Карта времени - Феликс Пальма

Ирландец стоял словно громом пораженный. Уэллс бросил на него любопытный взгляд. Дракула? — повторил он про себя. Что, интересно, значит это слово? Он этого не знал, как, впрочем, не знал почти ничего и о самом Стокере. Так, три-четыре детали, упомянутые раньше. Разумеется, он и заподозрить не мог, что этот скромный, педантичный и вежливый человек, который днем с трогательной преданностью всего себя отдавал суетным делам своего самодовольного шефа, ночами участвовал в бесконечных оргиях с проститутками всех мастей или в диких пирушках, словно пытаясь найти противоядие от скисшего меда супружеских отношений, которые давно превратились в фарс и поддерживались ради сына Ирвинга Ноэля.

— Сейчас вам еще не дано этого знать, мистер Стокер, и вы даже мечтать о таком не отважились бы, но ваш роман займет третье место среди самых читаемых во всем мире книг на английском языке — да, после Библии и шекспировского «Гамлета». И ваш Дракула беззастенчиво вторгнется в пантеон литературных мифов, превратившись в героя воистину бессмертного.

Стокер выпятил грудь, услыхав, что в будущем его сочинение станет классикой. Это, кстати, предрекала и его матушка. Прочитав рукопись романа, она написала сыну, что он очень высоко вознесется над современными писателями. Ну а разве он этого не стоит? Он работал над романом шесть долгих лет, с тех пор как доктор Арминиус Вамбери, профессор факультета восточных языков Будапештского университета и специалист по оккультизму, дал ему прочесть манускрипт, в котором турки описывали жестокие забавы валахского господаря Влада Цепеша, более известного как Влад Колосажатель, так как он любил сажать на кол пленных и выпивать стакан их крови, глядя на агонию несчастных.

— Еще одна книга Фроста — повесть «Поворот винта», — вновь заговорил Маркус, теперь обращаясь к американцу. — Вам знакомо это название, мистер Джеймс?

Тот смотрел на пришельца, онемев от изумления.

— Разумеется знакомо. Мистер Джеймс только что закончил прелестную повесть о привидениях, и ей тоже суждено стать классикой.

Несмотря на способность ловко скрывать свои чувства, Джеймсу не удалось спрятать довольную улыбку при известии, что его повесть ждет столь славная судьба. К тому же она была первой, которую он писал, пользуясь услугами машинистки. Возможно, именно это позволило установить символическую дистанцию между ним и листом бумаги — и он отважился заговорить на столь интимную и болезненную тему, как собственные детские страхи. Хотя, пожалуй, сыграло тут свою роль и то, что он наконец-то решился покинуть отели и пансионы и поселиться в красивом грегорианском доме, купленном им в городке Рай, потому что только после этого, очутившись в собственном кабинете, когда отблески осеннего солнца тускло мерцают по стенам, нежная бабочка бьется об оконное стекло, а незнакомая девушка ждет, пока он заговорит, положив пальцы на клавиши чудовищного изобретения — пишущей машинки… Только после этого отважился Джеймс написать повесть, основанную на том, что давным-давно рассказал ему архиепископ Кентерберийский, — на истории двух мальчиков, которых преследуют призраки бывших слуг.

— Третий роман Фроста, — сказал Маркус, обращаясь теперь к Уэллсу, — это конечно же «Человек-невидимка», только что законченный вами, мистер Уэллс. Главный герой книги также заслужит заметное место в пантеоне современных мифов — рядом с Дракулой мистера Стокера.

