Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

9.2.5. АНТОНИМИЯ

Существует еще одна категория «взаимосвязи значений». Это антонимия, или «противопоставленность значений». По крайней мере для наиболее известных европейских языков существует ряд словарей «синонимов и антонимов», которые часто используются писателями и учащимися для «расширения словарного запаса» и достижения большего «разнообразия» «стиля». Практическая полезность таких специальных словарей подтверждает возможность более или менее удовлетворительной группировки слов в наборы синонимов и антонимов. Следует, однако, заметить, что, во-первых, синонимия и антонимия заключают в себе семантические отношения весьма различной логической природы: «противопоставление значений» (love 'любить' : hate 'ненавидеть', hot 'горячий' : cold 'холодный' и т. д.) не есть просто крайний случай различия значений. Во-вторых, в рамках традиционного понятия «антонимии» должен быть проведен целый ряд разграничений; словари «антонимов» приносят пользу на практике лишь в той мере, в какой их читатели проводят эти разграничения (по большей части неосознанно). Оба эти положения будут затронуты ниже (ср. § 10.4). Из традиционных теоретических подходов к антонимии может быть извлечено не так уж много ценных наблюдений.

В последние годы в адрес традиционной семантики высказывалось немало критических замечаний как лингвистами, так и философами. Рассмотрим наиболее важные из них.

9.2.6. КОНЦЕПТУАЛИЗМ И МЕНТАЛИЗМ *

Мы уже упоминали о философских и психологических спорах относительно статуса «понятий» и «идей» в «разуме» (ср. §9.1.3). Традиционная семантика возводит существование «понятий» в принцип всех теоретических построений и поэтому (почти неизбежно) поощряет субъективизм и интроспекцию при исследовании значения. Как пишет Хаас, «эмпирическая наука не может полностью полагаться на такую методику исследования, которая сводится к тому, что люди производят наблюдения в своих умах, причем каждый в своем собственном». Это критическое замечание предполагает принятие взгляда, согласно которому семантика является, или должна быть, эмпирической наукой, причем этот взгляд желательно, насколько это возможно, не привязывать к таким спорным философским и психологическим проблемам, как разграничение «тела» и «духа» или статус «понятий». Этой точки зрения мы и будем придерживаться при рассмотрении семантики в настоящих главах. Следует подчеркнуть, однако, что методологический отказ от «ментализма» не означает принятия «механицизма», как считают некоторые лингвисты. Блумфилдовское «механистическое» и «позитивистское» определение значения слова как полного «научного» описания его референта является более пагубным для прогресса в области семантики, чем традиционное определение в терминах «понятий», так как в определении Блумфилда предпочтительное внимание уделяется относительно небольшому множеству слов в рамках словарного состава естественных языков, слов, соотносящихся с «вещами», которые поддаются в принципе описанию средствами физических наук. Более того, оно покоится на двух неявных и необоснованных допущениях: (i) что «научное» описание референтов этих слов связано с тем, как эти слова используются говорящими на данном языке (большинство говорящих имеет мало представления о «научном» описании); (ii) что значение всех слов может быть в итоге описано в тех же терминах. Правда, можно считать, что подход Блумфилда (обнаруживаемый также и у других авторов) зависит от «реалистического» взгляда на взаимоотношения между языком и «миром», взгляда, который не очень существенно отличается от точки зрения многих «концептуалистов»; он по меньшей мере подразумевает допущение, согласно которому раз существует, например, слово intelligence 'ум, интеллект, умственные способности', то существует также и нечто, с чем оно соотносится (и это 'нечто' будет, как предполагается, со временем описано удовлетворительным образом средствами «науки»); поскольку существует слово love 'любовь, любить', то существует также и нечто, с чем это слово соотносится, и т. д. Позиция, которой должен придерживаться лингвист, — это позиция, нейтральная по отношению к «ментализму» и «механицизму»; это позиция, которая согласуется с обеими точками зрения, но не предполагает ни одну из них.

