Собрание сочинений. Т. 5 - Саша Черный

В советской России было осуществлено несколько изданий Саши Черного, представляющих собой выборки стихов из «Детского острова». Вышли они контрафакционным путем, то есть без согласования и ведома автора. Это: «Детский остров» (1928), «Индейский петух» (1930), «Трубочист» (1930) (все выпущены Госиздатом), а также книжки, изданные в Ростове-на-Дону — «Катюша» (1926) и в Киеве — «Мартышка», «Крокодил. Как кот сметану поел», «Дождик», «Дети» (1928–1929). В 1920-е годы стихи из «Детского острова» нередко включались в детские сборники и хрестоматии для начального обучения, выходившие в СССР.

С. 3–4. Вынесенное в начало книги и не включенное в тематические разделы, стихотворение это является своего рода представлением-аттестацией автора, обращенной к маленькому читателю. В издании 1976 года «Что кому нравится» (М., «Детская литература») печаталось без второй строфы, дискредитировавшей, по мнению редакторов, образ поэта.

ВЕСЕЛЫЕ ГЛАЗКИ

ДО. С. 9–10.

Фома — один из 12 апостолов, сопровождавших Иисуса. Его отличала склонность к маловерию, что особенно ярко проявилось по воскресении Спасителя. Когда воскресший Христос явился ученикам, Фома усомнился в его воскресении, и тогда ему было позволено вложить персты в раны (Ин., XX, 20–29). Видимо, неслучайно Саша Черный избрал именно его в качестве повествователя о жизни земной, так как можно предположить, что «Фома неверующий» в детские годы не отличался примерным поведением.

Ковер-самолет. Журнал для детей. Киев. 1919. № 1. С. 18. Приготовишка — так называли учеников приготовительного класса гимназии. Зачисление в гимназию ознаменовывалось таким радостным и памятным каждому моментом, как приобретение формы, что нашло отражение во многих произведениях художественной литературы. Об этом следует сказать подробнее, ибо Саша Черный не только в данном стихотворении, но всякий раз обращаясь к школьным воспоминаниям, с особым удовольствием описывает атрибуты гимназической экипировки. Главным украшением считалась фуражка — светло-синего цвета, с белым кантом и серебряным гербом, с включенной в него монограммой. Затем суконная гимнастерка синего цвета, подпоясанная лакированным ремнем с серебряной пряжкой, и брюки черного цвета. Гимназические шинели были холодные и на вате, со стеганой подкладкой. И, наконец, ранец из черной кожи с крышкой, обшитой тюленьим мехом серовато-зеленого цвета.

Киевская мысль (Киев). 1911, 29 августа. Это первое стихотворение Саши Черного, обращенное к маленькому читателю. Включенное в книгу стихов «Сатиры и лирика», а затем в книжку «Тук-тук!», оно как бы передавало эстафету от поэта для взрослых к поэту детскому — Саше Черному.

«Елка». Альманах для детей. Пг., 1918. С. 34. С илл. В. Лебедева. Из воспоминаний К. И. Чуковского известно, что, редактируя альманах «Елка», он в письме к Саше Черному по поводу «Трубочиста» высказал сомнение: не слишком ли стихотворение растянуто. Поэт с этим не согласился и так обосновал свой замысел: «Относительно „Трубочиста“ буду спорить: 1) если Вы после первых пяти строф напечатаете непосредственно последнюю, будет голова на ногах без туловища.

Что будет сказано о трубочисте? Почему он не страшный?

„Рано утром на рассветеОн встает и кофе пьет,Чистит пятна на жилете,Курит трубку и поет“.

— Этого слишком мало.

И переход к следующей, последней строфе совершенно невозможный: „Видишь, вот он взял уж шапку“ и т. д.

Я хотел немного приоткрыть дверь в таинственную (для детского глаза) жизнь трубочиста: что у него тоже, как у всех, есть дети, и не черные, как бы полагалось ему иметь, а „беленькие“; конечно, надо бы изменить: „спят, как два комочка“. Может быть: „как два щеночка“?

И что он чистит целый день, гоняет по трубам, где грохочет ржавый лист, и что за ним бегут гурьбой коты — мне казалось все это немного показывает трубочиста за его работой в добром, чуть-чуть юмористическом освещении и что так надо. Сказать просто, что он не страшный, — мало. Ребенок не поверит.

Может быть, мне мало удалось то, что хотелось сказать.

