Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина

с ребенком есть столь явно демоническая тенденция, что она крайне опасна для существа религии и церкви, если только содержится в ее принципах. Победоносцев с сердцем и далеким, проницательным умом; он полон жажды мира; и знает, что до времени скрывающиеся под водою камни обнаруживаются в полую воду. Религия и церковь вся держится на твердынях родительских чувств; и противополагать их, – повторяю, не столько для них, сколько для существа церкви, существенно опасно. Конечно, моих детей я никогда не брошу, не пойду «в путь века сего»; но что косвенно, через переименование их в «Николаевых» и «Александровых», когда они по плоти «Розановы», мне как бы подсказывается: «брось их», «брось любящую тебя жену», самоотверженную, трудящуюся, – потому что «записанная за тобою» гуляет на стороне: повторяю, это, не потрясая любви моей и сознания долга, косвенно и отдаленно тревожит фундамент церкви. Приписать детей в мой формуляр – это формальность, которая кровного ущерба никому не приносит; от Сусловой у меня не было детей; она сама ко мне никогда не вернется; пользоваться проституцией, мне предлагаемой «обычаями», дозволенною «законами» и терпимою церковью, – я не хочу; а следовательно, и церковь имеет долг «помочь в субботу вылезти из ямы впавшему в нее»[266]; т. е. она имеет долг сказать: живи брачно, не грязнись в проституции и не отрицайся детей своих. Это круг понятий, довольно ясный и существенно небесный, Божеский. Мне было бы все-таки отрадно, если бы Вы хотя переслали мои два письма, – которые я Вам дал, и это – К[онстантину] Петровичу. Он с сердцем человек, в нашу пору уже единственный (или из немногих) по проницанию. Вы же написали о детях один исход, указанный юрисконсультом: «Можете Вы лично обратиться в суд с просьбою об усыновлении детей – и возможен случай, что суд просто забудет опросить и жену Вашу, согласна ли она на запись в формуляр Ваших детей». Вот эту забывчивость Конст. Петрович мог бы внушить суду; и судьба детей моих могла быть устроена. Несколько строк частного письма – и «впавший в яму в субботний день» был бы вытащен.

Глубоко преданный Вам

В. Розанов.

В. В. Розанов – А. Г. Достоевской // Минувшее. Вып. 9. С. 280–281.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Памятуя о часе смертном, могущем внезапно постигнуть меня, и находясь в здравом уме и твердой памяти, я, Коллежский советник Василий Васильевич Розанов, сего тысяча восемьсот девяносто восьмого года июня шестого дня, признал за благо изложить волю свою относительно имеющего остаться по смерти моей имущества, а посему настоящим завещанием моим определяю:

1. От каких-либо прав наследования имущества моего или права распоряжения имеющим остаться от меня напечатанным или рукописными моими сочинениями я безусловно удаляю именующуюся женою моею, т. е. со мной в 1880 году обвенчанную, но с 1886 года со мною не живущую, Аполлинарию Прокофьевну, урожденную Суслову.

2. Основаниями, как юридическими, так и особливо для меня важными нравственными, такового моего распоряжения служат следующие обстоятельства: а) то, что означенная Аполлинария Прокофьевна не имеет детей; б) то, что она уже имеет обеспечение в недвижимой собственности, доставшейся ей от отца ее, Прокофия Григорьевича Суслова, и заключающейся в двухэтажном деревянном доме, в Нижнем Новгороде, по Большой Солдатской улице; в) то, что вся принадлежащая мне собственность, составляющая предмет настоящего моего завещания, есть плод единоличного труда моего и не заключает в себе имущества родового, наследственного, полученного в виде приданого или созданного совместным трудом; г) безвинность моя в фактическом расторжении брака с означенною Аполлинарией Прокофьевной, чего свидетелями могут служить мои сослуживцы в Брянской, ныне закрытой, прогимназии и, далее, ее же, Аполлинарии Прокофьевны, письма, полученные мною от нее в ответ на просьбы мои вернуться ко мне на сожительство, ее прошение на Высочайшее имя, а позднее повторенное уже в 1897 году ходатайство перед Нижегородским Полицмейстером о выдаче отдельного от мужа и бессрочного паспорта на жительство, из каковых последнее ходатайство, вследствие выраженного мною письменного согласия на выдачу такового паспорта, было удовлетворено; и она живет так по бессрочной паспортной книжке, выданной ей Нижегородским Полицмейстером от 9 июля 1897 года за № 393. В силу совокупности этих данных я считаю и объявляю означенную Аполлинарию Прокофьевну совершенно мне чуждою и не имеющей никаких прав вмешательства в мое имущество и в мои дела после моей смерти…

В. В. Розанов. Завещание 1898 г. // ОРГБ. Ф. 249. Карт. 5. Д. 9.

…С разрушением, и по доказуемой свидетелями не моей вине, реального супружества я считал и считаю умершим мой первый брак вполне, вместе и с венчанием, и супругу – мою первую умершую же в супружеских и в отношении ко мне чертах, и еще существующею лишь в чертах гражданских и до моего супружества не относящихся…

В. В. Розанов. Духовное завещание 1899 г. // Розанов В. В. О себе и жизни своей. С. 706.

Глубокоуважаемая Надежда Прокофьевна!

Так много лет прошло со времени наших кратких встреч, лично приятных, а позднее и неприятных; но так тяжело было для меня то время, что жесткость, пусть – грубость одного моего письма к Вам имеет если не извинение, то объяснение в чрезвычайности обстоятельств, в каких я находился. Все же раньше других слов хочу попросить у Вас, и не для проформы одной, но чистосердечно, прощения. Да будет забыто все прошлое, тяжелое, тяжелый сон 1-й половины моей жизни.

Прошло 18 лет с тех пор[267], и хоть встревожилась моя душа при этом письме к Вам, но ведь прошла целая эпоха времени, и я уже не тот, что прежде, горячий и неопытный учитель гимназии, бестактный и неуклюжий во всяком своем шаге. Все во мне состарилось и, думаю, все смягчилось. Еще раз – за прежнее простите.

Если Вас не затруднит, не откажите мне сообщить адрес сестры Вашей, а моей жены Аполлинарии Прокофьевны. Мне сообщили из Нижнего, что там она продала свой дом и затем уехала в Крым к Вам, но затем будто бы, проживя несколько лет, и от Вас уехала. Вечно мятущаяся ее душа. Нигде и ни в чем ей не было успокоения. Просьба эта очень важна; мне нужно ее попросить об одном важном деле, деле только милосердия и доброты, и притом не связанном для нее ни с каким ущербом или даже неудобством. В случае, если она за границею и Вы с нею в переписке, то это все равно, нужно только знать последний Вам известный ее адрес.

Ну, пошли Вам Бог здоровья и мирной жизни, так заслуженной. С глубоким уважением остаюсь В. Розанов.

Адрес мой: