Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

— Ну, а когда господин вернется в обычное расположение духа, он, вероятно, объяснит вам все должным образом, — заявила она необычно мягким для себя тоном и, понизив голос, добавила со смехом: — Если они не появятся на сочельник Рождеста, он будет разочарован. Откровенно говоря, это было бы просто ужасно. Но ему совсем не нравится, что они болтаются здесь сейчас, и то, что их пригласили, тоже не нравится. Когда их приглашают, они делаются нахальными. А это его чрезвычайно раздражает.

— Вы имеете в виду, что их пригласил господин Феликс? — осведомился Ройбен. — Так вот что это было… Феликс выл…

— Да, их пригласил господин Феликс, и объяснить вам, зачем он это сделал, его прерогатива, а вовсе не моя.

Она собрала испачканную рваную одежду и свернула в тугой узел. Скорее всего, она намеревалась выбросить это тряпье.

— Но позвольте мне, пока августейшие господа не решат, что и как объяснить вам и вашему юному товарищу Стюарту, заверить вас, что Лесные джентри не в состоянии причинить вам ни малейшего вреда. А вам не следует позволять им тревожить… будоражить вашу кровь, как случилось, вероятно, этой ночью.

— Понимаю, — ответил Ройбен. — Они застали меня совершенно врасплох. И, честно говоря, вывели меня из себя.

— Если вам захочется вывести из себя их самих — что, кстати, я не рекомендую вам делать ни при каких обстоятельствах, — просто назовите их «волшебным народцем», или «эльфами», или «гномами», или «троллями». Ничего по-настоящему плохого они вам сделать не смогут, зато вполне способны устроить кучу мелких неприятностей!

Громко, резко рассмеявшись, она повернулась к двери, но снова остановилась.

— Ваш плащ… Вы забыли его в лесу. Я позабочусь, чтобы он был вычищен как следует. А теперь ложитесь спать.

И она вышла, плотно закрыв за собой дверь и оставив Ройбена с множеством незаданных вопросов.

12

В доме стоял греющий душу гул, неизменно сопровождающий деловитое перемещение и общение множества людей.

Тибо и Стюарт наряжали огромную елку и заставили Ройбена помогать им. Тибо, одетый, как обычно, в костюм при галстуке, со своим морщинистым лицом и кустистыми бровями, походил на школьного учителя. Стюарт в обрезанных до середины икр джинсах и футболке сидел на верхней ступеньке скрипучей лестницы и напоминал мускулистого херувима.

Тибо включил записи старых английских рождественских хоралов в исполнении хора кембриджского колледжа Святого Иоанна, и в зале звучала чарующая и умиротворяющая музыка.

На ветках большого дерева уже разместили прихотливые светящиеся гирлянды, и теперь оставалось развесить бесчисленные золотые и серебряные яблоки, маленькие, почти невесомые украшения, красиво сверкавшие среди густых зеленых иголок. Тут и там висели на ниточках пряничные человечки и домики, распространявшие густой запах имбиря.

Стюарт, да и Ройбен, что греха таить, порывались съесть хотя бы по одному, но Тибо строго запретил даже думать об этом. Лиза собственноручно украсила каждую праздничную фигурку, и их могло не хватить для праздника. «Мальчики должны уметь себя вести», — сказал он.

С верхушки елки глядел элегантный Святой Николай с изможденным, но все же доброжелательным выражением фарфорового лица, облаченный в светло-зеленую бархатную мантию. И все ветви, от низу до самого верха, были припудрены какой-то синтетической золотой пыльцой. В целом же зрелище потрясало своим великолепием.

Стюарт, пребывавший в своем обычном безоблачном настроении, непрерывно улыбался, то и дело заливался смехом, отчего его веснушки сразу делались заметнее, и объяснял Ройбену, что тот может пригласить на рождественский праздник «всех на свете» — и монахинь из школы, где он учился, и всех друзей, и медсестер, с которыми познакомился в больнице.

Тибо вызвался помочь Ройбену с приглашениями тех, кто почему-то оказался забыт, но Ройбен уже исправил свое упущение — днем раньше Феликс постучал к нему в дверь и предложил свою помощь. Было сделано множество телефонных звонков. Редактор «Сан-Франциско обсервера» пообещала привезти всю редакцию. Собрались приехать и трое однокашников из колледжа, и родственники из Хиллсборо, уже летел из Рио-де-Жанейро брат Грейс, дядя Том, со своей красавицей женой Хелен — обоим не терпелось увидеть этот легендарный дом. Решила пуститься в странствие даже Джози, старшая сестра Фила, жившая в доме престарелых в Пасадене. Ройбен всегда любил тетю Джози. Джим сообщил, что возьмет с собой несколько человек из своего прихода, а также несколько волонтеров, регулярно помогавших ему готовить супы для благотворительных обедов.