9.2.7. «ОСТЕНСИВНОЕ» ОПРЕДЕЛЕНИЕ

В предыдущем параграфе имплицитно содержится еще одно критическое замечание в адрес традиционной семантики (а также в адрес некоторых современных теорий). Мы уже видели, что термин «значение» при его обычном употреблении сам имеет много «значений». Когда мы ставим перед кем-нибудь вопрос — «Каково значение слова х?» — в ходе повседневного (не философского и не узкоспециального) разговора, мы получаем (и это нас нисколько не удивляет) ответы, разнообразные по форме, в зависимости от обстоятельств и ситуации, в которой мы задаем этот вопрос. Если мы интересуемся значением некоторого слова в языке, отличном от нашего собственного, то ответом на наш вопрос чаще всего является перевод. («Перевод» затрагивает всевозможные проблемы, представляющие семантический интерес, но пока мы не будем их касаться; ср. § 9.4.7.) Для нас сейчас более показательна ситуация, при которой мы спрашиваем о значениях слов нашего собственного языка (или другого языка, который мы «знаем», по крайней мере «частично», — вообще понятие «полного знания языка» является, конечно, фикцией). Предположим, что мы хотим узнать значение слова cow 'корова' в неправдоподобной (но удобной для наших целей) ситуации, когда на соседнем лугу находится несколько коров. Нам могли бы сказать: «Вы видите вон тех животных? Это коровы». Этот способ передачи значения слова cow 'корова' включает в себя элемент того, что философы называют остенсивным определением. (Остенсивное (наглядное) определение — это такое определение, когда непосредственно «указывается» на соответствующий предмет.) Но остенсивное определение само по себе никогда не является достаточным, поскольку человек, интерпретирующий это «определение», должен прежде всего знать смысл жеста «указания» в данном контексте (а также знать, что намерение говорящего состоит именно в том, чтобы дать «определение») и, что более важно, он должен правильно идентифицировать объект, на который «указывается». В случае нашего гипотетического примера слова those animals 'те животные' ограничивают возможность ошибочного понимания. (Они не устраняют ее полностью; но мы будем считать, что «определение» значения слова cow 'корова' было интерпретировано удовлетворительным образом.) Теоретическое значение этого чересчур упрощенного и довольно нереалистичного примера имеет два аспекта: во-первых, он показывает трудность объяснения значения любого слова без использования других слов с целью ограничить и сделать более явной «область» «указания» (он подтверждает мысль, что, вероятно, невозможно установить, а может быть, и знать, значение одного слова, не зная также значения других слов, с которыми оно «связано»; например, cow 'корова' связано с animal 'животное'); во-вторых, остенсивное определение применимо лишь к относительно небольшому множеству слов. Представьте себе, например, тщетность попыток объяснить подобным образом значение слов true 'правильный, истинный', beautiful 'красивый, прекрасный, великолепный' и т. д.! Значение таких слов, как правило, объясняется, правда, не всегда удачно, с помощью синонимов (значения которых предполагаются уже известными человеку, задающему вопрос) или при помощи довольно длинных определений того типа, какой обычно дается в словарях. И снова здесь ясно проявляется неизбежная кругообразность семантики: в лексике нет какой-то одной точки, которую можно взять за исходную и из которой можно вывести значение всего остального. Эта проблема «кругообразности» будет обсуждаться ниже (ср. § 9.4.7).

9.2.8. КОНТЕКСТ

Другая черта повседневных ситуаций, в которых мы находимся, спрашивая о значении слов, состоит в том, что нам часто говорят: «Это зависит от контекста». («Дайте мне контекст, в котором вы встретили это слово, и я объясню вам его значение».) Часто невозможно определить значение слова, не «поставив его в контекст»; и полезность словарей находится в прямой зависимости от числа и разнообразия «контекстов», которые приводятся в них при словах. Часто (и это, пожалуй, самый распространенный случай) значение слова объясняется так: дается «синоним» с указанием «контекстуальных» ограничений, управляющих употреблением рассматриваемого слова (addled: 'испорченный (о яйцах)'; rancid: 'испорченный (о масле)' и т. д.). Такие факты, как разнообразие способов, посредством которых мы на практике устанавливаем значение слов, «кругообразность» лексики и существенная роль «контекста», не получают полного теоретического признания в традиционной семантике.