Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

— Заметь изложенное на бумаге. Шервуда гони в Киев для проверки состояния дел. Кроме того, надо подготовить инспекцию для поездки на Соловецкие острова и в Сибирь. Твои соображения, я полагаю, заинтересуют государя. Словом, старайтесь, господин фон Фок. Для вас наступают новые времена. Старайтесь, и воздастся вам по делам вашим!

Консерваторы

Бенкендорф приезжал на службу спозаранку. Он завел деятельный порядок. Накануне чиновники трудились за полночь, чтобы приготовить суточный отчет. Письма, донесения и прочее неотложное размещалось на отдельном столе в кабинете. Наиважнейшее раскладывалось на бюро, за которым Бенкендорф проводил несколько часов. Затем ехал в Зимний. Оттуда — домой обедать, после короткого отдыха вновь появлялся на службе. Два раза в неделю принимал посетителей. Вечером, если государь не призывал, Бенкендорф обсуждал с фон Фоком поступившие материалы, советовался и с рядовыми чиновниками — специалистами в различных областях, читал личные письма и делал разного рода пометы на донесениях, требующих более глубокого ознакомления. Свободного времени не оставалось. Железный порядок господствовал в каждой комнате. Дежурные офицеры следили за дисциплиной. С первых дней агенты встречались с сотрудниками на приватных квартирах. Отпуск средств и денежные расписки о выдачах находились в одних руках, и во всякую минуту Бенкендорф мог получить абсолютно точные данные о расходовании средств. Были три проблемы, которые требовали настоятельного решения. Первая из них — необходимость посылки офицеров корпуса жандармов за границу для приобретения необходимых навыков следствия и розыскной работы. Вторая проблема — наблюдение за офицерами и солдатами в гвардейских частях и армии. Третья — борьба с бюрократией и взяточничеством. Бенкендорф отлично понимал, что именно бюрократия ежеминутно порождает взяточничество. А взяточничество, по мнению обер-полицеймейстера Княжнина, даже в полиции достигло невероятных размеров. Взяточничество разъело всю государственную — некогда слаженную — систему. Городское хозяйство буквально разваливалось под напором взяточников. Армейские поставки целиком зависели от подкупности чиновников. Куда больше! Бенкендорфу стали известны факты, что за мзду полицейские офицеры и караульные в Петропавловской крепости свободно устраивали свидания с арестантами, в том числе и политическими преступниками. До вторжения Наполеона в Россию и мятежа на Сенатской, то есть в первое десятилетие царствования императора Александра и несколько лет после возвращения оккупационного корпуса из Франции, гражданская атмосфера в стране была иной. Первые признаки разложения Бенкендорф ощутил после семеновской истории. Последние годы правления императора Александра были окрашены в мистические тона. Он явно утомился. А между тем жизнь в Петербурге отличалась относительной свободой, довольством и даже роскошью. По улицам разъезжали красивые английские кареты, лошади в прекрасной русской упряжи. Окрестности столицы были ухоженны и чисты. Они производили великолепное впечатление и выглядели лучше, чем окрестности Парижа. В праздничные дни сюда привозили знать длинногривые кони, которых еле сдерживали богато одетые бородатые кучера в разноцветных шляпах. Маленькие изящные форейторы сидели в седлах как влитые и походили на куколок. Екатерингофский парк привлекал своими гуляниями. Экипажи кружились в замысловатом танце по аллеям. Тропинками шли целые выводки купеческих семейств. Мужчины в русском платье, жены и дочери одеты по европейской моде. Убранство часто контрастировало с широкоскулым лицом, приплюснутым носом и желтоватым цветом кожи. Везде царило веселье. Лихо торговали напитками и пирожками маленькие кабачки. К русским горам выстраивались длинные очереди. Словом, жизнь бурлила. Но император Александр с каждым годом становился мрачнее. Не спасало и увлечение сельским хозяйством. В Царском Селе по лугам бродили тучные стада коров и овец. Коровы были разных пород — холмогорские, тирольские, украинские. Император носил мундиры из шерсти собственных овец.

Петербург украшался и разрастался. В Гостином дворе можно было купить, и дешевле, чем в Париже, не только ягоды, но и экзотические фрукты. Огромные ананасы стоили сто франков. Казалось, все обстояло благополучно. Однако ни в обществе, ни в императорской семье не было спокойно. Что вынудило императора предпочесть Таганрог Южной Италии или Франции? Ведь берег моря зимой там открыт для холодных ветров.

