По ту сторону фронта - Антон Бринский

Ход в комнаты был через кухню. В сумерках он увидел знакомую отцовскую мебель, но стояла она не на своих местах. Тревожный признак. Магомет кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Из комнаты вышли две незнакомые женщины — пожилая и молодая с ребенком. Недоброжелательно глядели они на нежданного пришельца.

— Скажите, пожалуйста, Магомет тут живет? — спросил Лев Иосифович.

Жестко и немного насмешливо молодая ответила:

— Э, ваш Магомет давно уж удрал с красными.

— Очень жаль. Хотелось повидать. Ну, будьте здоровы!

— До свиданья.

Он ушел. И вовсе ему не было жаль, наоборот — он чувствовал себя счастливым, узнав, что старики успели эвакуироваться. С легким сердцем закрыл он за собой дверь родного дома, хотя в Сквире у него больше не было никакого приюта. Никем не замеченный, выбрался он из темнеющего вечернего города и снова шагал, шагал, шагал. Ночь была черная, но здесь он не заблудится. Конечно, здесь, в знакомых местах, ему надо путешествовать ночью. А днем — скрываться от фашистов и от полиции.

Километров тридцать прошел он за ночь, а на рассвете нашел копну гречневой соломы и забрался в нее, чтобы переспать день. Сначала и задремал было, но ненадолго. Погода выдалась мозглая, ненастная: то и дело принимался дождь, а когда его не было, не давал покоя ветер. Гречневая солома — кудрявая, неплотная — ни от дождя, ни от ветра не защищает. Лев Иосифович раньше и не думал об этом, а теперь, когда, проснувшись от холода, догадался: в чем дело, было уже поздно искать другое пристанище: рассвело, дорога — рядом, на дороге — люди.

Бесконечным показался ему этот короткий зимний день. Коченел, ворочался в своей копне, ругал свою опрометчивость, клялся детям и внукам завещать, чтобы никогда не прятались от непогоды в гречневую солому. Еле дотерпел до темноты, а потом, чтобы разогреться, километров десять бегом бежал по заледенелой дороге.

В поисках старых надежных друзей, с которыми можно было бы начинать работу, пришел Магомет в половине декабря в село Липки Корнинского района. Житомирской области к родственникам своим Шпаковским. Несмотря на трудные времена, тетя Анеля — сестра матери — приняла Льва Иосифовича радушно и даже всплакнула, обнимая племянника.

— Лева, да какой ты стал! До чего довели вас эти изверги! Ну, раздевайся, родной, сейчас я тебя покормлю.

— Извините, тетя, я вам тут насекомых натрясу. Мне бы сначала помыться.

Нагрели воды, и вымытый, одетый в чистое белье скиталец в кругу родных почувствовал себя как бы вновь родившимся. Хорошо!.. А на сердце у него все равно было неспокойно. Он каждую секунду помнил, что принадлежит не себе, что явился не отдыхать, что ищет не покоя в теплой хате, а товарищей для борьбы.

Таким товарищем был сын Анели Николай, известный всей Украине поэт Микола Шпак. Но встретились двоюродные братья как-то странно. Неловко было обоим. Лев Иосифович — военный по специальности, Николай — политработник запаса, добровольцем пришедший в армию в самом начале войны. И обоих, как говорится, бог не обидел ни здоровьем, ни силой. Я уже говорил, каков Магомет, а Николай если и уступал ему ростом, то все же был и высок, и плечист, и строен. Тонкое одухотворенное лицо под шапкой буйных кудрей и голубые глаза, одновременно задумчивые и пристальные, изобличали большую внутреннюю силу. И вот эти два командира встретились в такой трудный момент, когда судьба Родины решалась на поле боя, встретились в сельской хате на территории, захваченной врагом. Каждый из них чувствовал себя словно виноватым. Но, родственники и друзья, безусловно верившие друг другу, они не стали таиться. Каждый рассказал, что с ним произошло в эти бурные месяцы. Николай был корреспондентом фронтовой газеты, участвовал в обороне Киева, попал в окружение, и вот — дома. Он, как и Магомет, неспокоен. Надо бороться. Есть люди. Собирают оружие. Готовятся. Но практическая работа ограничивается пока что только распространением сводок Совинформбюро и антифашистских листовок. Мало. Все понимают, что этого мало, но не решаются, не знают, как приступить; нет руководства, нет связи с Большой землей. И, конечно, ждут спасительной «черной тропы».

Николай тоже недоволен, но ему все-таки легче: он поэт, журналист, агитатор — работает, как может. Он составляет антифашистские листовки и на все происходящее вокруг отзывается своими стихами. Стихи эти, подписанные псевдонимом Пылып Комашка, размножаются рукописно, и подпольщики распространяют их по окрестным деревням.

Люди собираются перед маленьким белым листочком и читают звучные строки, безбоязненно и беспощадно бичующие «прелести» фашистского режима, призывающие не подчиняться захватчикам, подниматься на борьбу с ними.

Пылып Комашка гневно издевается:

Мы крутымо жорна, як люды пэрвисни.Щодэнно я чую розмовы зловисни…Колы б його тэрло отак по кистяхЗа тэ, що прымусыв трыматы в рукахЦи жорна голодни, ци жорна каминни.Их крутымо, скорбни, их крутымо, гнивни.Нэвжэ цэ культура, нэвжэ цэ прогрэсс?Томыся у поти, купайсь в нему вэсь.Мабуть, цэ культура, фашыстська культура?Ой, хытра, культура, для нимцив нэ дура.

И люди чувствуют: поэт выражает их собственные мысли.

Пылып Комашка утверждает:

Бо мы такы вирым,Бо мы такы знаем,Що волю повэрнэмДо ридного краю!

И люди повторяют эти слова как лозунг.

Люди хвалят неведомого Пылыпа Комашку, а он сам, то есть Микола Шпак, чувствует, что от слов надо переходить к делу. И товарищи его тоже чувствуют это. Надо браться за оружие, искать связи с Большой землей, связи с действующими уже партизанскими отрядами.

Шли слухи, что такой отряд, связанный по радио непосредственно с Москвой, оперирует где-то у Припяти. Липкинские подпольщики решили послать своего человека на поиски этого отряда. Выбор пал на Магомета, и вот он снова пускается в долгий и трудный путь в апреле 1942 года, когда бесконечные полесские болота набухли водой и разлились бесчисленные полесские реки.

Не скоро и не просто найти партизанский отряд — не всякому и не сразу скажут крестьяне о партизанах. В одной из деревень Лельчицкого района Лев Иосифович напал на след. Несколько дней его, должно быть, проверяли, потом неопределенно обещали, а потом вдруг пришел малознакомый человек и прямо сказал:

— Идемте на партийное собрание.

Повел куда-то за огороды в зеленый и пушистый весенний лес. В чаще на повороте едва заметной тропинки их остановил, по всей видимости, часовой, и спутник Магомета ответил, должно быть, условным паролем. Примерно через полкилометра снова окликнули, и снова — условный ответ. А еще через полкилометра вышли на полянку, где у входа в полуразрушенный дзот стоял третий часовой.