Великий Рузвельт - Виктор Мальков

Итак, почему же Франклин Рузвельт и вся его высокопрофессиональная рать армейских и морских высших чинов, включая председателя Объединенного штаба начальников штабов Джорджа Маршалла и командующего военно-морскими силами адмирала Гарольда Старка, а также военно-морскую разведку, любимое детище президента, рассыпанную по азиатским территориям агентуру, армию дешифровщиков, попались на многоходовую комбинацию японского адмирала Исороку Ямамоту? Представляется, что сегодня ответ может быть сформулирован с допустимой степенью погрешности. Рузвельт до самого последнего момента был убежден, что Япония в ближайшее время нанесет удар по Советскому Союзу (главное направление) либо против внутренних провинций Китая и Таиланда (вспомогательное направление), позволив США выиграть время. Донесения разведки принимались к сведению, но трактовались преимущественно неоднозначно и чаще всего как отвлекающий маневр противника или дешевая провокация. Иван Лебедев попал в эту категорию носителей сомнительной информации. Извлечение уроков из трагедии 22 июня и 7 декабря 1941 г. было исключительно болезненным, но и достаточно продуктивным.

Эти события, а также разгром немецко-фашистских войск под Москвой сразу же поставили вопрос о коалиционной стратегии (и в узком, и в широком смысле) в центр общественной полемики. Подписание в Вашингтоне 1 января 1942 г. Декларации Объединенных Наций, закрепившей в международно-правовом порядке военно-политический союз антифашистских государств, придало этой полемике особый смысл и значение. По сути, столкнулись две линии, два подхода. Сторонники первого исходили из необходимости и возможности при максимальном напряжении сил достижения относительно скорой победы. Разгром гитлеровцев под Москвой показал, что в таком подходе не было ничего утопического. Сторонники другого предпочитали так называемую «стратегию малых дел», сориентированную на затягивание войны и не предусматривавшую тесную координацию военных усилий между США и Англией, с одной стороны, и Советским Союзом – с другой. Едва ли требуется специально доказывать, что последние руководствовались не столько военными, сколько главным образом политическими соображениями {7}.

После вступления США в войну водораздел между этими двумя подходами обнаруживал себя подчас в острой форме, и чем дальше, тем больше его конфигурация и глубина определялись дебатами об открытии второго фронта в Европе. Сошлемся в этой связи на письмо А.А. Громыко в НКИД СССР от 14 августа 1942 г. «Вопрос о втором фронте в Европе, – говорилось в нем, – безусловно, волнует миллионы людей США. Обсуждение этого вопроса не сходит со страниц американской печати. Рабочие крупных городов США собираются на митинги, на которых выражают свое отношение к данному вопросу, выносят резолюции, призывающие правительство Рузвельта ускорить открытие второго фронта. Широкие массы населения видят и не могут не видеть, что открытие второго наземного фронта в Западной Европе означало бы ускорение разгрома гитлеровских армий и ускорение победы союзных государств» {8}. Как бы в подтверждение сказанного и в связи с 25-й годовщиной Красной Армии в Москву во Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами поступила телеграмма от Альберта Эйнштейна. Он писал: «Исполненный высочайшего уважения и восхищения, я шлю мои искренние поздравления по случаю 25-й годовщины Красной Армии и Военно-Морского Флота, которые так эффективно обеспечили защиту выдающихся достижений советской культуры и индустрии и которые устранили смертельную опасность для будущего развития человеческого прогресса» {9}.

Была своя для всех тогда понятная логика в том, что Рузвельт с согласия советского правительства командировал в Москву в сентябре 1942 г. лидера республиканцев У. Уилки. Цель поездки Уилки (в беседе со Сталиным 23 сентября 1942 г. он сказал, что, выполняя поручение президента, хочет «услышать от руководителей Советского правительства искреннее и откровенное мнение о том, в чем США еще недостаточно помогают СССР и что они должны еще сделать в этом направлении») {10} в понимании Рузвельта не ограничивалась теми задачами, которые они оба определили на встрече в Белом доме. Напутствуя своего бывшего опасного соперника на выборах 1940 г. перед отъездом в Советский Союз, Рузвельт втайне надеялся, что, сделав его своим представителем, он сумеет таким образом сдержать лидера республиканцев, выступавшего с требованием решительных военных действий, и не тревожить, по крайней мере временно, до очередных промежуточных выборов в конгресс в ноябре 1942 г., острую тему о втором фронте. В определении коалиционной стратегии Рузвельт колебался, испытывая давление с разных сторон. Но еще более важным было продемонстрировать Сталину двухпартийный характер антинацистской внешней политики США, последовательность и неизменность симпатий к народам Советского Союза. Визит лидера республиканцев в Москву призван был также блокировать и активизацию военной оппозиции. Ее появление было тревожным фактом.

Военное сотрудничество с Советами вызывало неоднозначный отклик в военных кругах. Едва отгремела битва под Москвой, как заместителем начальника штаба сухопутных сил генералом Раймондом Ли для военных верхов был подготовлен специальный меморандум о Советских Вооруженных Силах, содержащий как общие оценки, так и всякого рода рекомендации, предположения и т. д. Главная мысль была выражена весьма определенно: Советский Союз – «ненадежный» союзник, не исключена возможность выхода его из войны, потенциал Советских Вооруженных Сил невысок. И рядом с этим хвалебные оды в адрес вермахта, германской техники. Общий вывод: взаимодействие с СССР в рамках коалиционной войны имеет так много «но», что практически является неосуществимым. Тут же характерное признание в настороженности, которую порой проявляют в Москве к американским представителям. «С начала русско-германской войны, – говорилось в документе, – американская печать опубликовала ряд материалов, которые призваны подкрепить точку зрения, что некоторая часть американского общественного мнения надеется, что война закончится взаимным обескровливанием воюющих сторон (т. е. Германии и СССР. – В. М.). Понятно в связи с этим вполне логичное для русских руководителей предположение, что капиталистические государства, случайно (sic! – В.М.) ставшие партнерами Советского Союза в войне против Германии, будут оказывать Советскому Союзу лишь ограниченную помощь с тем, чтобы как можно дольше удерживать его в войне в качестве противника рейха» {11}.

В самой администрации по всем этим вопросам также не было единодушия. Наиболее последовательную позицию по вопросу об открытии второго фронта и координации военных усилий США, Англии и СССР занимал Г. Гопкинс. Державший в своих руках все приведенные в действие рычаги программы ленд-лиза, он решительно отклонял доводы тех в политических кругах США, кто считал, что технико-экономический вклад Америки в коалиционную войну избавляет ее от всего остального. Поставки в СССР в рамках ленд-лиза, налаженные только в начале 1942 г., не покрывали и малой доли тех безмерных затрат человеческих и материальных ресурсов, которые ежедневно и ежечасно приносил в жертву народ СССР во имя общей победы над фашизмом. Гопкинс находил смешным и вредным утверждения некоторых вчерашних противников ленд-лиза о том, что «Гитлера можно поколотить» одним лишь превосходством в военной технике и наращиванием производства {12}.