Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский

Мартик тотчас же почувствовал ломоту в костях, что он счел хорошим признаком: раньше он совсем не ощущал своего тела, как будто оно было деревянное. Зброжек пил не так много, потому что голова у него была слабее, как он сам признался.

Они еще не кончили угощаться, когда из замка прибежали товарищи Сулы, обрадованные радостным известием о его спасении, потому что все они любили его. Они рассказали ему, как рада была княгиня принесенному о нем известию и как она немедленно распорядилась послать за ним людей, чтобы доставить его в замок и тем оградить от новых козней его врагов.

Все в замке говорили открыто, что похищение Мартика могло совершиться только по приказанию войта и при помощи его слуг. Об этом шепотом передавали друг другу гости Шелюты и прибавляли, что князь, наверное, отомстит за это мещанам. Но городские советники и именитые люди Кракова твердили, что им ничего не было известно.

Посланные из замка почти насильно взяли Сулу от Канчорки, а так как он несмотря на мед еще не владел одеревеневшими ногами, то его вынесли на руках, а потом, разложив по-военному плащ на двух конях, положили его на него и, поддерживая, доставили в таком виде на Вавель.

Зброжек тоже уступил уговорам и шел за ним.

Только очутившись в Вавеле, Мартик узнал, что князь вчера вечером, получив какое-то известие от гонца, прискакавшего от границы, тотчас же собрался в путь и рано утром выехал вместе со своими людьми в неизвестном направлении.

Перед своим отъездом он спрашивал о Мартике, может быть, для того чтобы взять его с собой.

Мартик и сам был очень огорчен тем, что ему опять придется сидеть без дела в замке, но он давал себе слово, как только силы вернутся в нему, догнать князя.

В замке все встречали Сулу, как выходца с того света, радуясь его возвращению и расспрашивая о подробностях этой странной истории. Некоторые просто не могли поверить, чтобы мещане осмелились поднять руку на одного из приближенных князя, и многие делали предположения, что, скорее всего, какой-нибудь ревнивый поклонник Греты задумал избавиться таким способом от соперника.

Мартик со своим новым другом разговаривал до самого приезда каноника Рацлава, вызванного по желанию княгини. Тот, осмотрев Сулу и назначив ему какую-то мазь для втирания, сказал, смеясь, что люди, подобные Мартику, не погибают от такого пустяка.

Старый врач был убежден, что чем больше человек вынес в жизни, тем больше он может и еще вытерпеть.

Вечером Мартик сам попросил есть, а утром собирался в баню, которая для него была лучшим средством от всех болезней.

Грета узнала о спасении Мартика только тогда, когда он послал к ней Юргу с поклоном и обещанием, что он скоро придет к ней сам и расскажет, что с ним случилось в ту ночь. Зброжек, большой любитель женского пола, вызвался пойти послом от Мартика к Грете, но Суле это вовсе не улыбалось.

— Оставьте эту бабу в покое, чтобы не нажить себе с ней беды, — сказал он, — красивая она, правда, но безжалостная. Я уж сколько лет служу ей, а до сих пор только и вижу, что издевки да насмешки.

Но это не только не отпугнуло Зброжка, но еще подстегнуло его любопытство, и он непременно захотел отправиться к Грете.

У Греты Зброжек застал дядю Павла и еще несколько человек ее обычных гостей.

Здесь уже все знали о нем, как о спасителе Мартика, потому что, если бы его вовремя не развязали, то он или задохнулся бы, или ночью разбойники покончили бы с ним. А так как в городе ходили самые разнообразные толки о всей этой истории, то гости Греты тотчас же окружили Зброжека с просьбой рассказать им все, что он знал.

Он без всяких прикрас описал им, как он стоял на углу улицы, и какой вид имели люди, так ловко похитившие Мартика. Из его слов для всех стало очевидным, что это были квартальные.

Они никогда не посмели бы совершить такого насилия без приказания свыше; правда, случалось, что они иногда ночью нападали на беззащитных, но делали это исключительно с целью грабежа, а здесь им даже нечем было поживиться. Кроме того, ясно было, что они знали, на кого напали, потому что поджидали его у дома Греты.

Выдавала их участие и изба, в которой нашли Мартика, потому что, кроме них, никто не мог в нее проникнуть.

Сукно же, в которое завернули Мартика и которое было взято в качестве вещественной улики, было как раз из того же материала, какой давали обыкновенно стражникам.

Слушатели только головой покачивали, не смея вымолвить слова, — все это служило к обвинению войта, но никто не смел выступить против него. Тревога охватила всех. Даже Грета не решилась в присутствии незнакомого юноши высказать то, что думала.

Поговорив еще немного, Зброжек еще засветло вернулся к себе, в гостиницу на Гродзской улице.

Мещане, оставшись без посторонних, заговорили более откровенно. Все они, Павел, Никлаш и Кечер — были очень обеспокоены. Дерзость войта служила доказательством того, что он чувствовал себя сильным.

— Князь должен был ехать с войском, — сказал Никлаш. — В замке, по-видимому, остались только небольшие отряды. Притом неизвестно еще, как долго будет Локоток в отсутствии, крестоносцы зададут ему немало хлопот. Между тем войт не дремлет. Силезцы тоже, очевидно, приготовились… и у нас в городе будет новый повелитель.

Все только вздыхали встревоженные, а Грета была вне себя от гнева. Больше всего боялись за город, как бы он не пострадал, но боялись и за личную свою безопасность, особенно те, кого войт не любил и считал своими врагами.

Но все одинаково чувствовали, что что-то подготовлялось. Клевреты Альберта уже распространяли слухи, что польской власти скоро будет конец, и город получит лучшего князя. Некоторые называли уже князя Опольского, прибавляя, что это человек с возвышенной душой, умный и богатый, притом придерживающийся в жизни немецких обычаев. С ним в союзе бранденбуржцы, король чешский и император. Всем было ясно, что означают такие разговоры, и к какой цели они ведут.

Другие высмеивали Локотка, его рост, бедность и захудалость и предсказывали, что он скоро снова отправится в изгнание, из которого уж не вернется.

Для Павла и его друзей все это было печальными предзнаменованиями. Толстый мясник вздыхал, вытирая пот с лица.

— Мы ничего не можем предотвратить и ничему уж не поможем. Будем сидеть смирно, слушать и