Много непонятного принесли последние годы владычества императора Александра. Происшедшая вспышка на Сенатской будто бы была предопределена его внутренним состоянием неустройства. Преданных трону людей, способных внести в правление новый дух, император, подобно своему отцу, отвергал. Бенкендорф это чувствовал на собственном примере. Желания и стремления императора становились неуловимы. Круг недовольных и сбитых с толку людей расширялся. Общественные процессы были загнаны внутрь. Аракчеев сконцентрировал в руках огромную власть. По сути, он управлял Россией, имея более зла в характере, чем добра. При нем полиция пришла в полный упадок. Количество преступлений неизмеримо выросло. Но главное — настроение людских масс никого не интересовало. Слухи распространялись, как лесные пожары. С ними никто не боролся. Когда прежнее царствование окончилось, новый император в интимном кругу сказал:

— Мой брат начал как реформатор. Его приветствовала вся Россия, и даже Европа обратила к нему свои взгляды и надежды, особенно после крушения Бонапарта. И к чему это привело? В первый день царствования я более думал о смерти, чем о жизни. Вот чего я не могу простить друзьям четырнадцатого декабря. И никогда не прощу!

Мысли Бенкендорфа о необходимости перемен оформились именно в этот период. Он видел, что Петербург постепенно превращался в город контрастов. А Россия брала пример со столицы. Назревал социальный кризис. Дворянство разорялось. Имения шли с молотка. Крестьяне бежали в Сибирь и на юг. Бенкендорф отдавал себе отчет, что революционный взрыв не приведет ни к чему хорошему. Революции везде оказывали пагубное действие. Карбонарии растаскивали Италию на кусочки. Британцы, жестко правившие Собственной страной, пытались использовать революционные тенденции других народов. Революция во Франции привела к власти наполеоновскую тиранию. В Испании тысячи людей погибли в погоне за революционным миражом. Нигде жизнь не становилась лучше. Все эти факты и события надо было уловить и понять в своей протяженности. С каждым днем он убеждался, что счастье России — в спокойствии. Спокойствие могут принести вера и твердое управление, которое невозможно без детального знания обстоятельств и людей. Император Николай Павлович более, чем кто-либо из предшественников, понимает нужды России, ее достоинства и недостатки. Он обладает крепкой волей и широким кругозором. Ни один из друзей 14 декабря не сумел ему противостоять в прямой беседе. Ни Орлов, ни Трубецкой, ни Волконский, ни Пестель, ни Рылеев, ни Муравьевы. Бенкендорф присутствовал при допросах, когда многие выказывали более мужества и стойкости, чем образования и ума. Находчивость императора произвела на Бенкендорфа неизгладимое впечатление. Он не уступал никому из перечисленных ни в опытности, ни в смелости, ни в чтении книг. Он считал себя консерватором, но совершенно свободно вел беседу о политике и литературе с поднаторевшими в сих дебатах масонами и членами различных обществ.

— Если хотите знать, то я по убеждениям твердолобый tory. Англичане по сути своей строители, а строители хорошо понимают, что без фундамента нельзя возвести прочное здание. Нужно уметь сохранять прошлое и нажитое. Но я не противник реформ, которые укрепляют здание, делают его красивее, удобнее, прочнее. Нет, я не противник реформ. Но в мое царствование реформы будут созидательными, а не разрушительными. Реформа не должна разрушать, но должна все изменять к лучшему. Таково мое кредо! Посмотрите на Англию — она всем обязана твердолобым tory, — часто повторял император в застольных беседах.

Никто в императоре Николае не подозревал человека, умеющего навязывать другим собственную волю. Никто в нем не желал раньше видеть правителя, не дрогнувшего под напором неблагоприятных событий. Никто и не думал, что он заставит себя слушать искушенных европейских дипломатов. События на Сенатской переменили мнение. Недовольная Россия притихла. И Мордвинов, и Сперанский, и Ермолов склонили головы и не смели открыто перечить. А заставить Россию прислушаться к себе нелегко. Традиции дворянской свободы здесь живучи. Штыком и пулей не всего добьешься. Однако надзор дает возможность предотвратить развитие пагубных идей. Вольные стихи Пушкина, которые вымарывал из допросов мятежников военный министр Татищев, показали, каким способом эти идеи распространяются, оседая в сознании и превращаясь в необоримую силу. Император едва ли не единственный обратил на то внимание. Вот в чем причина его благоволения к поэту. Без понимания подобного маневра надзор не сумеет правильно выбрать стиль поведения. Фон Фок был сторонником жесткого стиля. А уж с прочими — как заблагорассудится! Полиция, хоть и высшая, жандармерия и в целом III отделение — не институт благородных девиц и не богадельня. Из окна фон Фока виднелся внутренний двор и дверь в каземат.