100 великих россиян - Константин Рыжов

Живя в век утверждающегося безверия, когда атеизм и рациональное мышление приобрели офомное влияние на мироощущение людей, Достоевский с тревогой вглядывался в будущее Грядущая история виделась ему в свете Апокалипсиса, и он предрекал неслыханные мировые катастрофы «Конец мира идет, — писал он, — конец столетия обнаружится таким потрясением, какого еще никогда не бывало». Главная опасность, о которой он настойчиво предупреждал современников, крылась в крахе гуманизма: без веры в Бога и бессмертие души старый гуманизм перерождается в свою противоположность, так что любовь к человечеству феноменальным образом обращается в ненависть и всеобщую войну. Достоевский всеми фибрами души предчувствовал эту дьявольскую метаморфозу и первым пророчески указал на то, что человеколюбивые социалистические идеи таят в себе зерна тоталитаризма. Ведь место Бога в душах людей не может оставаться пусто! Оно неминуемо будет заполнено, но место богочеловека Христа в сердцах толпы займет демоническое существо, «сильная личность» — человекобог, который стоит «вне морали», по ту сторону «добра и зла», которому «все позволено» и который «может приступить» все законы. Герой романа Достоевского «Бесы» Кириллов заявляет: «Если Бога нет, то я — Бог». В том же романе социалист-теоретик Шигалев докладывает на собрании кружка революционеров, что он «запутался в собственных данных» и его заключение оказалось «в прямом противоречии с первоначальной идеей». «Выходя из безграничной свободы, — говорит Шигалев, — я заканчиваю безграничным деспотизмом». О самой этой теории сообщает походя другой участник заседания: «Он (Шигалев) предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, — разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем, и будут работать». Далее следует ироническое замечание о том, что «меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, — весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны».

Противостоять дегуманизации общества, по глубокому убеждению Достоевского, возможно лишь одним способом — приняв благодатное учение Христа. Но западная цивилизация, утратившая детскую веру в Бога, уже не способна к этому. (Вслед за Герценом Достоевский развивал мысль о том, что «весь западный мир идет в мещанство», что мещанство как раз и есть тот идеал, «к которому стремится и подымается Европа со всех точек дна…») Только русский народ, который «безмерно выше, благороднее, честнее и наивнее» европейцев с их «дохлым католицизмом и глупо противоречащим себе самому лютеранством» способен к чуду обновления. Отсюда шла вера Достоевского в мессианское призвание России — «объединить все народы у подножия Креста». «Всему миру готовится великое обновление через русскую мысль (которая плотно связана с православием…), — писал он в письме к Майкову, — и это совершится в какое-нибудь столетие — вот моя страстная вера». И в другом месте: «Назначение русского человека есть, бесспорно, всеевропейское и всемирное… Россия призвана изречь окончательное слово великой всеобщей гармонии братского окончательного согласия всех племен по Христову закону…»

В середине 60-х гг. жизнь Достоевского была полна драматических событий. В 1864 г. один за другим умерли близкие ему люди — сначала жена, а потом старший брат. Вслед за тем последовал крах его журнала — он прекратил существование в июне 1865 г. Достоевский был окончательно разорен, и ему грозила долговая тюрьма. Чтобы хоть как-то поправить свои дела, он продал книгоиздателю Стелловскому права издания всех своих сочинений в трех томах и обязался к 1 ноября 1866 г. написать новый роман. В договоре было указано, что в случае, если рукопись не будет вручена к сроку, все существующие и будущие романы Достоевского становятся на ближайшие девять дет исключительной собственностью Стелловского. За этот кабальный договор Достоевский должен был получить всего 3000 рублей, но не получил даже их — Стелловский расплатился с ним скупленными по дешевке векселями «Эпохи».

