Шатун - Сергей Шведов

Купец ждать себя не заставил. Года не прошло, как они едва не столкнулись перед Листяниным городцом лицом к лицу, но Жучин ушел тогда живым, а вот пятерым Торусовым мечникам уже не подняться.

– Кровь между нами, – сказал боготур, указывая гостю рукой на соседнюю лавку.

– Кровь пролита в открытой сече, и мстить за нее ты не вправе.

– Не все и не всегда в славянских землях делается по заведенному богами ряду, – зло усмехнулся Торуса. – Бывает, что и по зову сердца мстят.

– И это верно, – согласился Ицхак. – Когда твой товарищ Рогволд убивал и грабил на торговых путях моих соплеменников, ты ведь ему не препятствовал, боготур Торуса.

Торуса мог бы, конечно, сказать иудею, что за бесчинства Рогволда он не ответчик, но промолчал, ибо в словах чужака была своя правда.

– Боготур Вузлев вчера вечером приехал в город, – перешел к делу Жучин, – но поутру он в детинце не появился.

– Ты ничего не путаешь, купец?

– Собственными глазами видел, как он ехал по Торговой площади в сопровождении троих своих товарищей в рогатых шлемах, а после они как в воду канули. И канули где-то поблизости от терема Богдана.

Конечно, хабибу мог и солгать, но почему вздрогнул Скора, когда Торуса спросил его о Вузлеве? Да и Рогволд как-то странно улыбался, приглашая Торусу в Богданов терем.

– Сухорукий в городе?

– Ган Борислав человек осторожный, а дело предстоит кровавое, – мягко улыбнулся Ицхак. – По дворам старейшин спрятаны, по моим расчетам, до пятисот мечников. Добавь сюда несколько тысяч урсов, проживающих в городе, и ты поймешь, что заговорщики действуют с размахом.

– Одного не пойму, – прищурился в сторону гостя Торуса, – с чего это ты вздумал хлопотать за наш интерес?

– Я о своих интересах пекусь, – усмехнулся Ицхак, – ибо богиня Кибела для меня еще менее приемлема, чем бог Велес. Как видишь, свела нас в этой горенке не приязнь, а общий интерес.

– Шатуненок в городе?

– Мои люди искали его по всем закоулкам, но увы, – развел руками Ицхак. – Хотя я был почти уверен, что удар Драгутину он будет наносить открыто, при многих свидетелях, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что один из первых ближников Даджбога убит потомком ближников Лесного бога, а значит, путь к примирению славян с урсами закрыт.

– Искар не сын Лихаря и не внук Листяны, он сын боярина Драгутина и кудесницы Всемилы.

– Откуда ты это узнал? – удивленно вскинул брови Ицхак.

– Горелуха рассказала.

Жучин выслушал историю двадцатилетней давности с большим вниманием. Разумеется, о кое-каких своих догадках Торуса умолчал. Боготура смущал ган Багун. Этот вполне мог догадаться, чьим сыном на самом деле является Искар. И очень может быть, что, после того как мятеж завершится победой заговорщиков, Багун объявит, что Искар не сын Лихаря, а, следовательно, отцеубийца. И что его руками боги прокляли роды Яромира и Гостомысла, отвернувшись и от них, и от земель славянских. У Яромира и Гостомысла немало врагов, которые, надо полагать, не замедлят воспользоваться страшной вестью в своих интересах. Оба Великих князя либо падут, либо надолго потеряют возможность влиять на события, происходящие как в радимичских землях, так и в Хазарии. Что будет, безусловно, на руку гану Митусу и Сухорукому.

– Я должен поставить в известность о готовящемся бунте князя Всеволода.

– Я думаю, он знает, – спокойно отозвался Жучин. – По моим сведениям, князь только притворяется больным.

– Зачем ему это нужно? – удивился боготур.

– Вероятно, затем, чтобы ввести в заблуждение своих врагов и на время развязать им руки. Очень может быть, что Великому князю мешают боярин Драгутин, кудесник Сновид и боготур Вузлев. Так почему бы не устранить их чужими руками? Тем более что эти руки не надо даже подталкивать, надо просто мнимой болезнью разбудить надежды в честолюбивых сердцах.

Торусе очень захотелось выругаться, но он сдержался, ибо сидевший перед ним человек не был виноват в том, что наш мир устроен так скверно. Ну а хулить богов боготуру и вовсе не пристало.

Глава 20

ПАДЕНИЕ БЕРЕСТЕНЯ

Берестень забурлил поутру людским многоголосьем. Слухи по торгу метались разные, но толком никто ничего объяснить не мог. Про то, что князь Рогволд уехал из города, говорили многие, а вот почему уехал, по какой надобности и скоро ли вернется, не знал никто. Рогволдова дружина, запершись в детинце, отмалчивалась. Городская стража только руками разводила. А по Торговой площади полз шепоток о предстоящем набеге печенегов. Уж не печенегов ли убоявшись, сбежал из города князь Рогволд? Городские стражники, поддавшись паническим настроениям, вздумали было прикрыть ворота, но потом, устыдившись собственной робости, вновь их распахнули, впуская подводы из окрестных сел, подвозившие нехитрую снедь. Уж коли садиться в осаду, то надо хотя бы продуктами запастись с избытком. От приехавших в Берестень по торговым делам смердов берестяне узнали, что о печенегах пока ни слуху ни духу, зато в ближайших лесах объявился колдун Хабал со своими шалопугами. Говорили и о хазарах Митуса, которых однажды уже били под стенами Берестеня. У Митусовых хазар с тех самых пор наверняка вырос на берестян большой зуб, и, захватив бесхозный город, они, чего доброго, вздумают чинить спрос с его жителей. Иные из обывателей уже требовали созвать городское вече, другие еще чесали затылки, потому как не было пока никаких вестей ни от Великого князя Всеволода, ни от порубежных боготуров.

Начальника городской стражи Бурягу Рогволдовы ближние мечники турнули из детинца, да еще н высмеяли в спину за то, что вздумал поднимать переполох без причины. А городские старейшины на вопросы Буряги только руками разводили – мало ли какие слухи иной раз гуляют на торгу. А что до шалопуг, то никто не помнит случая, чтобы разбойничьи ватаги брали города. Если же тот Хабал озорует в селах и на дорогах, то смердам следует обратиться в боготурские городцы за защитой. А у берестян своих дел полно.

Буряга такими ответами старейшин не удовлетворился и вновь отправился в детинец стращать Рогволдова ближника Усыгу, оставленного князем во главе дружины. Усыга справлять службу не торопился, а только и делал, что бражничал в компании мечников и срамных женок, собравшихся в детинце в немалом количестве в отсутствие хозяина. Впрочем, они и при Рогволде там не переводились. Буряге оставалось только вздыхать о временах князя Твердислава, когда и в детинце, и в городе был полный порядок. Разве Твердиславова дружина стала бы бражничать дни и ночи напролет в то время, когда с рубежей идут тревожные вести.

Усыга пьяно кривил губы, но смотрел на Бурягу неожиданно трезвыми глазами, и это обстоятельство заставило последнего насторожиться. Уж так ли спроста затеял эту пьяную канитель Рогволдов ближник?