Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

Каждый день может разразиться гроза с ливнем. Салли решила встретить дождь во всеоружии, и у нее совсем не осталось денег, нечего было и думать о поездке на побережье. Моррис поймет, конечно, что теперь самое главное — это ребенок. Салли была уверена, что он поймет и поспешит к ней, горя желанием сделать все, чтобы его сын мог благополучно появиться на свет. Вероятно, Моррису захочется, чтобы это был мальчик, и, конечно, Салли постарается ему в этом угодить. Да, да, у нее будет мальчик, сын! Ее сын!

Салли припомнилась колыбельная песенка, которую пели туземки, идя по дороге с младенцами на руках. Ложась в постель, она стала тихонько напевать ее про себя, как бы уже убаюкивая своего ребенка. Никогда еще Салли не была так счастлива, так полна сознанием, что теперь она не одинока. Отныне это живое существо всегда будет с ней. Ребенок, думала Салли, — это чудо. Это чудесное воплощение ее мечты, ее тоски о ком-нибудь, кого она могла бы любить беззаветно, как уже не любила Морриса, как отказывалась любить Фриско. Какое счастье, что она не поддалась искушению, не ушла с Фриско. Он увез вместо нее Лили, не без горькой иронии подумала Салли. Но и эта мысль не могла уже причинить ей боль.

Жизнь станет совсем иной теперь, когда она должна заботиться о своем сыне. Она будет бороться, чтобы он рос здоровым и счастливым; он должен взять от жизни все то, чего они с Моррисом не сумели добиться. Сладостное волнение, переполнявшее ее, растворилось мало-помалу в дремотных грезах, и она уснула, думая о письме Лоры; ей приснилась серебристая река, мирно текущая меж зеленых пастбищ, и фруктовые деревья в цвету.

ГЛАВА XXXIX

Чист и прозрачен, как звон бубенчика, крик утренней птицы в свежем предрассветном воздухе! Калгурла, скорчившаяся на земле у потухшего очага, зашевелилась. Каждое утро слышала она этот крик, а для Салли он заменял звон будильника.

Если прокричала утренняя птица — значит, времени терять нельзя. Еще темно, но на востоке уж брезжит рассвет. Солнце поднимается быстро, и люди встают вместе с ним, чтобы приняться за работу на своих участках, пока еще не начало припекать. Салли налила немного воды себе и Калгурле для умывания и быстро оделась.

Калгурла, раздувавшая огонь в очаге, с удивлением уставилась на миссис Салли — она совсем не казалась больной в это утро, вид у нее был бодрый и веселый. Салли надела чистое ситцевое платье, подвязала черный передник и уже хлопотала у очага — помешивая кашу в большом котле и обваливала в сухарях говяжьи биточки с приправой из сушеных трав. Вскоре биточки уже шипели на сковородках, сделанных из жестянок из-под керосина и поставленных на металлические прутья над тлеющими углями. Калгурла наполнила водой черные от сажи котлы, подвешенные на крюках над очагом, и над ними уже поднимался пар.

Небо розовело, и золотое сиянье пробивалось на востоке. Прииск оживал: старатели перекликались друг с другом, с рудников доносились пронзительные гудки, дым от очагов медленно поднимался вверх в неподвижном, все еще тяжелом от вчерашнего зноя воздухе.

Когда мужчины один за другим стали стекаться в столовую, у Салли уже были готовы для них и биточки, и каша, и горячий чай в больших жестяных кружках. Биточки подавались с приправой из томатного соуса. На столе под навесом пестрели яркими наклейками консервные банки с вареньем; жестяные коробки из-под печенья с нарезанными ломтями хлеба блестели, точно серебряные.

Сэм Маллет и Тупая Кирка изумились, увидев миссис Салли здоровой, бодрой, как ни в чем не бывало. Они слышали, что ей стало дурно накануне вечером, и уже поговорили об этом по душам с Олфом Брайрли и Динни Квином.

— Как вы себя чувствуете, мэм? — спросил Сэм с необычной серьезностью, уставив на нее свои круглые, как у совы, глаза.

— Благодарю вас, превосходно, у меня же здоровье высшей пробы, — весело отозвалась Салли. Ей нравилось говорить со старателями их языком. — А вы как?

После завтрака Сэм не уходил и в нерешительности топтался под навесом: видно, что-то было у него на уме.

— Ребята беспокоятся… Вы себя совсем не жалеете, миссис Салли, — запинаясь, начал он наконец. — Как вы вчера хлопнулись-то! Ребята думают, что вам надо бы поехать к морю на недельку-другую. Хотят сложиться. Моррис, если захочет, сочтется с ними потом.

Салли покраснела, рассердилась на себя за свою застенчивость и в конце концов рассмеялась радостно и беззаботно.

