Шатун - Сергей Шведов

Усыга пьяно кривил губы, но смотрел на Бурягу неожиданно трезвыми глазами, и это обстоятельство заставило последнего насторожиться. Уж так ли спроста затеял эту пьяную канитель Рогволдов ближник?

Усыга все-таки внял просьбе Буряги и выделил пятерых мечников в дозор. Но по тому, с какой неохотой мечники садились на коней, Буряга понял, что толку от разведки не будет. На всякий случай он отправил вслед за Усыгиными дозорными еще и своих стражников.

День прошел вроде бы спокойно, а вечером Буряга и вовсе испытал чувство, похожее на радость, – в Берестень с малой дружиной в тридцать мечников въехал старший брат Великого князя Борислав Сухорукий. Приехал Борислав по торговым делам и остановился в доме давнего своего знакомого Дробня, купца, известного не только в Берестене, но и во всей радимичской земле.

Дробень с Бориславом уже сели за стол вечерять, когда на красное крыльцо взошел Буряга. Дробень поморщился при виде незваного гостя. Начальник стражи беспокоил занятого человека уже не в первый раз за сегодняшний день. Поэтому, наверное, купец Бурягу не только за стол не пригласил, но даже и здравной чарки не поднес. Буряга смертельно обиделся на Дробня, но виду не подал. А что до Борислава, то Всеволодов брат был на редкость любезен и обходителен.

– Еду я с дальней усадьбы, что у Заячьей излучины, – охотно ответил Борислав на заданный Бурягой вопрос, – но чужих не видел.

– А ты целый день народ мутишь, – озлился Дробень на беспокойного стражника. – Ворота городские закрыл поутру. Цены на торгу сразу вверх прыгнули. Народ недоволен. Смуты возжелал, что ли? Вернется князь Рогволд, я ему все расскажу про твои бесчинства.

– Зря ты Бурягу винишь, – заступился за стражника скромно сидевший в углу Сорока. – Слухи по торгу со вчерашнего дня загуляли. А на Усыгу надежда плохая, бражничает он с утра до вечера. Нашел князь, на кого дружину оставить.

Буряга от поддержки приказного приободрился, тем более, что и Борислав внимал Сороке с сочувствием.

– Людей надо успокоить, – сказал Сухорукий. – О вороге и помину нет, а у вас тут бунт, не ровен час, случиться может.

– Вот ты, ган Борислав, и успокой, – попросил Сорока. – Побудь за наместника, пока князь Рогволд в отъезде. Старейшины тебя поддержат.

– Поддержим, – кивнул головой Дробень. – Надо же как-то унять переполох.

– Я ведь к вам ненадолго. – Борислав погладил в раздумье бородку. – Поутру думал уехать.

– Если ты уедешь, ган Борислав, то слухи по городу еще больше взметнутся – бегут-де старейшины!

Буряга с Дробнем поддержали Сороку – ведь на пустом месте может случиться беда.

– Ну разве что дня на три задержусь, – нехотя согласился Борислав, – пока страсти улягутся.

Буряга после слов Сухорукого вздохнул с облегчением. Большую тяжесть снимал с его души своим согласием брат Великого князя. Случись что, спрос теперь будет с Борислава, а не с Буряги. Буряга же человек маленький – скажут ему старейшины «отворяй ворота», он отворит, скажут «закрывай», он закроет. Спать Буряга отправился успокоенный, а поутру его неожиданно разбудили. И разбудил его незнакомый боготур в рогатом шеломе, которого в Бурягин дом привел стражник Сыряй.

– Сладко спишь, – хмуро бросил боготур, – а вороги у тебя уже на воротах висят.

– Какие вороги? – захлопал спросонья глазами Буряга, опознавший наконец в боготуре Осташа, который служил сначала гану Горазду, а после переметнулся к Вузлеву.

На Осташа Буряга косился с подозрением. Буквально на днях новоиспеченный боготур был в Берестене и о чем-то сговаривался с Рогволдом. Никаких речей о врагах он тогда не вел. А ныне спохватился, молодой да ранний! Вылез из грязи в князи и помыкает теперь почтенными людьми.

– Не туда пришел, – сказал Буряга. – Ныне городские старейшины назначили наместником Борислава Сухорукого, брата Великого князя Всеволода. Вот к нему и иди.

Осташ в ответ на Бурягины слова, присвистнув, сказал:

– Борислав-то ведь и стоит во главе мятежа.

– Какой еще мятеж?! – рассердился Буряга. – Что ты несешь, боготур?!

– Собственными глазами видел, – поддержал Осташа Сыряй. – Рать идет к Берестеню, не менее трех тысяч человек.

Буряга со сна запамятовал, что сам посылал Сыряя в дозор. От слов боготура можно было, конечно, отмахнуться, но стражнику нет резона обманывать начальника. О Бориславе же Буряга был наслышан, что тот не всегда жил с братом Всеволодом в ладу.

– Ворота городские закрыли? – спросил Буряга.

– Закрыли, – кивнул Сыряй. – Ох и солоно нам придется. В той рати и шалопуги, и хазары, и урсы. А снаряжены они не хуже, чем княжьи мечники.

– Большая сила валит, – подтвердил Осташ, – но не настолько большая, чтобы с наскоку взять город.

Буряга прикинул берестянские силы и тяжело вздохнул. Городская стража насчитывала полсотни человек. В детинце сидело до сотни мечников, а большую часть дружины Рогволд увел с собой. Вся надежда была на ополчение, которое числом не уступит нападающим, коли все гожие обыватели возьмутся за оружие.

– А Усыгины мечники вернулись? – спросил Буряга.

– Вернулись еще раньше нас, – кивнул Сыряй. – Стражникам в воротах они сказали, что никого из чужих не встретили – ни вблизи, ни вдали.

– Глаза у них повылазили, что ли?!

– Может, им те глаза просто замаслили, – усмехнулся Осташ.

Значит, и на Усыгу полагаться нельзя. Человек он в Берестене чужой. Прежде служил Великому князю, но доброго слова не выслужил, сума переметная.

– Прикажи бить в било, – подсказал Осташ Буряге, – созывай городское вече.

– Будет лай, – покачал головой начальник стражи, – если я через голову наместника Борислава ударю сполох.

– Бей, – в тон Осташу потребовал Сыряй. – Враг у ворот, а мы на то и поставлены в сторожа, чтобы предупреждать людей об опасности.

Боготур Осташ был не один, а с дружиной в двенадцать всадников. Нельзя сказать, что дружинники ладно снаряжены, но на вид крепкие. Буряга слегка приободрился. Все-таки не по своей воле он ударил в било, а по требованию боготура, который был ставлен на рубежи Великим князем, а значит, имел право обращаться к народу через головы городских старейшин.

Встревоженные берестяне дружно собрались на городскую площадь. Буряга глазом моргнуть не успел, как лобное место близ детинца было окружено гудящей толпой. Вопросы сыпались на Бурягу со всех сторон, но он хранил молчание, поеживаясь в теплом кожухе не столько от холода, сколько от предчувствия большой свары.

Открылись ворота детинца, и оттуда, в сопровождении пеших мечников, выехал наместник Борислав, которого Буряга вчера вечером оставил совсем в другом месте. Ловок Сухорукий, ничего не скажешь. К вечевому сбору не каждый князь выезжает на коне, многие из уважения к народу идут пешком а этот ведь не князь даже – наместник.