Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

«Удача! — ликовал Веррес. — Фортуна за меня!» Таких, как младший Долабелла, было немного, и они не поднимались так высоко. Если бы старший Долабелла не доказал, что в военном отношении он полезен Сулле, младший никогда бы не получил преторство и провинцию. Конечно, преторство и провинцию младший Долабелла получил, но жил он в постоянном страхе. И лишь когда Веррес явил себя близким ему по духу и полезным человеком, Долабелла вздохнул с облегчением. Пока они путешествовали вместе с Клавдием Нероном, Веррес мысленно связал себе руки, отчаянно сопротивляясь желанию украсть что-нибудь из эллинского храма или из греческой агоры. В Афинах сдержаться было особенно трудно. Город оказался настолько богат, что бесхозные сокровища можно было видеть везде. Но Афины обволокла огромная римская паутина, и в центре ее засел гигантский паук — Тит Помпоний Аттик. Благодаря своей финансовой сообразительности, кровным связям с Цецилиями Метеллами и многочисленным подаркам Афинам Аттик был не тот человек, которого можно оскорбить, а репутация Верреса, вечно стремящегося захапать произведения искусства, была слишком хорошо известна.

Покинув Афины на корабле, они наконец расстались с Клавдием Нероном, который не был эллинофилом и очень хотел скорее приехать в Пергам. Поэтому корабль Клавдия Нерона торопился в провинцию, а корабль Долабеллы плыл к маленькому острову Делос.

Пока девять лет назад Митридат не вторгся в провинцию Азия и в Грецию, Делос был центром мировой работорговли. Там устроили рынок все оптовые торговцы рабами, туда прибывали пираты, снабжавшие невольниками восточный сектор Средиземного моря. Раньше на Делосе ежедневно до двадцати тысяч рабов меняли хозяев, хотя это не означало бесконечного парада груженных рабами судов, загромождающих чистую и просторную торговую гавань. Торговля велась на дощечках, где указывались новые хозяева рабов в обмен на полученную за них сумму. Только специальных рабов привозили на Делос лично. Остров предназначался лишь для посредников.

Раньше там было большое население италиков и римлян, а также много александрийцев и значительное количество евреев. Самым большим зданием на Делосе оставалась римская агора, где располагали свои конторы римляне и италики, занимавшиеся торговыми делами. Сейчас это место было открыто всем ветрам и практически пустовало, равно как и вся западная часть острова, застроенная домами. На террасах вверх по склонам горы Кинф стояли храмы богов, завезенных на Делос в те годы, когда остров находился под владычеством египетских Птолемеев и сирийских Селевкидов. Храм Артемиды, сестры Аполлона, возвели возле меньшей из двух гаваней — Священной. Здесь становились на якорь только корабли паломников. За гаванью к северу простиралась громадная, красиво благоустроенная территория храма Аполлона со множеством величайших произведений искусства. А вдоль дороги между храмом Аполлона и Священным озером лежали львы из белого наксосского мрамора.

Веррес чуть с ума не сошел от восторга. Он просто не мог оторваться от всего увиденного. Он носился от храма к храму, восторгаясь изображением эфесской Артемиды, согнувшейся под тяжестью буйволовых яиц, похожих на пустые свисающие груди, поражался богине Ма из Команы, сидонской Гекате, александрийскому Серапису. Он буквально исходил слюной перед изображениями в золоте и слоновой кости, перед инкрустированными драгоценными камнями восточными тронами, на которых, казалось, до сих пор восседали, скрестив ноги, туземные владыки. А в самом храме Аполлона он нашел две статуи, перед которыми не мог устоять. На одной сатир Марсий играл на дудочке для впавшего в транс Мидаса, а рядом стоял разгневанный Аполлон. Другая представляла собою изображенную в золоте и слоновой кости Лето, держащую своих божественных детей — Аполлона и Артемиду. Про эту статую говорили, что она была выполнена самим Фидием, мастером скульптур из золота и слоновой кости. Поскольку оба шедевра были небольшого размера, Веррес и четверо его слуг прокрались в храм в самое темное время ночи в день отплытия Долабеллы, сняли их с цоколей, осторожно завернули в одеяла и спрятали в трюм корабля, где хранились все вещи Гая Верреса.

— Я рад, что Архелай разграбил это место, а после него — Сулла, — сказал на рассвете довольный Веррес Маллеолу. — Если бы работорговля все еще процветала на Делосе, было бы значительно труднее перемещаться незамеченным и кое-что приобретать, даже ночами.

