Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

путем осмысления и постоянного напоминания о тяжести последствий тоже прошло. Это сражение за себя с собой же я проиграла. Причем это не поражение в одном каком-то аспекте, а полностью проигранная война в целом. Все, приехали, белый флаг и капитуляция. А когда я смотрю на него, вот так поглощающего меня глазами, испытываю шок от того, как же легко без этого вечного конфликта внутри. Именно легко, а не пусто, так, как бывает, когда лишаешься чего-то очень долго занимающего большую часть места в твоей душе. Словно освободилось огромное пространство для новых чувств, переживаний и привязанностей, которые я раньше просто не разрешала себе, считая, что раз их некуда поместить, значит, и не нужны они. Но как только я позволила себе больше не видеть границ и испытывать не навязанное рассудком, а настоящее, то буквально стала невесомой, свободно парящей в этом возносящем к небу потоке. И ни единой мысли о падении, совершенно полное отсутствие страха. Только наслаждение каждой секундой, каждым взаимно агрессивным касанием наших ртов. Ладони требовательно скользят по его коже, захватывая ее в собственность. Губы немеют от интенсивности диких поцелуев и его неповторимого вкуса. Всем телом я впитываю низкие вибрации его голодных стонов. Трусь, извиваюсь, нуждаюсь… Одновременно умираю и отчаянно ликую от силы этой потребности. Хочу так же, хочу больше, хочу сильнее. Надо мной, во мне. Плевать где и что вокруг, только вот прямо сейчас! Кожа к коже, влага к влаге, жажда к жажде. Хочу-хочу-хочу!

Ненавижу преграду между нами, с ума схожу от промедления. Неужели с Арсением не творится сейчас то, что и со мной? И если да, то как он может продлевать это взаимное мучение, выпивая мелкими глотками мой рассудок и, кажется, разрушая меня непрерывно и безостановочно. Господи, да у нас уже было два раза, и тогда возбуждение было сильным, но оно копилось и росло, и я могла тогда, если уж не бороться, то осознавать этот процесс движения к крайней точке. То, что происходит сейчас, не похоже ни на что из испытанного ранее. Не стремительный разгон от нуля до сотни, а мгновенный взрыв с полной потерей контроля. Меня трясет аж до лязганья зубов, я бесстыже трусь о его твердое колено между моих ног. Трогаю… нет, скорее уж нагло лапаю его тело везде, всюду, где могу дотянуться и оставить метку, что это мое, все мое! Целую, облизываю, кайфуя от солоноватого привкуса пота. А-а-а! Не могу я больше так! За что он вытягивает из меня жизнь по капле? Мне он нужен сейчас. Немедленно! Я требую, не собираясь подбирать слова. Если Арсений не будет во мне через секунду, я окончательно рехнусь и точно за себя тогда не ручаюсь. Арсений опускается на колени и сдирает с меня проклятые штаны, но медленно, ну почему так медленно! Хочу поторопить его, но тут ловлю чужой беспардонный взгляд, и сердце подпрыгивает так, что на несколько секунд я прямо глохну и даже собственного вопля не слышу.

А дальше начинает твориться что-то невообразимое. Арсений вскакивает, ругаясь с особой креативностью, поминая всю родню рогатой вандалки до десятого колена, и ломится вперед. Коза, будто издеваясь над ним, стоит ровно до того момента, пока он уже практически хватает ее за рог, но потом прыгает в сторону, и Арсений, поскользнувшись или споткнувшись на рассыпанной на плитке земле, падает на задницу. Я, испугавшись, кидаюсь к нему, едва не забыв, что у самой на лодыжках болтаются джинсы, и чуть не повторяю его подвиг.

— Сеня, ты в порядке? — кричу, натягивая их обратно, и снова устремляюсь к нему.

Но он поворачивается и бешено сверкает на меня глазами:

— Оденься! — рявкает он и вскакивает. — И вообще не лезь! Сам облажался, сам и справлюсь.

Мне, конечно, немного обидно, но понимаю, что он реально зол, и поэтому не пререкаюсь, а просто подбираю и надеваю футболку. Откровенно говоря, прекрасно понимаю ярость Арсения. То возбуждение, что только что заставляло кипеть мою кровь, стремительно трансформируется в жажду убийства мохнатой скотины. Вот всегда обожала всех животных без исключения, и за сутки нахождения здесь козы деда Миши издали казались мне симпатичными созданиями. Но прямо сейчас меня захлестывает дикая кровожадность. Честное слово, я хочу поймать эту рогатую кайфоломщицу и съесть ее сердце. К моменту, когда я выскакиваю из дома, Арсений уже носится по всему двору за басовито мекающей какие-то наверняка козьи издевательства белобрысой вредительницей, продолжая совершенствоваться в сквернословии и изобретении и озвучивании всех способов, какими можно ее угробить. Коза же, очевидно, нисколько не впечатленная его ораторским талантом, продолжает свою игру: дожидается того, что Арсений почти достиг ее, а потом в несколько прыжков ускользает, прыгая через бордюры и огибая кусты, и снова останавливается, топает передней ногой и, явно не выбирая своих козьих выражений, высказывается в ответ и издевательски поглядывает на него. При этом повсюду она успевает откусить любую растительность, до которой дотягивается, и тут же демонстративно все выплевывает. Она совершенно откровенно глумится над попытками Арсения поймать ее или хотя бы свести ущерб к минимуму. Я бросаюсь ему на помощь, но Арсений снова гневно тыкает в меня пальцем:

— Васька, не лезь! Эта сволочь моя!

Краем глаза я замечаю и остальных коз, которые стоят за забором, довольно флегматично наблюдая за битвой титанов во дворе. Возможно, они, как и эта рогатая диверсантка, хотели бы пробраться в цветники, но, видимо, решили не испытывать судьбу. Я, плюнув на Сенькин запрет на вмешательство, начинают обходить гадкую флороубийцу с другой стороны. Коза меня замечает, но не особо реагирует, а просто становится так, чтобы наблюдать одним выпученным желтым глазом за мной, а вторым за Арсением.

— Васька, я тебе сказал не лезть! — шипит на меня Арсений, подкрадываясь к невозмутимо жующей козе. — Ты ее рожищи видела? Она глаза тебе повышибает!

— А если ты так и продолжишь вот так за ней гоняться, вы тут все вытопчете и переломаете! — возражаю я, двигаясь со своей стороны.

Но с моей помощью особо ничего не изменяется. Разве что мы теперь то и дело наталкиваемся друг на друга, пытаясь схватить мерзавку. Спустя еще минут десять таких бесплодных попыток Арсений, кажется, уже доходит до ручки. А я, ко всему прочему, очень переживаю за него, потому что вряд ли он уже достаточно окреп для этого родео, и поэтому тоже близка к бешенству.

— Ладно, давай просто попробуем оттеснить ее к выходу со двора, — едва сдерживаясь, говорит Арсений и распахивает калитку, ведущую на