Во всяком случае середины не выбрасывайте: лучше не печатайте совсем. Мне тема очень по душе, — я бы ее как-нибудь иначе обернул потом» (Архив Чуковского. Л. 6–8). Вопреки доводам и просьбам автора, стихотворение было напечатано в урезанном виде — без 3-й, 6–9-й строф.

Русское богатство. Спб., 1914. № 1. С. 128. В цикле из трех стихотворений под общим заголовком «В деревне».

Жар-Птица. С. 40–41.

ДО. С. 22–24.

Вербочки. Весенний альманах для детей младшего возраста. М., 1913. С. 14. С илл. В. Фалилеева. В «Детском острове» изменен ритмический рисунок стихотворения и практически заново написан текст. Первоначальный вариант:

В небе солнышко сверкает.Небо словно василек.Сквозь березки продуваетПервый теплый ветерок.

А внизу все будки, будки,И людей, как летом мух!Каждый сунул в рот по дудкеИ пищит во весь свой дух…

В будках клоуны и санки,Куклы, чижики, цветы…Золотые рыбки в банкеРаскрывают важно рты.

Мотыльки и обезьянкиПриседают на щитках.«Мериканский житель в склянкеУтром ходит на руках!»

Вот она какая Верба!А для маленьких ребят —На прилавочке у сербаВафли сладкие лежат.

Верба — так в просторечии называли Вербное воскресенье, христианский праздник на Руси, который ознаменовывался народными гуляниями, ярмарочными представлениями и торжищами, получившими наименование «Вербного базара». Это шумное и пестрое Вербное веселье, оставшееся как одно из наиболее ярких впечатлений детских лет, нашло отражение в мемуарной литературе. См., напр.: «Вербный торг помню еще с Гостиного двора (на Конногвардейском бульваре он был позже). Среди невообразимой толкотни и выкриков продавали пучки верб и вербных херувимов (их круглое восковое личико с ротиком бантиком было наклеено на золотую или зеленую бумажку, вырезанную в виде крылышек), продавали веселых американских жителей, прыгающих в стеклянной трубочке, и неизбежные воздушные шары, и живых птичек (любители тут же отпускали на волю и птичек, и шары), и было бесконечное количество всяких восточных лакомств, больше всего рахат-лукума, халвы и нуги» (Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987. С. 20). …«Ме-ри-кан-ский житель в склянке, ходит на руках!!!» — Возглас торговца, рекламирующего традиционную продукцию Вербного базара — «американского жителя». Так называли чертика, помещенного в сосуд с водой: при нажатии пальцем на резиновый клапан он начинал циркулировать и кувыркаться.

Вербочки. Весенний альманах для детей младшего возраста. М., 1913. С. 32–33. С илл. В. Фалилеева. В первопечатном тексте имелись разночтения:

Ст. 26–28:

Боб лошадке, встав с постели,Клал в животик шоколад,А потом шел с песней в сад.

Ст. 30: Только лошадь удивлялась.

Забавную историю, рассказанную в данном стихотворении, можно сопоставить с мемуарным очерком Н. А. Тэффи «Игрушки и книги», в котором содержатся интересные наблюдения над детской психологией: «Если подарите деревянную лошадку — на нее наденут шапку и теплую кофту, и она будет бабушкой. Потому что все лошадиные качества у нее уже имеются и нужно придумать новые, так как играть — значит, фантазировать.

Палку сунут концом в какой-нибудь ящик, почмокают губами и говорят:

— Но-но: Вот ты уже и поела!

С игрушечной лошадью этим не отделаешься. Ей нужно тыкать в самую морду кусок моркови или окурок папиросы. Многих это не удовлетворяет: они протыкают дырочку в морде — если лошадь картонная — и запихивают в нее всякую дрянь.

Когда я была маленькая, меня так мучила невозможность накормить как следует картонную лошадь, что я приняла героические меры: оторвала лошади голову и кормила ее, засовывая ей прямо в туловище все, что ни попадется: мамин кружевной воротничок, нянькин наперсток, кусок булки, пилочку для ногтей, картинку „Тереза, дочь Гарибальди“, огарок сальной свечки, которым нам мазали нос при насморке, чайную ложку, чьи-то часы.

Лошадь все принимала с благодарностью.

Между тем большие чего-то волновались. Искали пропавшие вещи, удивлялись. Я подмигивала лошадиному туловищу, оно смотрело на меня с благодарностью своей дырочкой, и все шло отлично. Но как-то лошадь съела кусок сыра, и запах его привлек нянькино внимание. Все было открыто. С тех пор лошадь питалась исключительно огрызками карандашей и скоро зачахла» (Возрождение. Париж. 1927, 25 декабря).