Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

Салли пожала руки Сиди, Мел и Брисси, которые сразу потеряли дар речи и застенчиво пятились от нее, тараща круглые от любопытства глазенки.

— Они еще никогда не видали такой нарядной дамы с красным зонтиком, — добродушно болтала миссис Моллой. — А вы, милочка, прямо как с картинки, вас точно и жара не берет, — любо-дорого посмотреть.

— Мне нужно поговорить с вами, миссис Моллой, — волнуясь сказала Салли. — Я потому и пришла…

Миссис Моллой выпроводила ребятишек, надавав им различных поручений: загнать коз, набрать хворосту для очага… — И чтоб не сметь баловаться! — крикнула она им вдогонку, отдала грудного малыша нянчить старшей девочке и села пить чай с миссис Салли.

Ну и смеялась же миссис Моллой, когда Салли призналась ей, что у нее, кажется, будет ребенок!

— Да я давным-давно это знала, милочка! — благодушно сказала она и принялась объяснять Салли на основе своего богатого опыта, что родить ребенка — это не такое дело, из-за которого нужно волноваться. По правде говоря, чем меньше волноваться, тем лучше.

— Все мои ребятишки родились где кому бог привел, — с гордостью говорила она. — Когда маленький Перти появился на свет, недельки на две раньше срока, Теду самому пришлось мне помогать. А раза два я рожала с туземками, и все сошло отлично. Они куда лучше, чем все эти пьяницы врачи с прииска.

По мнению миссис Моллой, Салли была уже на шестом месяце, а значит, если ехать на юг, так ехать не откладывая. Миссис Моллой советовала непременно ехать: слишком еще Салли слаба после болезни. Но через месяц ей уже нельзя будет трястись целую неделю в дилижансе да потом дня два ехать поездом из Южного Креста.

— Этак можно и на дороге родить, голубушка, как было у меня с моим Перти, — сказала она. — А это очень нелегко. Кругом одни мужчины. И ребеночка можно потерять.

— Я могла бы лечь в больницу, — сказала Салли задумчиво. — Но там так много больных тифом.

— Ну уж если на то пошло, милочка, так почему вам не прийти ко мне? — предложила миссис Моллой. — Я поухаживаю за вами.

Салли поблагодарила ее, стараясь скрыть свое смятение. Эта толстая неряшливая женщина, несмотря на свой опыт и искреннее желание помочь, едва ли годится в повивальные бабки, думала Салли. В хижине была только одна комната — столовая и кухня одновременно; в углу, за парусиновой занавеской, спали мистер и миссис Моллой. Ребятишки помещались на двух узких верандах — впереди и позади дома, — сплошь заставленных деревянными топчанами, обитыми дерюгой. Мыслимое ли это дело — рожать в такой обстановке?

— Я уверена, что Моррис вернется, как только получит мое письмо, — твердо сказала Салли. — И тогда я сейчас же поеду на побережье.

Однако, бредя обратно в Хэннан под жгучим послеполуденным солнцем, Салли уже сама не знала — верит ли она в то, что Моррис вернется к ней, как только получит ее письмо. Приподнятое настроение, в котором она отправилась к миссис Моллой, сменилось смутной тоской. Может ли она быть уверена в том, что Моррис отнесется к ее письму так, как бы ей хотелось? Если он нашел золото, ему будет трудно от него оторваться. Если золота нет — он не захочет возвращаться домой ни с чем. Неужели сознание опасностей, грозящих здесь и ребенку и ей, не победит в Моррисе этой жажды золота, которой он одержим?

Нет! Салли тут же отогнала эту мысль. Как могла она быть так несправедлива к Моррису! Допустить, что он может настолько забыть свой долг! Нет, нет, он, конечно, захочет быть возле нее, когда она будет рожать ему сына. Он позаботится, чтобы за ней был хороший уход, пригласит к ней акушерку и опытного врача. Можно себе представить, как он будет из кожи лезть, чтобы Фитц-Моррис Гауг младший был окружен надлежащим вниманием! Старые понятия о сохранении рода и тому подобное все еще сильны в нем, хотя, быть может, этому трудно теперь поверить, глядя на него. Ведь и золото в конце концов нужно ему только для того, чтобы вернуться на родину и жить так, как он жил когда-то.

Сын, думала Салли, только сын может стать для Морриса важнее золота. Моррис приедет. Это несомненно. Она никогда не простит ему, если он не приедет.

Старатели кончали работу на своих участках в четыре часа, забегали пропустить стаканчик в ближайший трактир, возвращались к своим палаткам ополоснуть запыленное лицо и руки и спешили в поселок, чтобы пополнить запас воды и продуктов, или шли обедать. Салли торопилась домой: как бы не опоздать с обедом. Не упустила ли Калгурла жар в очаге и не забрался ли кто-нибудь из ее сородичей в погреб?

Но все было в порядке. Угли еще тлели, а Калгурла, как обычно, не спеша накрывала на стол. Салли, конечно, пришлось немало повозиться; она приготовила картофель, тыкву и заварной крем из яичного порошка и сгущенного молока к пудингу с сушеными абрикосами. Ровно к пяти часам обед у нее был, как всегда, готов.

