Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

— Быть может, это уже произошло и пришелец разрушил наши представления о мире, — вполголоса заметил доктор.

— Если даже так, то взамен он даст нам нечто лучшее, более совершенное, — сказал профессор.

— Относительно излучений, — продолжал синьор Джедевани, — так я думаю, что все очень просто. Если части машины выделяют их, то в любой случай существует такой экран, панцирь, который их глушит, даже если их эмиссионное напряжение эквивалентно напряжению тела под давлением в шестнадцать триллионов атмосфер при температуре десять миллионов градусов, то есть звезд, высылающих такое излучение.

— А какова же толщина такого панциря? — спросил профессор.

— Около трехсот метров слоя свинца.

Изумление окружающих было неописуемым.

— Так мы здесь сидим на вулкане! — воскликнул доктор. — Может, все мы давно спятили под влиянием этих лучей. Смешно!

— Я не говорю, что такое напряжение существует, это максимум. Но ведь машина не может создавать такие давления или такие температуры…

— А вы-то откуда знаете?

— И вы еще спрашиваете, господин инженер? Только давление от излучения тела с такой температурой повалило бы все в радиусе нескольких километров… А у нас, хвала Богу, все стоит… — Он постучал согнутым пальцем по столу.

Профессор Уиддлтон не выдержал.

— Вы приехали сюда не для того, чтобы по дереву стучать, дорогой синьор Джедевани, — сладко проворковал он. — Каковы ваши предложения?

— Я хочу знать, чего вы хотеть?

— Разве неясно? Я хочу поставить эксперимент, предложенный доктором.

— И в чем же он состоит?

— Вы что, памяти лишились? Мы будем воздействовать на машину марсианской атмосферой…

— Зачем?

— Чтобы машина вернулась к норме.

— А откуда вы знать, как эта норма проявляется?

У меня несколько секунд усиленно пульсировала кровь в висках. Я заметил, что у всех немного покраснели лица — надулись жилы на лбу.

Неожиданно мы ощутили толчок, из окна на нижнем этаже вылетело стекло. Все умолкли.

Потом двери распахнулись, и какое-то существо, ошалевшее от ужаса, с пеной на губах влетело в библиотеку.

— В чем дело, Бэрк?! — воскликнул профессор. — Вы пьяны?

— Спасите, профессор! Он идет сюда! Идет сюда! — заорал шофер, лицо которого от страха превратилось в пепельно-серую маску.

— Кто? Вы рехнулись?

В этот момент в зал вбежал инженер.

По лицу у него текла кровь, весь он был покрыт пылью и штукатуркой.

— Господа, внимание, он вырвался! — тяжело дыша, крикнул он.

— Что, где, как? — повскакивали все с кресел.

Я успел заметить, как синьор Джедевани подбежал к окну, что-то крича, и в этот момент прогремел стальной голос, моментально обративший хаос в тишину.

— Трусы!

Это крикнул профессор. Его тщедушная фигурка как бы выросла. Сверкая глазами, он стоял, склонившись над столом и крепко опираясь о него.

— Немедленно успокойтесь! Господин инженер, что случилось?

— Машина вышла из камеры — не знаю, как ей удалось. Я был внизу, электрометр у дверей показал сильнейшее излучение, которое увеличивалось скачками с двенадцатисекундными интервалами. Тогда я пошел на первый этаж, чтобы проверить, регистрируется ли излучение на потолке камеры, и тут почувствовал толчок, который бросил меня на пол. Приборы разбились…

В этот момент со двора — а может, со стороны фасада — донесся дикий крик, ударивший нам в уши так, что все вздрогнули и повернулись к окнам. Крик повторился, раздался сдавленный хрип, который перешел в нечленораздельное бормотание — и все стихло.

— Мы бессильны чем-либо помочь, — медленно и тяжело цедил слова профессор. — Мы не знаем его возможностей, не знаем, как защищаться, мы можем только советовать.

— Но мы же тут сгинем! Нет, я уезжаю, — прошипел Джедевани.

— Извольте. Двери открыты, я никого не задерживаю, мое место здесь, даже если мне суждено погибнуть на половине фразы. — Лицо профессора было словно высечено из камня.

Да! Это был могучий старик!

Джедевани повалился на стул.

— Как он вышел, куда? И что делает? — спросил профессор.

— Не знаю, не видел. Может, Бэрк скажет? — бормотал инженер, силы которого были на исходе. Он тяжело опустился на стул и с трудом дышал, вытирая платком со лба и волос кровь, смешанную с побелкой.

Бэрк, нашедший убежище между двумя библиотечными шкафами, был извлечен оттуда доктором, который медленно и флегматично достал из нагрудного кармашка футляр, отыскал ампулу сердечного средства и сделал огромному, трясущемуся мужчине укол. Затем убрал шприц и обратился к профессору:

— Если так пойдет и дальше, то скоро у меня кончатся ампулы. Такой эпидемии я не предвидел.

Он старался выдерживать шутливый тон. Профессор пожал плечами — теперь мне показалось, что его болтливость и рассеянность были лишь маской, за которой скрывался дьявольски твердый и крепкий стержень. Словно ядрышко в скорлупе ореха.

— Говорите, Бэрк, что вы видели?

— Господин профессор, а он сюда не придет? — Шофер все еще дрожал.

— Нет! Да говорите же, чертов осел!

— Я стоял у лифта, вдруг вижу какую-то вспышку, словно небесный огонь, гляжу — там, где были двери, только пыль, да такая, будто потолок обвалился, и из этой пыли выдвигается…

Он затрясся, лицо побледнело.

— Ну что? Что вы видели?

Все стояли вокруг напряженные, бледные. Профессор наклонил голову, и его черные глаза горели, казалось, каким-то бессмертным огнем. В этот момент я подумал, что даже марсианин не выдержал бы такого взгляда.

— Огромная черная сахарная голова медленно плыла, а перед ней и за ней извивались в воздухе странные змеи, словно щупальца. Она двигалась, раскачиваясь из стороны в сторону, и один раз даже ударилась о колонну. Я почувствовал толчок.

— Так вот что это было. Значит, дверь он не вырвал, — шепнул мне Финк.

— Гляжу: кирпичи летят, ноги мои сами оторвались от пола, и я влетел в лифт, слава Богу, он еще действовал, — докончил шофер, испуганно оглядываясь на дверь.

— Черт возьми, сахарная голова, от которой приходится бежать… — начал кто-то у меня за спиной.

В этот момент воздух в зале взорвал единый крик.

Немного потемнело, через окно я увидел плотные клубы пара.

— Пруд кипит, — раздался чей-то голос.

Действительно, вода в пруду кипела и взвивалась небольшими смерчиками, которые тут же сливались воедино. Так продолжалось минут пять и прекратилось так же быстро, как и началось.

— Мне кажется, я понимаю: машина частично пришла в норму, но не совсем. Говоря по-нашему, она как бы пьяна, отсюда удар о колонну, отсюда раскачивание, отсюда же, похоже, этот спектакль. — Профессор говорил медленно, потирая рукой лоб. — Хм, по-видимому, она приспособилась к нашей атмосфере… Господа…