— Какие вы все добрые! Спасибо вам! — сказала она. — Но Моррис сам позаботится обо мне, когда будет нужно.

Салли была рада, когда наконец все ушли и она могла убрать со стола. Прежде всего надо написать Моррису письмо, потом сходить в лавку за продуктами и разузнать, не идет ли на север фургон или партия разведчиков. Салли решила не ложиться днем отдыхать, а навестить миссис Моллой. Обед можно будет приготовить потом. Кто же лучше миссис Моллой может рассказать ей все, что необходимо знать, когда ждешь ребенка, решила Салли.

Калгурла пошла вместе с Салли, чтобы помочь ей принести провизию. Это был удачный день. Мясник накануне освежевал тушу и был в наилучшем расположении духа. Салли поторговалась с ним и купила говядины для жаркого за сходную цену. В лавке у Неда Киллингтона она достала большую тыкву, картофеля и луку, и Нед сказал ей, что завтра утром пойдет почта на Дарлот. Тогда Салли направилась к невысокому сооружению из гофрированного железа и дерюги, служившему почтовой конторой в поселке Хэннан, и с чувством глубокого удовлетворения отдала там свое письмо в надежные руки.

Изнемогая от жары, Салли потащила тяжелые мешки с хлебом и мясом к себе на участок. Калгурла всю дорогу задыхалась и ворчала, сгибаясь под тяжестью мешка с картофелем и луком, но Салли некогда было ублажать ее сегодня. Она усадила Калгурлу чистить картошку, а сама приготовила мясо для жаркого, поставила на уголья большой котел, наложила полный совок горячих углей на крышку и велела Калгурле сменить их, когда они погаснут.

Был полдень; все эти хлопоты и беготня очень утомили Салли, пот лился с нее градом, но она сказала Калгурле:

— Я — к миссис Моллой. Обед еще успеем. Ты разведи огонь, вскипяти воду, все приготовь. Хорошо, Калгурла?

— Э-хем, — ответила Калгурла, глядя на нее с удивлением: прорывавшееся наружу радостное волнение Салли не укрылось от ее зорких глаз.

— Юкки! — воскликнула Калгурла, когда Салли вышла из палатки в белом муслиновом платье с узким лифом и широкой юбкой. Оно было сильно помято от долгого лежания в сундуке, а соломенная шляпа с большими полями, которую Салли нередко надевала от солнца, отнюдь не могла назваться новой; но сегодня вокруг тульи была повязана красная лента. И в довершение всего миссис Салли раскрыла перед удивленной Калгурлой маленький красный зонтик.

— Я иду по важному делу, Калгурла. Нужно принарядиться, — весело сказала Салли и зашагала по дороге.

Тед Моллой выстроил для своей жены и ребятишек хибарку на склоне холма, неподалеку от рудника Большой Боулдер, на котором он теперь работал, и Салли предстоял неблизкий путь. Небо, словно добела раскаленный металлический щит, висело над головой, потеряв от зноя все краски. От пышущих жаром железных гофрированных крыш поднималось в воздух струистое марево. Спекшаяся, твердая, как кирпич, земля жгла Салли ноги сквозь подошвы белых парусиновых туфель.

С каким облегчением после слепящего солнца и порывов жгучего ветра Салли упала на стул в хибарке у миссис Моллой и, сорвав с головы шляпу, стала обмахивать разгоряченное лицо.

Салли сидела красная и потная, сердце у нее колотилось, она с трудом переводила дух, но ей радостно было слышать, как дружелюбно приветствует ее хозяйка, и видеть, как целый выводок маленьких Моллой восхищенно смотрит на нее во все глаза.

Все они высыпали Салли навстречу, как только кто-то из них увидел, что она взбирается в гору по каменистой тропинке, ведущей от Боулдерской дороги к их дому. Несколько коз, пасшихся между скал, бросились врассыпную при ее приближении. Целая ватага ребятишек — и все босоногие, с непокрытыми головенками; на худых смуглых тельцах висят какие-то лоскутья, изображающие штанишки или юбчонку!.. Салли невольно воскликнула:

— Неужто это все ваши, миссис Моллой?

— Господи помилуй и спаси, а то чьи же, миссис Салли, милочка? Все чертенята мои, все до единого! — горделиво ответила Тереза Моллой. Она радушно хлопотала вокруг нежданной гостьи, громко шлепая по полу своими широкими босыми ногами. Одной рукой она придерживала грудного ребенка; годовалый малыш ковылял за матерью, уцепившись за ее юбку. — И все названы в честь какого-нибудь города в Австралии: Сидней, Мельбурн — и так далее. Поздоровайся с миссис Гауг, Сиди, и ты тоже, Мел, и ты, Брисси. А ты, Перти, подкинь-ка еще хворосту в очаг. Ади, ступай взгляни, есть ли в погребе молоко…