Весь следующий месяц Салли мужественно продолжала работать не покладая рук. Никогда еще не чувствовала она себя так хорошо, уверяла она миссис Моллой. Изредка, правда, испытывала утомление, но всю тяжелую работу делала теперь Калгурла — таскала воду, носила дрова. От Морриса по-прежнему не было вестей.

Потом Салли узнала от старателей, возвратившихся из Дарлота, что Моррис ушел в поход на Блэк-Рэйндж — в восьмидесяти милях к востоку.

Медленно текли недели изнуряющего зноя, невыносимой духоты. Салли слабела с каждым днем, но продолжала работать с прежней энергией. Лицо ее осунулось, глаза ввалились. Она понимала теперь, что ей уже не вырваться отсюда. Ее сын родится здесь, на прииске. Ей и ребенку придется положиться на судьбу в этом ужасном больничном бараке из парусины и гофрированного железа, битком набитом тифозными больными, или отдать себя под опеку миссис Моллой.

— Да вы не тревожьтесь, голубка, — подбадривала ее миссис Моллой. — Увидите, все пойдет как по маслу. Я вас выхожу; вы не первая, кому мне придется помогать при родах. Вымою все, такую чистоту наведу — любо-дорого. А Тед и ребятишки могут поспать во дворе денек-другой, когда маленький Гауг появится на свет божий.

И так оно в конце концов и случилось.

В ту ночь, когда Салли, растерявшаяся и перепуганная, почувствовала приближение родов — несколько раньше, чем она ждала, — Калгурла побежала к миссис Моллой. Она вернулась с Тедом и Сэмом Маллетом. Они положили Салли на носилки, которые давно были у них наготове, и отнесли ее в хижину семейства Моллой.

Хозяйка, преисполненная сознанием своей ответственности, встретила Салли с распростертыми объятиями. На миссис Моллой было чистое ситцевое платье, голову прикрывал белый носовой платок; она выглядела как самая заправская акушерка, опрятная и уверенная в себе.

— Знаете, милочка, — призналась она потом Салли, — я думала, что вам будет приятно, если я немножко приоденусь для такого случая.

— Конечно, мне было приятно, — заверила ее Салли.

Салли слышала, как миссис Моллой велела Теду сходить за доктором. В продолжение долгих мучительных часов, пока длились роды, она все время чувствовала присутствие этой толстой добродушной женщины, которая хлопотала около нее и все старалась успокоить ее и подбодрить. Калгурла тоже не отходила от Салли, и это она держала ее руки во время последней жестокой борьбы, исторгавшей из груди роженицы пронзительные, истошные крики.

А потом, на рассвете, миссис Моллой наклонилась над койкой, и Салли услышала:

— Сынок родился, миссис Гауг. Чудесный мальчишка! Поглядите-ка на него!

Сын! Салли преодолела тягостное изнеможение, сковавшее все ее тело, и взглянула на крошечное существо, лежавшее рядом с ней на постели. Темная головенка покоилась на ее груди. Слезы навернулись у нее на глаза и медленно потекли по лицу.

— Сын! Мой сын! — прошептала Салли. Какое счастье, какое невыразимое блаженство знать, что он здесь, подле нее.

ГЛАВА XL

Все семейство Моллой в полном составе сопровождало Салли, когда она возвращалась домой. Тед Моллой шагал впереди, с ее саквояжем. Миссис Моллой шла рядом с Салли и несла ее сына. Младшее поколение Моллой уже звало его Диком. Он был записан как Ричард Фитц-Моррис Гауг. Шикарное имя, говорила миссис Моллой. Она тоже всем своим ребятишкам дает шикарные имена. Жалко их — ведь они у нее незаконнорожденные, хочется хоть чем-нибудь их потешить.

Сиди, Мел и Брисси, похожие на маленькие огородные пугала, бежали позади, и каждый что-нибудь нес в руках, а годовалого братишку сажали на плечи все по очереди. Грудного младенца Ади катила в колясочке, сделанной из поставленного на колеса ящика.

Но центром внимания в этой процессии была козочка — подарок миссис Моллой. Козу героически тянули за собой Перти и Барт, а она не менее настойчиво тащила их в кусты. Все хохотали до упаду каждый раз, как коза бросалась в сторону, цепляясь веревкой за колючки и увлекая за собой обоих мальчиков. Это была прелестная козочка — беленькая, с точеными копытцами и рожками, изогнутыми, как молодой месяц, озорная и ласковая. Салли чувствовала себя необыкновенно счастливой; она смеялась каждому прыжку козы так же звонко и весело, как дети. Она уже научилась доить козу, и маленький Дик удовлетворенно сосал из рожка козье молоко и даже как будто начинал толстеть. Салли пришла в отчаяние, когда оказалось, что у нее нет молока; невыносимо было видеть, как Дик понапрасну теребит своим крошечным ротиком ее пустую грудь. Салли заливалась слезами и горестно глядела на маленькое сморщенное личико.