Что ж, теперь пришел и его черед гордо выпячивать грудь? — спросил себя Уэллс. Да, наверно, но вот только он почему-то особой гордости не чувствовал. Сейчас ему хотелось только одного — сесть в каком-нибудь уголке и поплакать, пока не выйдет наружу вся вода, накопившаяся в его организме. Дело в том, что сам он расценивал как провал успех, обещанный его роману в будущем, точно так же как считал досадными неудачами «Машину времени» и «Остров доктора Моро». Он был вынужден сочинять очень быстро, и «Человек-невидимка» не выходил за рамки того направления, которое подсказал ему Льюис Хинд, — и разрабатывал жилу научно-фантастических романов, ставя своей целью предупредить мир об опасностях, которыми чревато своевольное обращение с наукой. Жюль Верн, кстати сказать, никогда бы не отважился на такое и всегда изображал науку как нечто вроде чистой алхимии, поставленной на службу Человеку. Уэллс же не был способен на столь наивный оптимизм, поэтому и на сей раз сотворил весьма мрачную историю об ученом, который, изобретя способ сделаться невидимым, в конце концов сошел с ума. Но глубинную идею романа, по всей очевидности, мало кто сможет уловить, потому что люди уже начали использовать науку самым губительным образом, о чем, собственно, и вел речь Маркус и в чем сам Уэллс успел убедиться, читая заметки, развешенные на белой веревке.

Между тем Маркус вручил ему вырезку, чтобы он, прочитав ее, затем передал коллегам. Текст, судя по всему, сводился к набору хвалебных отзывов, но Уэллс не нашел в себе сил ознакомиться с ними и лишь бросил взгляд на фотографию уже упомянутого Фроста. Это был опрятного вида маленький человечек, который позировал, смешно облокотившись на пишущую машинку — щедрый источник, который якобы породил его сочинения. Затем Уэллс передал вырезку Джеймсу, но тот, едва взглянув на нее, вручил Стокеру, который прочитал текст от начала до конца. Именно Стокер нарушил гробовое молчание, повисшее в комнате:

— Но как могло случиться, что этому типу пришли в голову точно те же истории, что и нам?

Джеймс стрельнул в него презрительным взглядом, словно перед ним выделывала свои фортели ярмарочная обезьянка.

— Ну нельзя же быть таким наивным, мистер Стокер, — упрекнул он ирландца. — Наш амфитрион вовсе не хочет сказать, что мистер Фрост сам написал эти романы. Он каким-то образом украл у нас рукописи, прежде чем мы их успели опубликовать.

— Именно так, мистер Джеймс, — подтвердил пришелец.

— Но ведь мы можем заявить на него в суд! — воскликнул ирландец.

— Думаю, вы и сами, если подумаете, объясните, как ему удалось такое проделать, — бросил Маркус.

Уэллс, который наконец поборол апатию и вновь заинтересовался разговором, вдруг почувствовал, как по телу его пробежала дрожь.

— Если не ошибаюсь, мистер Рис имеет в виду, — заговорил он, желая рассеять тревогу, овладевшую коллегами, — что лучший способ заставить человека замолчать — это убить его.

— Убить? — ошеломленно повторил Стокер. — То есть этот самый Фрост завладеет нашими рукописями, а потом нас… убьет?

— Боюсь, что да, мистер Стокер, — подтвердил Маркус с мрачным видом. — Когда я прибыл в эту эпоху и обнаружил сообщение, что неизвестный человек по имени Мелвин Фрост напечатал сразу три книги, я поспешил разузнать, что же случилось с вами, их подлинными авторами. К сожалению, должен поставить вас в известность, что все вы погибли в течение одного месяца, и этот месяц вот-вот должен начаться. Вы, мистер Уэллс, свернете себе шею, свалившись с велосипеда. Вы, мистер Стокер, упадете с лестницы в своем театре. А у вас, мистер Джеймс, случится инфаркт в вашем собственном доме. Стоит ли говорить, джентльмены, что вы умрете не без посторонней помощи. Не знаю в точности, сам ли Фрост этим озаботится или наймет кого-то еще, но, судя по его тщедушному виду, я бы предположил второе. На самом деле Фрост — типичный случай пришельца, который, боясь вернуться обратно, желает укрепить свое положение в прошлом, чтобы начать там новую жизнь. И это было бы понятно и в то же время законно. Но, на беду, большинство из них полагают, что зарабатывать на жизнь традиционным способом, то есть в поте лица, просто смешно, если ты владеешь знаниями о будущем и можешь обогатиться за их счет. Гонясь за богатством, они изменяют прошлое и тем самым выдают себя, как это случилось с Фростом. Иначе мы бы никогда не наткнулись на него. Но я собрал вас здесь отнюдь не для того, чтобы запугать рассказом о скорой смерти, а чтобы попытаться не допустить такого развития событий.