Бурная деятельность кипела по всему дому. Нанятые официанты под командованием Лизы раскладывали на гигантском столе сотни серебряных столовых приборов, Гэлтон со своими людьми возились на заднем дворе, освобождая за домом прислуги место, куда в день праздника приедут грузовики-рефрижераторы. Кучка подростков, которыми командовали Жан-Пьер и, естественно, Лиза — Лиза отвечала за все, — украшали все двери и окна внутри дома свежими гирляндами.

В маленьком доме такое количество зелени показалось бы неуместным, но в этих просторных комнатах и залах было в самый раз. В подсвечники вставили толстые красные свечи, Фрэнк Вэндовер привез большую картонную коробку со старинными викторианскими деревянными игрушками, которые ближе к концу праздника предстояло положить под елку.

Все это Ройбену очень нравилось. Веселая суета не только отвлекала от забот, но и повышала настроение. Когда же мимо проходили Хедди или Жан-Пьер, он старался не рассматривать их и не пытаться отыскать на глаз признаки той природы, которая объединяла их с несгибаемой Лизой.

А снаружи непрерывно звучал нестройный хор пил и молотков.

Что касается Феликса, он покинул имение еще до полудня, чтобы слетать в Лос-Анджелес и решить там последние вопросы насчет артистов и других ряженых, которым предстоит работать на рождественском фестивале в Нидеке или здесь, в имении, на приеме по случаю завершения фестиваля. На обратном пути он должен был задержаться в Сан-Франциско и проверить, в каком состоянии собранные им взрослый хор и оркестр.

Маргон отправился встретить прилетающий из Австрии детский хор, который тоже должен был выступать во время приема. За это детям пообещали недельную экскурсию по Америке. Ну а после того, как их благополучно разместят в гостиницах на побережье, покончив с этими делами, он собирался заказать доставку горючего для жаровен, возле которых гости будут греться на улице, — во всяком случае так сказали Ройбену и Стюарту.

Фрэнк и Сергей — очень крупные и сильные люди — таскали из подвальных кладовых коробки с фарфоровой посудой, столовым серебром и другими необходимыми вещами. Фрэнк, как всегда, красовался в рубашке-поло и свежих тщательно отглаженных джинсах; каждое его движение, когда он что-то поднимал, нес, ставил или передавал кому-то, было осияно голливудским блеском. Сергей, настоящий гигант с непокорной шапкой белокурых волос, потел в мятой джинсовой рубашке. Судя по выражению лица, ему все это давно надоело, тем не менее он сохранял свою обычную доброжелательность.

Отряд профессиональных горничных инспектировал все дополнительные ванные и уборные в коридорах второго этажа, чтобы убедиться, что они идеально готовы к наплыву гостей. В воскресенье горничным предстояло дежурить возле этих помещений и направлять туда страждущих.

Каждые двадцать минут в двери звонили рассыльные; вокруг дома, терпеливо снося моросящий дождь, уже бродили несколько репортеров, наперебой фотографировавших статуи вертепа и кипучую деятельность по приготовлению к банкету.

Все происходившее в доме и вокруг него приятно будоражило и одновременно успокаивало нервы — тем более что и Феликс, и Маргон были недоступны для любых вопросов.

— Так будет всю неделю, — небрежно бросил Тибо, протягивая Ройбену несколько украшений, которые достал из коробки. — А началось еще вчера.

В конце концов они все же сделали перерыв и отправились для позднего ленча в оранжерею, единственное место, оставшееся не затронутым подготовкой к празднику — цветущие тропические растения ну никак не соответствовали духу Рождества.

Лиза подала тарелки со свежайшей вырезкой и большими цельными картофелинами, обильно сдобренными сливочным маслом и сметаной, поставила миски с дымящейся морковью и цукини и свежеиспеченный хлеб. Развернув салфетку, она ловко положила ее Стюарту на колени. С Ройбеном она, несомненно, проделала бы то же самое, если бы он предоставил ей такую возможность. Ройбену она налила кофе, положив в чашку две порции подсластителя, Тибо — вина, а Сергею — пива.

Ройбен ощущал в ней какую-то мягкость, которой не замечал прежде, но ее движения все же оставались странноватыми. Да еще совсем недавно он случайно увидел, как она, ни за что не держась, взлетела по пяти ступенькам стремянки, чтобы стереть какую-то соринку с оконного стекла.