Керенский - Владимир Федюк

Настроение защитников Зимнего дворца тем временем заметно упало. В те самые минуты, когда правительство принимало решение оставаться во дворце до конца, юнкера-констан-тиновцы покинули отведенные им позиции и ушли обратно в училище, уводя с собой четыре из шести орудий. За ними ушла часть юнкеров Ораниенбаумской школы прапорщиков.

На улице стемнело. В половине седьмого вечера министры поднялись на третий этаж в столовую Керенского. Здесь был подан обед: суп, рыба, артишоки.[406] Едва пробило семь, как появился Терещенко и попросил всех спуститься на второй этаж в кабинет Коновалова. Он сообщил, что в штаб округа поступил ультиматум, в котором от имени Военно-революционного комитета выдвигалось требование немедленной капитуляции. В противном случае "Аврора" должна была открыть огонь по дворцу из орудий главного калибра.

— Что грозит дворцу, если "Аврора" откроет огонь? — спросил Малянтович адмирала Вердеревского.

— Он будет обращен в кучу развалин, — ответил Вердеревский, как всегда, спокойно. — У нее башни выше мостов. Может уничтожить дворец, не повредив ни одного здания. Зимний дворец расположен для этого очень удобно. Прицел хороший.

После короткого обсуждения министры решили на ультиматум не отвечать. Тем не менее было решено перебраться в более безопасное помещение. В качестве такового был выбран кабинет генерала Б. А. Левицкого (он исполнял должность генерала для поручений при Керенском), выходивший окнами во внутренний двор. Малянтович вспоминал: "Мы загасили верхний свет. Только на письменном столе у окна светила электрическая настольная лампа, загороженная газетным листом от окна. В комнате был полусвет. Тишина. Короткие, негромкие фразы коротких бесед".[407] Пришел Паль-чинский и сообщил, что большевики захватили штаб округа. Боя при этом не было — здание никем не охранялось, чины штаба разошлись еще несколькими часами ранее, оставив открытыми все двери.

Время от времени кто-то из министров выходил в соседнюю комнату, где стоял телефон, для того чтобы связаться с друзьями и знакомыми и узнать от них обстановку в городе. Министру земледелия Маслову удалось дозвониться до городской думы. Там в это время шло непрерывное заседание. Как это стало уже обычным для органов, представляющих "революционную демократию", в зале звучало много слов, но ни одного конкретного решения принято не было. Звонок Маслова, как могло показаться, изменил ситуацию. Депутаты решили идти в Зимний дворец, чтобы поддержать Временное правительство, а если не получится — умереть вместе с ним.

Но прежде было решено связаться с рядом общественных организаций, вроде Исполкома Совета крестьянских депутатов, и осведомиться — не желают ли и они умереть в компании думы и министров? Пока созванивались, пока ждали ответа — первый запал как-то погас. Тем не менее решили все же идти ко дворцу умирать. Об этом намерении по телефону было сообщено в Зимний. Чтобы оттуда думскую депутацию случайно не обстреляли, установили сигнал — три раза махнуть зажженным фонарем.

Было около восьми вечера, когда шествие двинулось по Невскому. Впереди шел министр Прокопович, так и не сумевший попасть во дворец, с фонарем в руке. За ним по четыре в ряд — члены ВЦИКа, гласные городской думы, представители партий. Процессия прошла не больше двухсот шагов и у Казанского собора была остановлена большевистским караулом. Попробовали добиться разрешения пройти, пошумели — и вернулись обратно в городскую думу. "Умереть не умерла, только время провела", — зло шутили уставшие от бесцельного хождения депутаты.

Между тем обстановка в Зимнем продолжала накаляться. Около девяти часов вечера казачья сотня, занимавшая помещения первого этажа, приняла решение покинуть дворец. Свой уход казаки объяснили тем, что другие полки правительство не поддержали. "Когда мы сюда шли, нам сказок наговорили, что здесь чуть не весь город с образами, да все военные училища и артиллерия, а на деле-то оказалось — жиды да бабы, да и правительство тоже наполовину из жидов. А русский-то народ там с Лениным остался".[408]

После ухода казаков оборона первого этажа была возложена на увечных воинов и женщин-ударниц. Юнкера занимали баррикады на площади и охраняли главные входы во дворец. Тем временем на Дворцовой площади стали накапливаться солдаты и красногвардейцы. С наступлением темноты с обеих сторон все чаще стали звучать выстрелы. Огромные окна на фасаде дворца, сиявшие электрическим светом, представляли собой идеальную мишень. К тому же над дворцовыми подъездами горели яркие фонари, и юнкера на баррикадах смотрелись как актеры на хорошо освещенной сцене.

В 9.30 вечера толпа, собравшаяся на Дворцовой площади, внезапно хлынула по направлению к баррикадам. Орудия, установленные перед главным входом во дворец, дали два холостых залпа, которых оказалось достаточно для того, чтобы нападавшие отступили. Кто-то из юнкеров догадался выстрелами погасить фонари, и на какое-то время все успокоилось.

Осажденное правительство продолжало ждать чуда. Время тянулось мучительно медленно, и постепенно министрами стало овладевать состояние безнадежного отчаяния. Внезапно со стороны Невы раздался ревущий звук, не похожий ни на что другое.

— Это что? — спросил кто-то.

— Это с "Авроры", — ответил адмирал Вердеревский. Лицо его было по-прежнему спокойным.

Через какое-то время Пальчинский принес стакан от снаряда, разорвавшегося в одной из комнат дворца. Повертев стакан в руках, он сказал, что из него вышел бы превосходный сувенир — что-то вроде пепельницы. "Пепельница на стол нашим преемникам", — мрачно пошутил кто-то из министров.

В двенадцатом часу вечера за дверями комнаты, где заседали министры, раздались крики и выстрелы. Срочно вызванный дворцовый комендант сообщил, что большевики изменили тактику. Теперь они проникают во дворец небольшими отрядами со стороны набережной и Миллионной улицы. К настоящему времени ими занята та часть второго этажа, где располагается госпиталь для раненых. Отдельные группы осаждавших находятся в непосредственной близости от места пребывания правительства.

Министры не могли видеть того, что творилось в других помещениях дворца. Но в нашем распоряжении есть свидетельства тех, кто до последнего оборонял Зимний. Вот как позже вспоминал об этом один из юнкеров-петергофцев: "Слышатся взрывы ручных гранат, винтовочные выстрелы, крики. В желтоватом тумане пыли от падающей со стен штукатурки мутно белеют шары ламп и люстр. Теперь никто не знает, где нападающие и где защитники. Хаос невообразимый. В одной зале защитники разоружают нападающих, в другой — нападающие обезоруживают защитников".[409] В такой обстановке продолжать оборону было бессмысленно.