащее как будто в такт моему сердцу. Один вдох на три удара, один выдох на следующие три.

У нее вырвался тихий возглас.

Не знаю, сколько мы просидели неподвижно. Может, несколько часов. Постепенно мое сердце угомонилось. Я понимал, что в любой момент ощущения могут стать невыносимыми для Эдит, и тогда моя жизнь оборвется – так быстро, что я, наверное, даже не замечу. И все-таки не боялся. Я не мог думать ни о чем, кроме ее прикосновений.

А потом она разжала объятия и отстранилась – пожалуй, слишком рано. Ее взгляд снова стал умиротворенным.

– В следующий раз будет легче, – довольно объявила она.

– А сейчас тебе было очень трудно?

– Легче, чем мне представлялось. А тебе?

– Было ничего… для меня.

Мы улыбнулись друг другу.

– Вот, – она взяла мою ладонь – свободно, легко, даже не задумываясь, – и приложила ее к своей щеке. – Чувствуешь, как ты меня согрел?

Она и вправду была почти теплой, ее обычно ледяная кожа. Но я лишь мимоходом отметил это – ведь я наконец коснулся ее лица, о чем мечтал почти непрестанно с тех пор, как впервые увидел ее.

– Не шевелись, – шепнул я.

Никто не способен хранить неподвижность лучше вампира. Она закрыла глаза и превратилась в статую.

Двигаясь еще медленнее, чем ранее она, стараясь не сделать ни одного неожиданного движения, я погладил ее по щеке, кончиками пальцев коснулся закрытых сиреневых век, теней во впадинках под глазами. Обвел идеально очерченный нос и очень бережно – безупречные губы. От моих прикосновений они раскрылись, и я ощутил на пальцах ее прохладное дыхание. Хотелось прильнуть к ней, вдохнуть ее запах, но я понимал, что это будет чересчур. Если она способна владеть собой, то и я смогу, пусть и в меньшей степени.

Каждое мое движение было нарочито медленным, чтобы Эдит успевала предвидеть его заранее. Я провел ладонями по обеим сторонам ее стройной шеи, остановил руки на ее плечах, обвел большими пальцами изгиб немыслимо хрупких ключиц.

Во многих отношениях она оказалась гораздо сильнее меня. Я утратил власть над собственными руками, едва они соскользнули с ее плеч и приблизились к острым лопаткам. Не сдержавшись, я обнял ее и крепко прижал к груди. Мои руки скрестились у нее за спиной, спустились ниже, к талии.

Она приникла ко мне, но это было ее единственное движение. Ее дыхания я не слышал.

Значит, времени у меня в обрез.

Я наклонился, на долгую секунду уткнулся лицом в ее волосы и глубоко вдохнул ее запах. Потом заставил себя разжать руки, отпустить ее и отстраниться. Одна рука отказалась подчиниться, скользнула по ее руке и остановилась на талии.

– Извини, – выговорил я.

Эдит открыла голодные глаза. Но страха я не ощутил, только желудок глубоко внутри сжался и сердце вновь заколотилось.

– Если бы только… – прошептала она, – если бы ты почувствовал… как сложно и запутанно то, что… чувствую я. Тогда ты понял бы.

Она поднесла руку к моему лицу, провела пальцами по волосам.

– Объясни, – задыхаясь, попросил я.

– Вряд ли я смогу. Понимаешь, с одной стороны, голод – или жажда, – вот то, что я чувствую по отношению к тебе. Думаю, отчасти ты меня понимаешь. Хотя, – на ее лице возникла полуулыбка, – поскольку у тебя нет зависимости ни от каких запрещенных наркотиков, вряд ли ты можешь полностью проникнуться этими чувствами.

– Но… – она легонько коснулась пальцами моих губ, и мое сердце снова дрогнуло, – у меня есть и другие желания, другой голод, которого я даже сама не понимаю.

– Я понимаю это лучше, чем ты думаешь.

– А я не привыкла к настолько человеческим чувствам. Это всегда так бывает?

– Со мной? – я помолчал. – Нет, еще ни разу не было. Никогда прежде.

Она взяла мое лицо в ладони.

– Не представляю, как это – быть рядом с тобой, – призналась она. – Не знаю, получится ли у меня.

Я накрыл ладонью ее руку, медленно наклонился и коснулся лбом ее лба.

– Этого достаточно, – вздохнул я и закрыл глаза.

Так мы сидели некоторое время, потом она запустила пальцы в мои волосы. Запрокинув голову, она дотронулась губами до моего лба. Мое сердце вновь понеслось сбивчивым галопом.

– У тебя получается гораздо лучше, чем ты считаешь, – заметил я, когда снова смог говорить.

Она отстранилась и снова взяла меня за руки.

– Я родилась с человеческими инстинктами. Хоть они и запрятаны глубоко, они во мне все-таки есть.

Не знаю, как долго мы смотрели друг другу в глаза; мне показалось, что шевелиться Эдит не хочется так же, как и мне. Но дневной свет уже тускнел, тени деревьев удлинялись, подбираясь к нам.

– Тебе пора.

– А я думал, мои мысли ты не читаешь.

Она улыбнулась.

– Учусь понемногу.

Внезапно ее глаза возбужденно вспыхнули.

– Можно, я покажу тебе кое-что? – спросила она.