Достоевский решил уехать из Петербурга за границу, чтобы здесь, вдали от дел, кредиторов и полиции, сосредоточиться на писании романа. Но страсть к игре не давала ему покоя. За пять дней в Висбадене он проиграл на рулетке все, что имел, вплоть до карманных часов. Некоторое время, не имея никаких средств, он чуть ли не из милости жил в каком-то третьесортном отеле, хозяин которого всеми способами выражал ему свое презрение. «Рано утром мне объявили в отеле, — писал Достоевский в письме к Сусловой, — что мне не приказано давать ни обеда, ни чая, ни кофею…» В этих условиях он начал писать свой величайший роман «Преступление и наказание», первая часть которого вышла в январской 1866 г. книжке «Русского вестника». Едва появившись в печати, роман вызвал множество восторженных откликов — даже недоброжелатели Достоевского признавали «Преступление и наказание» одним из величайших творений русской литературы.

В октябре, когда до установленного Стелловским срока оставался всего месяц, Достоевский был принужден прервать работу над «Преступлением и наказанием» ради «Игрока». Чтобы ускорить написание книги, он попросил найти ему стенографистку. Известный преподаватель стенографии Ольхин прислал Достоевскому свою способнейшую ученицу, двадцатилетнюю Анну Григорьевну Сниткину. Но даже с ее помощью Достоевский имел очень мало надежды исполнить кабальный договор и в первое время сильно нервничал.

Однако по мере того, как работа продвигалась, он успокаивался. К тому же роман выходил удачным, и Достоевский все более увлекался им. Работая по нескольку часов в день со своей помощницей, он вскоре заметил ее миловидность и своеобразную привлекательность. Их отношения становились все более близкими. Таким образом, Достоевскому удалось успешно выпутаться из этой, казалось бы, безвыходной ситуации — он не только закончил в срок «Игрока» (роман был написан за 26 дней), но и нашел спутницу жизни, которая оставалась его верным и любящим другом до самой его смерти. Сдав Стелловскому «Игрока», Достоевский предложил Анне Григорьевне стенографировать последнюю часть «Преступления и наказания». Вскоре он попросил ее руки. Эта последняя страсть Достоевского нисколько не походила на его предыдущие бурные и трагические романы. Он сам писал о своей второй женитьбе очень просто и безыскусно: «При окончании романа я заметил, что стенографистка моя меня искренне любит, хотя никогда не говорила мне об этом ни слова, а мне она все больше и больше нравилась Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я предложил ей за меня выйти.

Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я все более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у нее есть и любить она умеет».

Срезу после свадьбы Достоевские, укрываясь от кредиторов, уехали за границу, где провели в постоянных скитаниях четыре года. За это время они успели пожить в Дрездене, Бадене, Базеле, Женеве, Вене, Милане и Флоренции, пережить рождение двух дочерей и смерть одной из них, а также жестокие лишения — бывали недели, когда у них буквально не имелось копейки в кармане. Причина финансовых неурядиц была старая — неукротимая страсть к игре. Достоевский то и дело проигрывался в пух и прах, но не мог найти в себе сил остановиться. Анна Григорьевна вспоминала об этой поре их жизни:

«Мне было до глубины души больно видеть, как страдал Федор Михайлович: он возвращался с рулетки… бледный, изможденный, едва держась на ногах, просил у меня денег (он все деньги отдавал мне), уходил и через полчаса возвращался еще более расстроенный, за деньгами, и это до тех пор, пока не проигрывал все, что у нас имеется. Когда идти на рулетку было не с чем и неоткуда было достать денег, Федор Михаилович бывал иногда так удручен, что начинал рыдать, становился передо мной на колени, умолял меня простить его за то, что мучает меня своими поступками, приходил в крайнее отчаяние… Должна отдать себе справедливость: я никогда не упрекала мужа за проигрыш…»

В эти нелегкие годы Достоевский напряженно работал над новым романом «Идиот», который с начала 1868 г. стал печататься в «Русском вестнике».

Объясняя замысел задуманного произведения, Достоевский писал Майкову:

«Давно уже мучила меня одна мысль, но я боялся из нее сделать роман, потому что мысль слишком трудная, и я к ней не подготовлен, хотя мысль вполне соблазнительная, и я люблю ее. Идея эта — изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно…» Сюжет «Идиота», который стал любимейшим созданием Достоевского, слагался медленно и мучительно. В конце концов ему удалось (во многом с оглядкой на бессмертный образ Дон Кихота) воплотить свой идеал в князе Мышкине. Далеко не все, впрочем, соглашались видеть в нем идеального героя. Роман имел гораздо меньший успех у читателей, чем «Преступление и наказание».