Немного удивленный, Маллеол гадал, что имеет в виду Веррес; но один взгляд на это порочно-красивое лицо отбил у него всякую охоту задавать вопросы. Не прошло и полдня, как ему открылся тайный смысл слов Верреса. Внезапно поднялся ветер, который помешал отплытию Долабеллы, и прежде чем шквал улегся, жрецы Аполлона явились к Долабелле, крича, что два самых ценных сокровища их бога украдены. Еще раньше приметив, как долго Веррес рыскал возле статуй, поглаживал их, покачивая на основаниях и измеряя на глазок, они обвинили в похищении Верреса. Маллеол пришел в ужас, поняв, что они правы. Поскольку Маллеолу нравился Веррес, ему было трудно предстать перед Долабеллой и доложить о деяниях Верреса, однако Маллеол выполнил свой долг. И Долабелла настоял, чтобы Веррес вернул жрецам произведения искусства.

— Это место рождения Аполлона! — сказал он с дрожью. — Ты не можешь мародерствовать здесь. Мы все умрем от болезни.

Не получив желаемого, Веррес возвратил украденное, в ярости швырнув статуи через борт на каменистый берег. Он безмолвно поклялся, что Маллеол заплатит за это. Затем, к большому удивлению Маллеола, Веррес пришел поблагодарить его за то, что тот помешал ему совершить святотатство.

— У меня такая страсть к произведениям искусства, что это доставляет мне неприятности, — сказал Веррес. Золотистые глаза, подернутые влагой, с теплотой смотрели на Маллеола. — Спасибо тебе, спасибо!

Но эта страсть продолжала не давать ему покоя. На Тенедосе (Долабелла захотел посетить его из-за той роли, которую остров играл в войне против Трои) Веррес стащил статую самого Тена, красивое деревянное изваяние, такое древнее, что лишь отдаленно напоминало человека. Его новый способ присваивать произведения искусства был открытым и беспардонным.

— Я хочу это, и я должен это иметь! — говорил он и складывал в трюм награбленное.

Долабелла и Маллеол только вздыхали и качали головами, не желая разрушать отношения с товарищем. Им предстояло длительное и по необходимости тесное сотрудничество.

На Хиосе и в Эритрах опять был грабеж — так отозвались услуги Верреса Долабелле и Маллеолу, который теперь был крепко повязан коррупцией. Долабелла тоже ничего не мог поделать. Так что когда Веррес решил забрать все шедевры из храма Геры на Самосе, он смог убедить Долабеллу нанять еще один корабль и приказать хиосскому адмиралу Харидему, командиру квинкверемы, сопровождать нового губернатора Киликии остаток пути до Тарса. Никакие пираты не должны захватить сокровища, когда их стало так много! Галикарнас лишился нескольких статуй Праксителя — последний рейд Верреса по провинции Азия. И теперь провинция гудела, как рой рассерженных ос. А Памфилия потеряла изумительного «Арфиста» из Аспенда и почти все содержимое храма Артемиды в Перге — здесь, сочтя статую богини плохо выполненной, Веррес довольствовался тем, что снял с нее золотое одеяние и расплавил его в удобные маленькие слитки.

Итак, наконец-то они прибыли в Тарс, где Долабелла с радостью поселился в своем дворце, а Веррес получил виллу, где разместил награбленные сокровища и любовался ими. Он искренне ценил эти произведения и не собирался их продавать. Просто в Гае Верресе одержимость и аморальность фанатика-собирателя достигла доселе неизвестной высоты.

Гай Публий Маллеол тоже был счастлив очутиться в симпатичном доме на берегу реки Кидн. Он распаковал свое золото и серебро, вынул мешки с деньгами, ибо намеревался увеличить состояние, одалживая деньги под непомерно высокие проценты тем, кто не мог достать средств из более законных источников. Маллеол считал Верреса чрезвычайно близким себе по духу и очень полезным человеком.

К этому времени Долабеллу уже ничто не интересовало, кроме удовлетворенной чувственности. Его мыслительный процесс был постоянно затуманен действием шпанской мушки и других средств, усиливающих половое чувство, которыми его снабжал Веррес. Он согласился предоставить управление провинцией своему старшему легату и квестору. Верресу хватило ума оставить в покое сокровища Тарса, и он сосредоточился на реванше: настало время рассчитаться с Маллеолом.

Он начал с темы, близкой сердцу всех римлян, — с составления завещания.

— Я поместил свое последнее завещание у весталок как раз перед отъездом, — сказал Веррес, выглядевший особенно привлекательным при свете люстры, который придавал его мягким вьющимся волосам неотразимый золотистый оттенок. — Думаю, ты сделал то же самое, Маллеол.